Титановый бардак (СИ) - Номен Квинтус. Страница 25

— Это что, наши предки идиотами были? Ведь там до войны успели сколько миллионов кубометров земли перелопатить! В буквальном смысле слова, ведь всё рыли лопатами и землю тачками таскали…

— Нет, идиотами они явно не были, — ответил ей Вася, — они просто не умели в поворотно-лопастные турбины. А мы умеем, так что Сашина идея мне нравится.

— Мне тоже, — ответил геолог, — но, вероятно, меньше чем тебе. Я карту нарисовал, пока еще примерную — и получается, что на весь каскад нужно будет дамб по берегам насыпать километров тридцать. Это для высоких плотин только, да еще кое-где берега все же придется гидроизолировать. Последнее, конечно, вообще мелочь по сравнению с дамбами…

— Дамбы, как я понимаю, тоже мелочь: в Боровно мужики этих дамб, причем пятиметровой высоты, под десять километров насыпали за год. И именно что лопатами и тачками. И мы насыпем…

— Десятиметровой высоты насыпали. Но они дамбы из песка строили, здесь такие не подойдут…

— А мне очень нужно много электричества! — заявила Ира, — причем чем скорее, тем лучше!

— Раз уж сами мы себе больше электричества сделать не можем, то нужно его просто купить… у буржуев, например, — заметила Оля, усаживаясь за стол.

— Так что давайте выпьем за Петруху, который нам денежку на всё полезное таскает! — провозгласил разливший бутылку по рюмкам Вася. — И за то, чтобы он и на нормальную электростанцию денег нарыл!

В самом начале августа Аня изготовила для Петра несколько фотохромных стекол, что само по себе оказалось очень непросто. Однако оказалось, что сделать из этого стекла линзы для очков гораздо труднее. Настолько труднее, что в СССР имелся единственный завод, где такие линзы делались, и работало на этом заводе аж восемьдесят человек, а производила эта толпа профессиональных оптиков примерно тысячу очков в год…

Правда для той фабрики уже было заказано новенькое (совершенно германское) оборудование и даже главного инженера из Германии выписали — однако «по плану» обновленный завод в Витебске предполагалось запустить году так в тридцатом, поэтому молодая женщина-химик (если её кто-то называл «химичкой», то рисковал получить половником по лбу) просто «продублировала» через Семашко витебский заказ, а специалистов (с подачи Бредиса, который «по старой работе» был немного в курсе) набрала из «временно безработных» оптиков с Обуховского завода. Там-то оптическое производство после революции так и не смогло пока возродиться…

А денежку зарабатывать на оплату не сильно дешевого оборудования ударными темпами стал Володя Сердобин. «Заметку про вашего мальчика», написанную Семашко, в Европе заметили, причем, как ехидно отметила Гюльчатай, по причине упоминания в ней гонококков. Вероятно из-за этого даже высокая цена (буржуям препарат предлагался по двадцать рублей за флакончик с сорока четьвертьграммовыми таблетками — то есть за один «полный противотифозный курс») покупателей не отпугивала, лаборатория не успевала удовлетворять даже небольшую часть зарубежных заказов и производство «ядовитого химиката» было вынесено на отдельную фабрику. Володя на фабрике развернулся во всю свою «технологическую мощь»: в сутки он (вместе с примерно десятком специально подобранных выпускников разных химических институтов) выпускал по десять килограмм препарата.

Немного больше десяти, но Гуля поставила перед ним задачу «обеспечить внутренний запас в два миллиона полных курсов до конца года», так что за границу поступала хотя и большая часть продукции, но все же не вся. И всем было ужасно жалко «упущенной выгоды», поэтому Володя усиленно строил еще и фабрику по изготовлению стирола, правда в месте, для этого «не самом удобном»: от Боровичей по прямой до берега озера Короможа, где шла стройка, было больше сорока километров, но именно там Саша нашел весьма значительное месторождение пирита. А пирит — это серная кислота, которая, по словам химиков, была «кровью современной химии»…

А что до расстояния — так расстояния правильнее считать не в километрах, а в часах и минутах пути. Довольно небольшую часть «шведской» выручки Егор потратил на приобретение у тех же шведов стального железнодорожного моста, строящегося сейчас через Мсту. Причем новый арочный мост строился, как и «старый», по проекту Белолюбского, с той лишь разницей, что все фермы делались сварными, а вместо клепок фермы соединялись друг с другом на болтах. Ну и сталь была выбрана «получше», благо у шведов было из чего выбирать. В результате мост, как специально пересчитала Ира, мог легко выдерживать даже проход эшелона с девяностотонными вагонами, но пока что самые тяжелые вагоны делались на двадцать шесть тонн вместе с грузом.

В планах было железную дорогу протянуть к новому химзаводу, но это были пока лишь планы — так что закупаемое в Швеции оборудование с изрядными трудностями перетаскивали на стройку в основном гужевым транспортом. И закупалось оно в Швеции лишь потому, что шведов вообще не интересовало, зачем такое оборудование нужно. Германцы же, которые изготовили бы его гораздо лучше, могли — по мнению Ани — сделать из предоставленных чертежей определенные выводы, и потому их было решено «оставить в неведении».

А вот станки для нового (точнее, быстро «модернизируемого до основания») механического завода закупались исключительно в Бельгии, причем по очень даже «щадящей» цене.

То есть «по документам» цена была скорее неоправданно высокой, однако бельгийские капиталисты были умными не только по части машиностроения. И деньги умели не только зарабатывать, но и со вкусом тратить — а чтобы тратить их именно с удовольствием, желательно в этот момент быть здоровым. А тот же метилурацил заметно ускоряет регенерацию тканей при травмах. Вроде бы ускоряет.

Правда когда Аня услышала, как бельгийцы проверяли этот эффект, она предложила бельгийцам вообще никаких лекарств не продавать, но Валя сказал, что «нам на негров в нашей ситуации необходимо… безразличность проявить, пока что деньги важнее», а затем и Валера что-то жене на ушко прошептал — и она «забрала свои слова обратно», так что почти половину стоимости станков оплачивала совершенно американская компания, торгующая в Европе очень недешевыми лекарствами…

А Ира — спустя год после перемещения — внезапно поинтересовалась у Ани, откуда та, сама себя называющая «металлохимиком», так хорошо в фармакопее разбирается.

— Вообще-то у меня специализация была по тонкой очистке веществ. И последнюю курсовую я делала под Самарой: там как раз фармзавод обратился к нам с импортозамещением помочь. В частности, они стирол получали из бандеростана, а когда перешли на отечественное сырье, у них массовый брак пошел. Вот я и познакомилась с продуктами, которые на той фабрике выпускали. Не со всеми, конечно, но кое-что запомнила. Еще в Ставрополе свою методику очистки немного повнедряла…

— А что, в бандеростане стирол лучше нашего делали?

— Как ни странно, но наш оказался просто идеальным по чистоте и старые технологии переработки просто этого не учитывали, они под технический были заточены. Ну а мне пришлось тогда по всей технологической цепочке пройтись чтобы понять, откуда и какая грязь прёт… Тогда все мои инновации свелись к тому, чтобы специально в сырье примеси подсыпать, которые подавляли побочные, но заранее учтенные в техпроцессе реакции.

— Ну, с левомицетином нам повезло. А остальное?

— Как делать аспирин из фенола, Байер еще в девятнадцатом веке придумал и все подробно расписал, я же только продвинутую технологию очистки сырья применила. Ведь фенолят натрия — металлоорганика, то есть мне по специальности получается. А все прочее, что сделала — там химия простая, народ просто не в курсе, что это лекарство. По большому счёту с фармакопеей у меня отношения сложные и как большинство необходимых лекарств делать я и понятия не имею. Но у Гули, как у хорошего полевого врача, фармсправочник с собой имелся, со структурными формулами почти всех химических медикаментов, так что глядишь — и местные химики-органики их воспроизведут в обозримое время. А я все что могла, уже в этой части сделала.