Насилие истиной - Веснина Тиана. Страница 21

Жаклин поежилась и плотнее завернулась в шаль. Из черноты камина раздавались напевные звуки, словно кто-то читал изящные декадентские стихи.

Жаклин вздрогнула, заметив на веранде неясную фигуру. Она приоткрыла окно и, злясь на неожиданно охвативший ее страх, крикнула:

— Кто здесь?!

— Я!.. — ответил раздраженный и очень знакомый голос. — Хотела успеть до дождя, так нет… Промокла!..

— Лерка?! — удивленно воскликнула Жаклин.

— Ну, я, я!.. — подходя к двери, отвечала женщина.

— Какого черта? Я занята! — приветствовала Рахманина бывшую подругу.

— Поговорить нужно!.. Может, откроешь?

— Проходи! — повернула ручку Жаклин.

Валерия вошла и поежилась.

— Холодно! Что камин не растопишь?..

Жаклин пожала плечами.

Лера включила торшер с круглым кремовым абажуром и подошла к камину.

— Дай спички, а то насквозь промокла, — стараясь унять дрожь, растирала она руки.

Жаклин молча протянула зажигалку и шаль из тонкой шерсти.

— Сними кофту и накинь, а то и в самом деле перемерзнешь, заболеешь и не доживешь до моей следующей главы.

Валерия долгим взглядом посмотрела на Жаклин. Развела огонь и, сняв кофту, завернулась в шаль.

— Однако какая забота, — пробормотала она.

— А как же! Писатель должен думать о каждом из своих читателей. Тебе виски или коньяку?

— Коньяку! — садясь в кресло у заискрившегося камина, проговорила Валерия.

Жаклин тоже придвинула кресло и села напротив. Несколько минут они пили коньяк в полной тишине.

— Послушай!.. — не зная, как лучше начать неприятный разговор, глухо произнесла Лера. — Я пришла… по дружбе, которая некогда очень крепко связывала нас, попросить тебя ничего больше не писать.

Жаклин задорно ухмыльнулась.

— Ты и так, можно сказать, доконала Петра Арсентьевича. Но за что?.. Человек был полон энергии, планов, а теперь лежит пластом… Тебе-то что от этого?..

— Вот для того, чтобы ты поняла, я и хочу написать главу о тебе. Когда почувствуешь боль, тогда, может, и поймешь… Поймешь, каково это, когда тебя предают, отталкивают, закрывают двери, воротят нос…

— Прости, Жаклин, но ты, по-моему, не совсем здорова!..

— Здоровее, чем всегда!.. Меня мучили воспоминания, обиды… теперь я их переношу на бумагу, и они исчезают из моей памяти… Буду писать до тех пор, пока не исчезнут последние!..

— Но что я-то тебе сделала?.. Ко мне какие претензии?

— Прочтешь — узнаешь!.. — она чуть отстранилась и, пристально посмотрев на Валерию, добавила: — Ты только вид делаешь, будто не понимаешь! На самом деле тебе все отлично известно!

Валерия допила коньяк и решительно сказала:

— Ладно!.. Об этом не будем!.. Сколько тебе надо, чтобы ты не касалась нас с Гарриком?

— У меня целостное произведение, я не могу нарушить его структуру изъятием одной главы. Ты же сама — маститый писатель, тебе ли не знать!.. — Жаклин сделала паузу и, подражая голосу Леры, повторила ее фразу из недавнего интервью: «Литература — самый терзаемый вид искусства! Каждый, кому не лень, подправляет, изменяет, улучшает!..» Неужели ты тоже хочешь меня принудить к этому? — ядовито-медовым голоском осведомилась она.

— Слушай, не валяй дурака! — потеряв терпение, крикнула Лера. — Лучше давай договоримся!.. Сколько?..

Жаклин медленно поднялась с кресла, как бы в раздумье сделала несколько шагов и вдруг, резко повернувшись, с искаженным злобой лицом выкрикнула:

— Ты что задумала?.. Превратить меня из писателя в шантажистку?!..

— Послушай!.. — тоже поднялась с кресла Валерия.

— Убирайся!.. Убирайся!.. — схватившись за голову руками, словно боясь, что та лопнет, вопила Жаклин.

— Да ты и в самом деле ненормальная!.. Тебя в психбольницу нужно!.. Ну ничего, мы с тобой разберемся!.. Зря ты так с нами!

— Убирайся и жди!.. Жди суда справедливости!.. — раскатывался в тишине дома голос Жаклин.

— Идиотка!.. — бормотала, одеваясь, Лера. — Просто идиотка!.. Ты ненормальная!.. Мы завтра к тебе все приедем!.. У тебя есть время подумать!..

— Зато у вас его нет!.. Каждому, каждому по справедливости!..

Валерия выскочила из дому и зашагала по мокрой аллее к машине.

«Только вымокла и унизилась перед этой психопаткой! А вообще, это идея — отправить ее в дурдом!»

Жаклин сверкающим бешеной злостью взглядом провожала бывшую подругу.

— Никакой жалости, никакого снисхождения!.. Ни к кому! — произнесла она вслух и осеклась, не найдя в своей душе даже жалких остатков милосердия. Была только злая боль и жажда мести. — За работу! За работу!.. — потирая руки, говорила она, направляясь к ноутбуку, но задержалась у буфета. Вынула бутылку «Мартини» и, чертыхаясь, налила полстакана. Доливая водкой, пролила драгоценную влагу и еще больше рассвирепела. — Все узнают, кто не знал, Жаклин Рахманину, все вспомнят, кто забыл!.. Я рождена не для того, чтобы сгинуть в безвестности!.. У каждого своя дорога к славе!.. Сам Бахарев сказал мне: «Ты Ева и гений!..» И в точку попал, я именно такая!

Никто не опоздал, не имело смысла. Первым въехали на узкую дачную дорогу Бахаревы на «Вольво», за ними следом — «Мерседес» Крыловых. Не успели они выйти из машин, как подкатили Валуевы на серо-стальном «БМВ». Все были чрезвычайно рады видеть друг друга. Все испытывали чувство необыкновенной сплоченности и взаимной симпатии, поскольку были объединены общим врагом. Никогда, за все время знакомства, Илона с Лерой так приветливо не улыбались Алле. И та, в свою очередь, нашла, что Илона не столь уж заносчива, а Лера не столь уж и полна. Ранее раздражавшая ее прическа писательницы — пышные, каштановые волосы, собранные в тяжелый узел, — показалась ей теперь почти элегантной, а полные бедра в сочетании с довольно тонкой талией — почти привлекательными.

Легкий шелест шин заставил всех оглянуться: ярко-красный «Феррари» въехал на дорогу.

— Миллионерша пожаловали! — с привычной иронией, но без обычной порции яда, прокомментировала Илона.

Из остановившегося «Феррари» первым вышел телохранитель, высокий, крепкий, как скала, парень. Он открыл дверцу, и элегантная ножка ступила на асфальт. Илона проследила за взглядом мужа, и глубокая морщина перерезала ее лоб.

С заднего сиденья вылез Никита.

— Привет! — оглядел он всех. — Ну что, идем к нашей бытописательнице?

— А Марианна? — всполошился Эдуард.

Никита развел руками.

— Марианна — как ветер, захочет — залетит, захочет — изменит направление.

— Скорее уж как ведьма на помеле, — почти не разжимая губ, успела шепнуть Лере Илона.

Та согласно кивнула.

У калитки произошло замешательство. Валуев и Напольский вошли, остальные немного отстали.

— Гостей принимаешь? — крикнул Алекс, завидев на веранде Жаклин.

— К тому же учти, мы — не непрошеные! — звонко заметил Никита. — Мы тебя предупреждали!

Она безразлично махнула рукой — мол, заходите!

— О!.. — игриво скользя глазами по Жаклин, издал возглас Напольский. — А мы сегодня свежи и чертовски соблазнительны!

Алекс опытным взглядом окинул бывшую любовницу и чуть поморщился.

Но Жаклин действительно постаралась, даже больше того, сделала невозможное: ее лицо приобрело живые краски. Волосы были слегка уложены, на первый взгляд ничего специального, но очень мило. Просторное темно-синее платье с длинным жакетом, призванное скрыть излишнюю полноту, не совсем успешно, но все же справлялось со своим назначением.

Жаклин посмотрела на Алекса. Словно искра между ними, мелькнуло воспоминание: они словно увидели друг друга теми, молодыми, влюбленными…

— Привет, чаровница! — нарочито слегка картавя, почти пропел Никита и поцеловал ее в щеку.

Жаклин отпрянула от неожиданной ласки и тяжелым взглядом оглядела бывшего любовника.

«Это была страсть!..» — пролетела мысль.

— Здравствуй, подруга! — выжидательно глядя на нее, сказала Илона.

— Здравствуй, проходи!

Гарри Бахарев тяжело поднимался по ступенькам. Он ничего не сказал Жаклин, а сразу прошел в гостиную.