Синкретизм (СИ) - Чернухин Лев. Страница 67
Орхиз — пустынный и каменный, с туземцами, не знающими зла.
Атрёл — такой лохматый, серый и... крайне опасный.
Няша — Вязкий мир. Смесь болот и степей.
Пристань, подземелья, приют...
Приют... Не помню такого. Я здесь не был. Мне не знакомы эти кроватки, стоящие в ряд, эти ребята, прижавшие к стенке блондина. Мальчик... Вот он мне знаком. Может — сейчас это я во сне, проживаю его жизнь, выдумал ему историю... Но зачем я хочу, чтоб меня били?
«Говори!» — сказал высокий парень справа и дал мне поддых.
«Говори!» — повторил за ним пухлый малец.
«Нет!» — слова изо рта доносились глухо, издалека из низины... Высокий голос эхом шел по воздуху, повторяясь и искажаясь.
«Говори!!!» — третий бледный парень, гораздо старше остальных, со всех сил ударил меня в ребра.
«Н-нет!» — на руках кровь. Ее только что не было... Я кашляю кровью?
Нет. Я не кашлял кровью. Я стою над тремя грубиянами, оскорбившими меня. Это их кровь на руках, кулаках и костяшках. Они рыдают, стонут и просят пощады.
«Хватит, мы поняли!»
«Прости!»
«Прошу, стой!»
Из носа подтеки у самого старшего, у парниши потолще — сломаны пальцы.
Третий — с залитой кровью глазницей, рассеченной макушкой.
«Что вы просили сказать?» — смеюсь я. Они мне не ровня, но чем ближе подпустишь, чем больше дашь им контроля, расслабишь — тем легче дать им отпор.
«Ничего!» — заплакали трое.
«Говорите!»
«Вы... вы...»
«Я не слышу!»
«Выродок...»
«Нет, не так, по другому! От меня вы хотели другого!»
«Я... я выродок!» — бледный парень стоял на коленях с руками в мольбе.
«Я выродок, сэр!» — толстый кланялся в ноги.
«Я выродок, брат!» — высокий встал, поклонился.
Я ударил его локтем в подбородок.
«Брат?! Какой я тебе брат?!»
«Сэр, господин, простите... Я выродок, сэр!» — вот он уже точно кашлял кровью.
А я лишь смеялся, смеялся, смеялся...
Меня утянуло в стену, распластало по ней.
Стена, гладкая ровная. Белая. Все вокруг белое.
Посредине вновь я. Уже старше. Это точно я, я это помню... Но разве это было все так?
Я лежу на столе, меня держат за руки. Хотят причинить вред, расчленить, разобрать. Я заложник людей в капюшонах. Они собираются резать, кромсать, изучать.
Каждый орган, каждую каплю крови, каждую мелкую кость и сустав.
Нет, все происходило не так. Я был готов, не связан и прикован к столу. Лишь руки держали, но я смог. Я вырвался, вырвал нож... Убить. В первый раз мне пришлось защищаться до смерти... Один, второй, третий, как учил меня в детстве Евгений. Без раздумий, не мешкая...
Да, все было именно так. Но не во сне. Тут по-иному.
Руки привязаны, ноги в кандалах. Я ору, кричу... И смеюсь. Мне смешно?
«Почему ты смеешься, дьявола тварь?!» — спросил занесший над горлом кинжал.
«Бесполезно. От того и смешно.» — я хохотал лишь громче и громче.
«Изыди!» — клинок вонзился мне в горло.
Нет, боли нет, нет ничего — это сон.
«Изыдю, изыдю. Вы лишь отпустите, и я тотчас уйду!»
Я продолжил смеяться, с клинком в горле.
«Отребье! Ты — тварь! Ты... ты...» — оторопело отходил, опустив руки от меня, мой убийца. Все остальные тоже отпрянули.
«Я — что?»
Повернув голову вместе с острым длинным кинжалом, в мгновение ока перерезал веревки, вместе с венами рук. И справа, и слева.
Вынув из горла клинок, им же отпер замки на оковах.
«Я — что?!»
Падение. До боли знакомое, бесконечное, в пустое пространство... Слизь. Шары, округлые, черные и без искорки света.
Карета. Я еду в карете. Я помню и это.
Обхаживаю даму в нарядах. Смотрю ей в глаза, говорю комплименты...
«Мадам, неужто оставите с сердцем разбитым и поцелуем не наградите?»
«Извольте, месье. Вы же знаете, я знатного рода...»
«И что же? Неужто сие оправдание для того, кто влюблен?»
«Ой, право... Мы же только день как знакомы...»
«Достаточно было б и ночи...»
Я взял румяную женщину за руку, поцеловал.
«Месье...»
«Не будем время попусту тратить, к чему нам слова?»
«Но...»
«Пусть губы и рты займутся иными делами...»
Я поцеловал красавицу, она робко ответила тем же...
Пустота, слизь стекает по мне, с одной руки, со второй, с тела и с ног... Я эта слизь.
Я вновь сухой. Сижу за столом, в окружении графов, графинь и знати.
«Сием оглашаю. Мы, рыцари и благородные дамы, объединились к служению обществу. По примеру наших предков, которые стремились к благополучию своего народа. Мы хотим, чтобы наши земли процветали, а люди жили в мире и благополучии. Мимесис возраде!»
«Возраде! Виват!» — хором откликнулись все, и я в том числе.
«Любым способом развить сознание, мышление, раздвинуть границу, заглянуть за тлань! Мимесис возраде!»
«Возраде! Виват!»
«Крэй!»
Меня окликали, я слышал издалека... Но я не проснулся. Было еще кое-что...
«КРЭЙ!»
Нет, я еще сплю. Мне надо увидеть...
Лес. Звезды. Костры. Ритуальные танцы и жертвы. Человеческой плоти... Жертвы, преподнесенные в дань добрым богам, в защиту от злых.
Это было ошибкой. Друидов поедали крылатые мелкие твари с клыками, торчащими из хребта, головы... Из каждой конечности. Рты, бесконечные рты с языками, отрывают куски мяса, отделяя от костей и от плоти.
Шипами пронзают насквозь, всасывая эссенцию, жизнь...
Кровь брызжет в глаза, и глаза их ее поглощают.
Совсем рядом. Тело существа, покрытого шерстью. Мощно и грозно, в ритме танца перебирает лапами с щупальцами вместо когтей. Дробя кости с остатком одежды в земле...
Над землей громом стучат пятнистыми крыльями создания. Меняют форму, цвета. Словно бабочки, феи из сказки. Но на спине есть рога.
А на них насажены черепные коробки. Расколоты, мозга в них нет...
Летучих, ползучих, топчущих дряней сотни, если не тысячи. Роем летят, ползут, атакуют, едят...
Сумбурность. Погром. Истязание. Резня.
Крики, люди в праздничных белых и красных одеждах в беспорядке бегут, пытаясь спастись. Из земли поднимаются руки, хватают за ноги, мешая сбежать, отрывая с собою ступни и пожирая, перемалывая. Но не пастью — ногтями извивающимися, словно лезвия острыми, длинными. Резко удлиняясь — врастают со свежей пульсирующей плотью и хлыщащей кровью обратно.
Ошметки разлетаются в стороны, на метры отделяя одно от другого...
Хаос. Страдание. Пиршество боли. Насыщает неведомых чудищ.
Я все тот же блондин, стою у стола, где потчевали яствами. Не хохочу. Мне не смешно. Разорванным на части быть мало добра. Куда бежать, что же делать?
«КРЭЭЭЙ!»
Костры. Два костра, кинусь в огонь. Я сгорю, возрожусь, твари не тронут, не растащат на части.
Быстрее, быстрее... Люди? Меж пламени двое? Что они делают, почему они тут? Я бегу к ним, попытаюсь помочь...
«Крэээй...»
Я очнулся.
Секунда улыбаясь гладила меня по лбу...
«Проснулся, Zio!» — ласково и нежно сказала она.
«Тебя Джон уж заждался...» — Кварта в белой длинной рубашке с накинутой тканью полимера сверху успела разлечься на соседней койке.
Секунда, как и сестра, обрядилась в великоватую белую рубашку и мужицкие брюки.
«Сколько я спал?» — протирая с глаз песок и зевая, поднялся с кровати. Ответ и так знал — маловато.
«Мы же не знаем, как давно ты лег, Carino!» — Секунда улеглась на освободившуюся постель. Девушки — распаренные, румяные и, по-видимому, уже угощенные вкусностями и выпивкой. В сон их рубило не меньше моего, особенно после хорошей баньки и перекуса.
«Где-то час мылись, общались... Может чуть дольше. Мог и лично прийти до парильной нас отвести, а то явился этот парень, предлагает за собой пойти жестами, руками машет и говорит: „Bano, Bano...“. Пойди догадайся, что это Баня, сходу!» — Кварта уже в полудреме все это высказывала, устроившись на подушке поудобнее.
«Знаешь, как без тебе переволновались...» — вот и Секунда ощутила все прелести перины.