Три сестры. Анна (СИ) - Сдобберг Дина. Страница 3

- Вы меня извините, но тот предок настолько дальняя родня, что мы с ним не общаемся! - фыркнул Генка. - Кто ж знает?

- А Валашское княжество это где? - спросила, внимательно рассматривающая карту Дина.

- Да где-то тут раньше было, - показал на настенной карте Гена небольшой кусок Румынии.

- Так ты румын? - сквозь зубы спросила сестра и накинулась на ничего не подозревающего мальчишку.

Тот сдачи не давал, только уворачивался и отмахивался.

- Я не румын! Я валашец, если уж на то пошло! Дурища необразованная, - громко ответил мальчишка, когда драку всё-таки смогли разнять.

В наказание за драку сестре назначили доклад о Цепеше и Валашском княжестве. И помогать ей вызвался Гена. Даже какой то старый портрет принёс на пожелтевшей бумаге.

В конце июля сорок второго под Новгородом погиб и второй лейтенант Перунов. Борис.

Наш сосед, как и многие уже его сверстники, вдруг стал главой семьи, где осталась мать и младшая сестра. И, наверное, и нас взял под опеку. Потому что дорога к нашему дому зимой была всегда вычищена. Дрова перетащены во двор и уложены в дровяной сарай. Да и закончив с рубкой дров у себя, мальчишка уверенно шёл к нам.

- Эй, соседки, - мог крикнуть он в окно. - Вёдра давайте, воды натащу.

- Вот кому-то муж растёт, - подслеповато щурилась бабушка. - Диночка, не тебе ли?

- Чтобы я и за этого рыжего? - фыркала младшая. - И вообще, он ростом с оглоблю, мне чтобы ему что-то сказать, подпрыгивать придётся!

А потом чёрная весть пришла и к нам. Ещё первого марта мы отмечали день рождения сестры, так как она родилась двадцать девятого февраля, записали её на первое марта. И мама улыбаясь протягивала ей заранее присланную отцом и спрятанную мамой страничку письма лично для неё. Мы все такие получали от папы. А в конце марта пришла похоронка. Папа погиб девятого марта сорок третьего года под Харьковом. Это был последний год, когда Дина отмечала свой день рождения.

А уже в апреле я пришла в комиссариат.

- Можешь даже и не начинать! - военком жил с нами через забор и о похоронке конечно знал. - Или тоже будешь с колодой на плечах мне нервы наматывать? Школу иди заканчивай!

- Я совершеннолетняя. Основы медицинских знаний есть. Перевязка, швы, обработка. Составление лекарств. Немецкий свободно. Стрельба из Мосина и броски гранат... - перечисляла я.

- Нет! - хлобыстнул ладонью по столу военком.

- Зачем же спешить? - спросил заметно хромающий мужчина с приметной окантовкой василькового цвета по обшлагам.

Глава 3.

Глава 3.

Когда мои одноклассники на строгой торжественной линейке получали свои школьные аттестаты, я проходила курсы подготовки на базе НКВД. Уже потом?, много лет спустя, я читала о громких расследованиях и чьих-то там воспоминаниях об обучении в тайных закрытых школах НКВД. Посмеялась. Эта тема стала очень популярной на западе. Вплоть до того, что даже в их историях в картинках и то, нашли место для этого бреда.

Странные какие-то фантазии. Нас учили работе радистов, рукопашному бою, стрельбе, вождению автомобиля, фотосъёмке и языку. Неважно, с каким уровнем знания был каждый из нас в начале. Гоняли всех. И хотя я точно понимала, что таких как я много, но конкретно в моей группе было пять человек.

Было много того, что удивляло. То, что воспринималось дома как само собой разумеющееся, здесь вдруг оказалось чем-то выделяющим.

Нас с сёстрами бабушка заставляла ходить по одной линии с книгой на голове. Нас это даже забавляло, ведь задача была пройти по одной доске, не заступив за её край ни разу. А тут вдруг оказалось, что у меня идеальная осанка и походка аристократки. Что удивило в первую очередь меня. Потому что уж кого-кого, а аристократов у нас в семье даже на постое не стояло.

Я спокойно пользовалась основными приборами за столом, впрочем, как и почти все. И танцевали мы дома всегда. Папа у нас был завидным кавалером, просто нарасхват. С таким-то количеством девок в семье!

Многое было в новинку. Я умела только включать радиоприёмник. А как работать со всей аппаратурой и понятия не имела. А это оказалось важным, чуть ли не важнее знания языка.

Через месяц после своеобразного поступления на обучение один из нашей группы пропал. Как мы узнали позже, был расстрелян. Он тщательно собирал сведения о нас и других группах. Оказался глубоко внедрённый диверсант, завербованный ещё в начале сорок первого года, задолго до начала войны.

Нас всех проверяли. И по много раз. Многое тайное становилось явным. Как, например, грандиозная афëра моего отца по смене фамилии и национальности заодно. Был еврей, стал русским.

Были у нас и поощрения. Нематериальные, потому что такие вещи могли стать ниточкой, что приведёт к провалу.

- Анна, вас очень хвалят педагоги. Отмечают прилежность и старательность, нацеленность на результат. - Пригласили и меня в кабинет того, кого мы просто называли старшим. - Вы не раз в личных беседах высказывали желание, узнать как погиб ваш отец. Папка на столе. У вас полчаса.

Дважды повторять мне не надо было. Зрительная память навсегда фиксировала сухие строчки доклада. Части стрелковой дивизии, в которой отец прошёл с момента своего ухода на фронт, перебрасывались как подкрепление к Харькову, где шли кровопролитные бои. Чтобы остановить прорыв советских войск сюда были брошены эсэсовские дивизии "Дер фюрер" и "Дас Рейх". Там же отметилась и "Мертвая голова". Наши радисты перехватили доклад люфтваффе в штаб четвертой танковой армии в двенадцать часов пятнадцать минут, что по дороге из Мирополья на юго-восток движутся вагоны и так же орудия и до двух тысяч пехоты. Не дожидаясь ответа командования армии, к которой был приписан корпус люфтваффе, командование корпуса отдало приказ о начале бомбардировки скопления противника. В воздух было поднято дополнительно до тридцати бортов.

Сознательно или нет, но авиацией немцев не было сообщено, что вагоны идут под красным крестом. Шла эвакуация раненных из полевых госпиталей. Тяжёлые бои, когда каждый населённый пункт переходил из рук в руки несколько раз за неделю, шли с семнадцатого февраля, когда начался немецкий контрудар.

На большом железнодорожном перегоне, вагоны с ранеными стояли на запасных путях, уступая дорогу составам с подкреплениями. Поэтому те, кто только шёл для усиления, выходили из под удара авиации. И скорее всего, отец добрался бы до боёв за Харьков.

Но он и ещё один из его сослуживцев, воспользовались тем, что поезд ещё не набрал максимальную скорость, спрыгнули с поезда. Пригибаясь, они побежали к зенитному орудию, команда которого пострадала в самом начале налёта. Многие свидетельствовали, что видели, что из того зенитного орудия, куда побежали отец с другим бойцом, был сбит заходящий на сброс авиабомб самолёт.

Тот налёт, настолько рядовой, что даже не упоминался в больших сводках, был отбит. Немецкие самолёты отступили с большими потерями. Подкрепление на фронт ушло вовремя, и почти половину вагонов с ранеными смогли спасти. Эту возможность оплатили своим героизмом и своими жизнями бойцы противовоздушной обороны. Это они, не смотря на ад, начавшийся вокруг, наводили орудия, заряжали и давали команду открыть огонь. В том числе и мой отец. Он погиб уже в конце. Рваная осколочная рана брюшной полости.

Закончив читать, я подняла лицо к потолку, удерживая слëзы.

- А говорят... Дважды в одно и то же место не попадает, - произнесла я. - У отца было тяжёлое ранение живота ещё в прошлую войну.

- М-да... - смотрел старший в окно. - И какой идиот определил опытного артиллериста в стрелки? - Война? - предположила я.

- Война, - прозвучало задумчивое в ответ.

Потом была переброска в несколько этапов. Сначала это были земли Мекленбург и Передняя Померания. И только полгода спустя, когда я освоилась, и моя легенда ожила и стала объёмной, обзаведясь подлинными документами, я оказалась в Берлине. Скромная дальняя племянница, оставшаяся сиротой, приехала помогать тëтушке с её маленькой аптекой.