Мала и Инквизитор. Как избежать костра (СИ) - Вин Милена. Страница 7

— Перестань, — прорычал хрипло, сжимая кожу на узкой талии, не придавая особого значения тому, что Мала кривится, должно быть, от боли. — Просто… останови это. Убери свое колдовство. Избавишь от помутнения, и я уйду. Не буду гоняться и искать. Забуду тебя, ведьма, потому что у меня больше нет сил выносить твое присутствие.

— Да я бы с радостью, знаешь ли… Но я не имею ни малейшего понятия, как облегчить твою нелегкую участь.

Неожиданное откровение придавило меня холодным гигантским валуном. Я даже оторопел, на какой-то миг выскользнув из-под влияния порочных мыслей и желаний.

Она говорила с легкой издевкой, но достаточно искренне, чтобы я поверил ее словам.

Не сможет. Она не сможет освободить меня.

И что, теперь я всю жизнь буду рабом ее прихотей? Всю жизнь таскаться за ней и терпеть влияние связи? Подавлять жажду убить, тесно переплетенную с жаждой обладания ее телом?

Отказаться от своей сути, чтобы прислуживать одной из тех, кого с юношества истреблял?

Да черта с два!

— Придумай что-нибудь, — выпалил нетерпеливо, вновь ощутив, как остатки благоразумия захватывает что-то поистине сильное, тяжелое и темное. Меня снова жестоко поставили на грань — с каждым разом балансировать на ней становится все сложнее и сложнее. — Так не должно продолжаться вечно.

— Не должно, конечно, — Мала согласно качнула головой с абсолютно серьезным выражением лица. И я бы дал себя обмануть этими эмоциями, если бы не улавливал, как рокочет ее хлипкое сердечко и как на дне ярко-синих глаз плещется чудовищных размеров волнение. — Но, признаться честно, мне очень нравится наблюдать за тобой. За таким тобой.

Робкая улыбка преобразила ее лицо, ладошки, сжимающие мои плечи, заметно задрожали.

Говорит одно — столь дерзкие слова — а чувствует лишь страх да какую-то толику вожделения. Полна противоречий, как и я. Но для нее все это игра. Для меня же — тошнотворное испытание.

Новая волна гнева и похоти ударила по сознанию, и я рывком приблизил ведьму к себе, вынуждая ее вытянуть руки, которыми она тут же обвила шею. Сердце ее буквально завопило, но внешне она никак не показала, что взволнована.

Все потеряно. Ближе уже некуда.

— Ты играешь с огнем, — последнее предупреждение, и я медленно уничтожаю оставшиеся между нашими лицами крохи, касаюсь губами щеки, на мгновение задерживаюсь, воровато втягивая ее аромат.

Какой же он… одуряющий.

— Я всегда с ним играла. Ты же знаешь.

Теплое дыхание мягко касается кожи шеи, и у меня внутри все переворачивается за одну секунду. Тандем злости и страсти застилает взор.

— Что ж… — резко хватаю ее за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Тогда тебе пора принять последствия.

И жадно впиваюсь в долго манящие губы.

Аромат ее тела и крови моментально усилился, проникая внутрь, сжимая сердце до ноющей боли. Мысли беспорядочно забились в голове, и одна из них гласила, что мне следует немедленно остановиться, перестать делать то, чего она желает. Чего желаю я — против своей воли.

Но стоило ей с той же жадностью, с тем же опаляющим аппетитом ответить на поцелуй, как все мысли потухли, и все, на что я оказался способен, — это вжать сухие горячие ладони ей в спину, мечтая слиться. Сейчас. Немедля.

Все тело болело и горело, требовало ее внимания, ее ласк. Только ее.

Безжалостная колдунья. Она уничтожила мой разум в пух и прах. Целовала смело, требовательно. Разомкнув губы, впустила в себя язык и, вытянувшись в моих руках, вжалась в меня дрожащей грудью.

Из горла рвался стон, но воздуха не хватало, он сгорал между нами под давлением алчной обоюдной тяги.

Она вкусная. Боже, какая же она вкусная. Сладкая, как шоколад, и нежная. Я с готовностью терзал бы эти губы бесконечно долго, с упоением слушал бы пробивающиеся через поцелуй постанывания, ощущал бы с огромным удовольствием жар ее рук, всего тела…

Входил бы в нее часто, властно, чтобы дать осознать, сколько эмоций и беспредельных чувств кипит во мне. Нетерпение, похоть, ненависть и…

Но она вдруг вздрогнула, напряглась уже не от сладости момента, а от боли — я почувствовал, как она ударила по ее телу и огненными мурашками скопилась в животе.

Меня моментально прошибло пониманием. Рука, сползшая со спины на талию, нащупала раненое место, тотчас став влажной и склизкой от крови. Резко отстранился, и жажда, всего миг назад давящая на сознание, сменилась чувством вины и беспокойством.

— Я не хотел, — говорю, испытывая теперь желание поймать ее взгляд и понять, злится она, ненавидит, винит ли меня в случившемся.

Но голова была опущена, алые пряди лежали на плечах, и я видел только, что ее лицо пылало огнем стыда. Зажимая ладошкой кровоточащую рану, она стискивала зубы и не шевелилась. То ли от бессилия, то ли по иной неизвестной мне причине.

— Сейчас. — Перестав стоять истуканом, мысленно дав себе мощную оплеуху, которая, к слову, на какое-то время помогла избежать наваждения, я схватил с тумбы приготовленные заранее куски чистой материи. — Нужно перевязать.

— Я сама, — шикнула и выхватила из рук ткань, как только я приблизился. Непонятно, или в самом деле злилась — на себя и на меня одновременно, — или всего лишь была раздражена, схваченная в капкан недомогания. — Уйди.

Мне показалось, что я повинуюсь. Что я обязан был повиноваться. Ведь она приказала мне. Ведьма, что околдовала, отдала приказ, и я должен был выполнить его беспрекословно.

Но я не сдвинулся с места. Не было ни намека на присутствие тех стальных цепей, которые она дергала, чтобы управлять мной. Которые вынуждали отстраняться, когда нужно, и подходить безумно близко, когда требовалось.

Она сказала уйти, но было ли наполнено это слово силой?

— У тебя руки дрожат, — как можно бесстрастнее заметил я. — Испоганишь все. Я же тебя знаю: у тебя и колдовство шалит, и руки не из того места растут.

Наконец-то хоть что-то вынудило ее поднять глаза. Пусть она и смотрела с возмущением и гневом, ее внимание в любом своем проявлении оказывалось приятным и желанным.

Ведьма открыла рот, явно собираясь ударить по мне последствиями моих небрежных слов, но я не дал ей этого сделать, быстро взяв на руки. Покрасневшие от поцелуя губы сжались в узкую линию, выражая острое недовольство, брови нахмурились, а пальцы крепко стиснули куски ткани.

Она молчала, сильнее пунцовея под моим внимательным взглядом. А я, с поразительной легкостью обретя власть над собственными чувствами, но еще улавливая сладкое притяжение, понес ее в спальню.

Нужно было помочь ей. Избавить от боли раз и навсегда.

Я четко понимал это, словно сохранность ее жизни стала для меня первостепенной задачей.

Это было так же важно, как когда-то для моего внутреннего охотника было важно уничтожить всех нечестивых.

Всех, включая меня.

Глава 8. Мала

Я смотрела на него, затаив дыхание.

Не до конца принимала это, но он меня… возбуждал.

Да, все его слова, действия, внимание действовали мне на нервы и в то же время влияли так, как еще никто и ничто не влияли. Все внутри кипело и сотрясалось всего лишь от одного долгого внимательного взгляда. Изумруды его глаз пару мгновений назад горели необузданной страстью, и в какой-то момент я осознала, что не смогу перед ней устоять, поддамся, сдамся, позволю ему сделать со мной все, что он пожелает. Я словно сама оказалась под действием чар.

Под действием мощных, мужских чар.

Боль ушла ненадолго, я ничего не замечала, кроме запахов можжевельника и трав, которыми был пропитан дом и все тело охотника. Ничего не чувствовала, кроме жара его сильных рук и теплых, пахнущих мятой губ, кусающих, впивающихся, терзающих до потери рассудка. Не слышала ничего, кроме его дыхания, оказывающего какое-то дурное, гипнотическое влияние. Слушать и осознавать, что он дышит так из-за меня, из-за чувств, которые испытывает ко мне, было… сладко и приятно.