Коррумпированный Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 5
Богатство светлейшего складывалось не только от «коммерческих предприятий» — особняком стояла, например, так называемая «трофейная тема» — очень трудно было проверить, сколько Меншиков награбил в военных походах. В его собственных показаниях комиссии Долгорукова значится, например, что после Полтавской битвы Александр Данилович взял из Шведского обоза 20939 ефимков, но только ли? В некоторых походах князь занимался самым натуральным рэкетирством — например, в Померании и Голштинии в его карман упали несколько тысяч за «…то, что будучи в маршу не разорили земли…» За удержание войска от грабежа в Мекленбургах и Шверине ему поднесли 12 тысяч курант талеров, за «добрый порядок», в Гданьске — 20 тысяч курант талеров. С Гамбурга и Любека он снял соответственно десять и 5 тысяч червонных. Кроме того, светлейший держал лапу на такой деликатной статье госрасходов, как издержки на подкуп должностных лиц при иностранных дворах и на содержание «шпигов», выполнявших разведзадание на театрах военных действий. Отследить же расходование «агентурных фондов» во все времена было делом крайне непростым… Например, из Жолквы к дуку Мальбруку был якобы послан портрет Петра, обрамленный алмазами и другими драгоценными каменьями — ценой в десять тысяч рублей — по словам Меншикова… А что на самом деле получил герцог Мальборо, от которого Петр добивался «объективного» посредничества в мирных переговорах со Швецией, сказать трудно, также как и не проверить уже — сколько на самом деле стоил перстень с алмазом, посланный датскому генералу Платтору, во что обошлись шпага и трость с алмазами, предназначенные другому датскому генералу — Шультену…
В 1715 году у царя родился сын Петр. В честь «преславной радости» Меншиков подкатился к императору с просьбой прикрыть следствие и простить все долги и начеты. Как ни радовался царь — но светлейшему скостил лишь половину долгов, следствие же велел продолжать… Четыре года спустя Александр Данилович повторил свою просьбу — никакой резолюции не последовало, видимо Петр посчитал, что единственное средство как-то умерить стяжательский пыл князя — это держать его в «подвешенном состоянии»…
Самое любопытное заключалось в том, что даже находясь под следствием, светлейший продолжал окунаться в сомнительной чистоты волны тогдашнего «бизнеса» — будучи одним из крупнейших помещиков своего времени, Меншиков чуть ли не первым создает в своих вотчинах промышленные предприятия по переработке сельхозсырья и полезных ископаемых. Поняв, что выгоднее продавать не хлеб, а изготовленное из него вино, Александр Данилович открывает винокуренные промыслы и поставляет водку в царские кабаки. Уяснив, что для строительства Петербурга необходимо огромное количество стройматериалов, он организовывает в окрестностях города кирпичное производство и лесопилки. В Ямбургском уезде ему принадлежал хрустальный завод, в Тюмени — соляные промыслы, на Волге и в Приморье — рыбные промыслы… От его глаз не ускользает ничего, что может дать хоть какой-то доход, в Москве он скупает лавки, харчевни, погреба, торговые места — с тем, чтобы потом сдавать это в оброк мелким торговцам…
8 мая 1718 года на светлейшего поступил очередной донос с обвинением в хищении более 100 тысяч рублей казенных денег — а в это время уже полным ходом шло упоминавшееся выше Почепское дело… По столице поползли слухи, что князь впал в немилость. Сенат отправил на Украину сначала межевщика Лосева, а потом полковника Скорнякова-Писарева (он уже упоминался в связи с делом Шафирова). И Лосев, и Скорняков-Писарев, надо полагать — не безвозмездно подтвердили правильность межевания в окрестностях города Почепа, подаренного в свое время Меншикову. Дескать, князь никаких земель самовольно не захватывал, никаких вольных казаков не закрепощал… Однако на защиту обиженных поднялся гетман Украины Скоропадский — в Почеп отправляют третьего межевщика, а первых двух арестовывают для дознания. Лосев тут же подтвердил, что межевал несправедливо и покрывал захваты светлейшего. За Александра Даниловича, по старой памяти, взялась было ходатайствовать Екатерина, однако Петр ответил ей: «Ей, Меншиков в беззаконии зачат, и во гресях родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы».
По Петербургу пошел слух об очень скором падении всесильного князя. От него все отворачивались — на именинах супруги светлейшего даже демонстративно отсутствовали все вельможи… Александр Данилович употребил все средства и выстоял на этот раз. Правда, «почепское дело» обошлось ему серьезным подрывом «кредита доверия» у царя, повелевшего вернуть все несправедливо захваченное. Кроме того, Меншиков был смещен с поста президента Военной коллегии… И все? Странно, не правда ли, уважаемый читатель? Других-то взяточников и казнокрадов Петр карал не в пример жестче, к тому же вице-губернатору Петербурга Корсакову (а он был всего лишь орудием Меншикова) — публично жгли язык, а потом безжалостно законопатили в ссылку… Чем объяснялась снисходительность Петра? Только ли сентиментальными воспоминаниями о юности, о походах и совместных ратных трудах?
Екатерина, конечно, заступалась за Александра Даниловича, но с тех пор, как Петр поймал ее на супружеской неверности, слово императрицы значило не так уж и много… В народе, правда, ходил слушок, что Петр все прощает фавориту за то, что находится с ним в противоестественной связи. Слух этот, кстати говоря, получил косвенное документальное подтверждение — сохранилось, так называемое, «дело каптенармуса Преображенского полка Владимира Бояркинского». Этот каптенармус в 1702 году проезжал как-то мимо дома Меншикова со своим родственником, который спросил его: отчего это Александр Данилович так богат и за что царь к нему так милостив. Бояркинский, усмехнувшись, ответил: «За то, что царь живет с Александром Даниловичем блядно». Вскоре родственники поссорились и, как в России часто бывает, на каптенармуса поступил донос — от того самого родственника. Доноситель, кстати говоря, под пытками свой донос подтвердил и благополучно помер в тюрьме, а Бояркинского сослали с женой и детьми в Азов, разжаловав в солдаты. Это было очень странно, потому что по практике того времени за хулу на государя наказывали много круче — либо смертной казнью, либо отрезанием языка. А Бояркинского просто сослали… Странно…
Как бы там ни было, а до смерти Петра 28 января 1725 года светлейший дотянул. После смерти Петра на престол взошла Екатерина 1, и это событие стало пиком в карьере неугомонного князя фактически вся власть в стране попадает в его руки — те самые, которые хорошо помнила Екатерина, которую когда-то Меншиков взял, как военный трофей, а позже уступил Петру… Историк Ключевский так писал о том периоде: «когда в лице Екатерины I на престол явился фетиш власти, они („Птенцы гнезда Петрова“. — А. К.) почувствовали себя самими собой и трезво взглянули на свои взаимные отношения, как и на свое положение в управляемой стране: они возненавидели друг друга, как старые друзья, и принялись торговать Россией, как своей добычей. Никакого важного дела нельзя было сделать, не дав им взятки; всем им установилась точная расценка, с условием, чтобы никто из них не знал, сколько перепадало другому. Это были истые дети воспитавшего их фискально-полицейского государства с его произволом, с его презрением законности и человеческой личности, с преступлением нравственного чувства».
Деятельность светлейшего в последовавшие за смертью полтора с небольшим года прекрасно иллюстрировала народная поговорка: «Отчего ж не воровать, если некому унять». В 1724-1727 годах Военная Коллегия, которую возглавлял генералиссимус Александр свет Данилович, получила с крестьян 17 миллионов рублей, а на военные нужды было израсходовано лишь 10 миллионов. Куда делись остальные семь, да еще поступившие за прошлые годы недоимки — тайна, мраком покрытая…
Богатства Меншикова были огромны… В этот период он отсылает в Москву часть драгоценностей и денег — для их перевозки потребовались шесть (!!!) сундуков… Вотчины князя по площадям не уступали территориям некоторых государств, таких, например, как Германия…