Затерянные во времени (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein". Страница 7

- Не знаю. Он мне не сказал. Злится, по-моему.

- Почему на этот раз?

- На этот? – Ричард обиженно посмотрел на друга. – Он ещё с того раза не отошёл. Как будто драка с губернатором так уж сильно может повлиять на дипломатическую миссию.

- Ричард, не хочу тебя расстраивать, но…

- Да брось, Дезмонд, если бы они хотели к нам присоединиться, то сделали бы это, несмотря на то, спал я с его женой или нет!

- Всё. Молчу. – Дезмонд примирительно поднял руки и встал. – Пойду выясню, что там случилось.

- Ага. Спроси заодно, когда мне можно будет показаться ему на глаза.

Дезмонд хмыкнул и, ничего не ответив, направился в сторону центрального корпуса.

***

Кабинет Аэция изменился за прошедшие две сотни лет так же, как и вся планета. Стол, правда, остался стоять на месте, как и бесконечные книжные стеллажи. Зато содержимое их было полностью заменено. Аэций любил настоящие книги. Но в этом не было той показушной любви к старине, которую так часто видел Дезмонд в Империи. Он просто их любил. И, как это часто бывало с ним, ему были безразличны прагматика и мода.

Дезмонд усмехнулся, вспомнив, как при первой встрече принял седую прядь в волосах Аэция за дань этой самой моде. Сколько бы он не читал о нём тогда, на самом деле он не знал о магистре ничего.

- Проходи, - Аэций отвлёкся от книги и кивнул ему на диван. Дезмонд опустился напротив и откинулся на спинку, тут же принявшую форму его плеч.

- Что-то случилось? – спросил он.

Аэций осторожно заложил книгу закладкой и опустил на стол. Потом встал и подошёл к окну, явно о чём-то размышляя.

- Помнишь, - сказал он, - я когда-то говорил тебе, что таких как я было больше?

Дезмонд кивнул, мгновенно становясь серьёзным.

Аэций повернулся и, щёлкнув пультом, запечатал дверь за его спиной, а затем опять отвернулся к окну.

- Я помню… Очень смутно. Что нас пытались изгнать. Куда? Не знаю. Возможно туда, откуда мы пришли. Мы знали, что это изгнание станет концом, смертью для нас. Концом чего? Жизни? Не уверен. Мне скорее приходит в голову слово «пути», - он вздохнул и бросил на Дезмонда косой взгляд. – Это трудно, говорить, когда всё, что ты знаешь – как мозаика. Куча осколков и ты, кажется, видишь каждый из них, но никак не можешь сложить их вместе. Но вот что я помню точно. Когда мы поняли, что надежды нет, мы нашли способ передать людям частички своих душ. Эти души должны были воплотиться в потомках тех, кто жил в те дни. И те, кто носил бы их в себе, стали бы нашими детьми… Детьми наших душ. Поэтому Тот, Хозяин, остановил войну. Он понял, что кто-то из наших детей… наших наследников… уже воплотился. Он никогда бы не поднял оружие против любого, кто является частью нас.

Аэций облизнул губы.

- А сейчас их двое, и я чувствую, что воплотился ещё один. И я хочу, чтобы ты нашёл его и привёз сюда.

Дезмонд внимательно смотрел на него. Он не верил ни в души, ни в их переселение. И в то же время он верил Аэцию. Вера и неверие мешались в нём друг с другом, а затем неверие исчезло без следа – потому что Аэцию он готов был поверить во всём.

- Хорошо. Что я должен сделать?

- Я дам тебе координаты планеты. Найди его и приведи сюда. Постарайся убедить его присоединиться к нам.

- Хорошо, - Дезмонд встал. – Это нетрудно. Могу я спросить?

- Конечно.

- Кто ещё два?

Аэций улыбнулся.

- Ричард и ты.

Глава 4. Музыка дождя

Прошло уже больше десяти лет с тех пор, когда Инэрис решилась рассказать Дереку о своём рождении.

Решение далось ей нелегко. А когда она всё же решилась, то поняла сразу, что была права, не желая впутывать Дерека в своё прошлое – Дерек старался понять. Он был мудр по-своему. Мудр для смертного. Но представить, что такое жить среди звёзд и упасть в пыль Земли, оказаться навсегда привязанным к этой бесконечной серой равнине, когда видел небо – этого Дерек понять не мог. Кажется, он решил, что Инэрис какое-то божество. Инэрис не стала спорить, хотя меньше всего она хотела оказаться божеством.

Но хотя Дерек был абсолютно другим, плоть от плоти той планеты, на которой оказалась Инэрис, чем дольше времени она проводила рядом с ним, тем сильнее ей казалось, что она любит его.

Сейчас, спустя двадцать лет, глядя на лицо Дерека, она с трудом могла представить, как вышло так, что они оказались вместе, как решилась она так единожды порвать с тем жалким существованием, которое вела при дворе конунга Готфрида – и в то же время не могла представить, чтобы в её жизни не было Дерека.

Дерек вливался в неё новой силой. Как инвалида учил её жить заново и находить радость в простых вещах – в шорохах дождя, треске костра, журчании воды.

Было время, когда Дерек почти насильно заставлял её закрывать глаза и слушать. Он слишком хорошо знал, что единственным, что ещё трогало Инэрис, стала музыка.

- Это тоже музыка, - говорил Дерек, обнимая её со спины и прислушиваясь вместе с ней. И Инэрис, к своему удивлению, открывала для себя мир, которого не существовало для неё тогда, когда она мерила свои решения тысячами человеческих жизней.

Она всё так же вздрагивала при воспоминании об огненной волне, накрывшей Нимею, но чем дальше - тем сильнее казалось ей, что эта прошлая жизнь была сном, не существовала на самом деле никогда.

Почти десять лет они искали следы народа, сложившего песню, которую Дерек называл колыбельной, а Инэрис – вальсом. У их странствий, до тех пор бессмысленных и бесконечных, теперь появилась цель – но эта цель год от года не становилась ближе ни на шаг.

Дерек показал ей те места, где родился, и те места, о которых рассказывала ему мать. Показал звезду, по которой плыл их корабль, – но когда они наняли собственную лодку и заплыли на ней так далеко, как только позволял парусный ход, то так и не обнаружили никаких островов – только бесконечную гладь моря.

Инэрис понемногу переставала верить. Она начинала понимать то равнодушие, которое владело Дереком, когда он говорил о доме.

- Есть вещи в жизни, которые нам не дано изменить, - говорил он.

Инэрис никогда не думала об этом раньше. Для неё мир был материей, полностью подвластной воле людей. Звёзды, которые казались Дереку вечными, гасли у неё на глазах.

Но время шло, и оставалось только признать, что Дерек прав. Та, кем стала Инэрис теперь, в самом деле должна была подчиняться миру, в котором жила.

Инэрис впервые обнаружила это ещё на заре их странствий, когда они пели при дворе взбалмошного мелкого владетеля в заснеженной Сканзе. Владетель был пьян и ругал музыку, на чём свет стоит, а Инэрис злилась, потому что знала, что Дерек играет много лучше всех тех, кого этот барон мог слышать в своей жизни. Она так и сказала этому мелкому князьку и к своему удивлению обнаружила, что наутро их обоих посадили в колодки.

Это был первый случай, когда Инэрис поругалась с Дереком.

- Надо было его убить! – говорила она.

- И что? – возражал ей Дерек устало. - Нельзя убивать всех, кому ты не нравишься, Ис.

Инэрис была не согласна. И дело тут было не в том, что царьку не понравилась лично она. Дело было в том, что она не понимала, как можно спускать и терпеть обиды. Раньше, когда она была выше всех, смотревших ей вслед, чужое мнение никогда и не трогало её. Теперь же оно оказалось неожиданно обидным, тем более, что касалось человека, который был ей дорог. Однако сам Дерек не считал нужным вступать в спор, и эта бессильная покорность доводила Инэрис до исступления.

Инэрис запомнила этот случай и с тех пор, если видела, что местный король земель склочен и капризен, попросту стояла в стороне, позволяя Дереку самому расплачиваться за своё смирение. От этого было не менее противно, чем если бы саму её заковали в колодки, но и стоять за того, кто не желал защиты, она не хотела.

И теперь, спустя двадцать лет совместных странствий, Дерек продолжал говорить ей, что есть вещи, которые неподвластны им. Инэрис молчала, не желая спорить. Тем более, что в самом деле не могла ничего изменить.