Судья (Адвокат-2) - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 14
Баба Дуся говорила что-то еще, но Челищев уже не слышал ее — глаза его вдруг стало заволакивать розовым туманом, а выбрасываемый в кровь адреналин грозил разорвать сердце: в записях августа 1992 года, за два дня до даты гибели своих родителей, Сергей нашел упоминание о визите Глазанова к Никодимову — первому заместителю прокурора города Николая Степановича Прохоренко… Сергей сам не мог понять, отчего его так затрясло…
— Что с тобой, Сергуня? Ты аж побелел весь, — откуда-то издалека донесся до Челищева голос бабы Дуси.
— Сейчас, сейчас… — невпопад ответил Сергей, выпил залпом, не почувствовав вкуса, рюмку коньяка и начал вынимать сигарету из пачки, забыв, что во рту уже дымится одна… Коньяк снял пелену с глаз и успокоил взбесившееся сердце. Челищев глубоко вздохнул и прочитал запись еще раз: «Деп. Глазанов — у Никодимова, с утра, был около 5 минут, ушел в сост. нерв. возб. Никодим. немедленно — к Прохор. (глубоко озаб.). Вызвали в кабинет Воронину, обсуждали что-то около 30 минут. Потом Воронину отпустили. Никодим. с Прохор. пили до обеда (2 бут. коньяк „Арарат“), после чего уехали из прок., якобы на совещ. в ГУВД. До вечера не возвр.».
Сергей налил себе еще рюмку и снова выпил как воду, пытаясь свести в кучу скачущие мысли: «Вот оно… Глазанова я раньше мог у нас в прокуратуре видеть… Если он „доверенное лицо“ Антибиотика, то что получается? Кто у кого на связи? Спокойно, спокойно… Накануне убийства моих Глазанов — в прокуратуре… Совпадение? Да, он у нас частенько мелькал. То-то я все думал, что рожа больно знакомая… Спокойно…»
Челищев чувствовал, что между приходом депутата в прокуратуру и убийством его родителей связь самая прямая, и, сосредоточившись, начал строить версию: «Спокойно, только спокойно… Что я не мог понять, это как можно было посылать убийцу к нам в квартиру, зная, что у директора сын — следователь, с правом ношения оружия, кстати… А убийцы пришли рано утром, когда сын, то есть я, должен был быть дома. С пистолетом вместе… Значит, меня дома быть не должно было… А я и не был: я Юлю трахал… Так… Накануне пришел приказ о повышении классности… Так, спокойно, спокойно… А, кстати, это не я Юльку трахнул, а, скорее, она меня… Антибиотику было нужно, чтобы я не ночевал дома… Но почему так сложно? Мотивы должны быть простыми… И слишком много людей в курсе…»
Челищев был уверен, что мысли его идут в верном направлении, но мозг уже отключался, кипел от перегрузки. Сразу все ответы на все вопросы прийти не могли. К тому же — правильно сформулированный вопрос зачастую важнее ответа… И у кого выпытывать эти ответы? Антибиотик — не скажет, Прохоренко с Никодимовым — тоже калачи тертые. Депутат Глазанов и Воронина… Этих двух, в принципе, расколоть можно было бы: они люди слабые, ломаные… Только на что их колоть и как?
Сергею казалось, что еще немного — и он сойдет с ума. Уходящее чудовищное напряжение оставляло после себя испарину и слабость.
— Да что с тобой, Сергуня?! — баба Дуся испуганно смотрела Челищеву в глаза и трясла за плечо. — Тебе нехорошо, сынок?
— Нет, все нормально, — сказал Сергей, еле ворочая языком, как после нескольких схваток на татами. — Просто прокуратуру нашу вспомнил, вот и нахлынуло. Нервы стали ни к черту. Устал я что-то, баб Дусь… Совсем устал.
Евдокия Андреевна вздохнула и стала гладить Сергея по голове. На нос ему капнула теплая слезинка.
— Ты что, баба Дуся? — встрепенулся было Челищев, но она махнула рукой.
— Не обращай внимания, сынок. Я последнее время что-то совсем слабая на слезу стала… Давай-ка ложись спать, я тебе в Алешкиной комнате постелю. Завтра поедешь, да и выпил ты — чего на гаишников нарываться…
Сергей не возражал. Он с самого начала хотел попроситься к Евдокии Андреевне на ночлег. Что-то не пускало его домой. Снова вспомнились найденные утром окурки у мусоропровода. Кто бы это все-таки мог быть? Но сил ломать голову еще и над этой загадкой не было совсем, Челищев еле дождался, пока баба Дуся постелит ему в комнате сына. Он утонул в колхозе, закончив первый курс юрфака, когда сама Евдокия Андреевна лежала в больнице после автокатастрофы… Еще одна странная история…
Сергей со стоном упал на низкую кровать, и его обступили лица тех, о ком он постоянно думал последние дни. Лица все время двигались, и было уже не разобрать, кто из этих людей живой, а кто мертвый, и они молча смотрели на него, словно ждали какого-то ответа.
Встреча алюминиевого эшелона и последующая переброска груза в «КамАЗы» прошли без малейшей заминки. К тому же выяснилось, что перекидывать алюминий в машины для срочной отправки в Ивангород нужно только из трех вагонов, а остальные будут ждать своей очереди в одном солидном «почтовым ящике» под присмотром «вохровцев». Самое главное было в том, что Антибиотик, а через него и Челищев со своими людьми за эти вагоны уже не отвечали.
Грузчики работали как звери и, забив последний «КамАЗ», просто падали от усталости. Двух из них стало рвать желчью, но никто не жаловался — Доктор расплатился со всеми честно и даже накинул сверху по пятерке — на радостях, наверное… У парня, похоже, шел медовый месяц. Когда Челищев утром встретил Доктора, то только головой покачал — к приобретенным накануне засосам, успевшим несколько потускнеть, прибавились новые — свежие и ядреные. Толик отчаянно зевал, рискуя вывихнуть себе челюсть, но был весел и жизнерадостен, как пингвин на льдине. Отлично выспавшийся Сергей был, напротив, хмур и угрюм — ему не давала покоя информация, полученная от бабы Дуси…
— Ты чего такой невеселый, босс? Не дала, что ли? — дружелюбно спросил Толик у Сергея, прохаживавшегося вдоль платформы.
— Что не дала? — не понял Челищев.
— Ну что бабы могут не дать… Ты же вчера сказал, к женщине поедешь…
— А-а-а… Дать-то дала, но слишком много, боюсь, не унесу, — усмехнулся Сергей, в который раз вспоминая записи из бухгалтерской книги. Толик понял его по-своему. Хохотнув, он, понизив голос, доверительно сказал:
— Для таких случаев, когда сомневаешься, нужно марганцовку с собой в кармане носить — заскочил на кухню, развел в стакане, член прополоскал — и душа не болит… А гандоны я и сам не люблю… И врач один, когда от трипера лечил, тоже говорил: «Гандон — паутина против сифилиса и броня от удовольствия».
Доктор говорил абсолютно искренне и из самых лучших побуждений. Поэтому он лишь пожал плечами, когда Челищев согнулся от хохота:
— Странный ты сегодня какой-то, Адвокат: то ходишь злой, как черт, то ржешь, как защекоченный…
Закончив переброску груза, Сергей позвонил Антибиотику. Тот похвалил, но велел не расходиться, сидеть на базе и ждать звонка — «КамАЗы» должны дойти до границы, вот тогда уже будет все…
Ждать предстояло долго — до Ивангорода груженым фурам часа три идти, да там еще сколько на таможне возни будет — хоть и дают «зеленый свет», но пока все бумаги сверят, пока штампы поставят… Вся братва — человек двадцать мордоворотов, перекрывающих базу во время переброски алюминия, — собралась в том самом яблочном хранилище, где накануне скучали грузчики. Толик, пристроившись на сложенных картонных коробках, быстро уснул, подложив кулак под голову, а остальные разбились на две кучки — в одной начали шлепать картами, в другой — травить байки.
К Сергею подошел черный от усталости Сашок Выдрин. Пока шла погрузка, времени поговорить с ним у Челищева не было, да и Сашку было не до разговоров. Выдрин опустился на корточки рядом с Сергеем и незаметным движением вложил ему в руку два ключа:
— Ваше задание выполнено, шеф. Двухкомнатная хатка, в самом центре — дом на углу Сенной и переулка Гривцова. Что особенно ценно — там отдельный вход, вообще своя маленькая парадная, других квартир нет… Ванная, телефон, телевизор… Мебель не очень, но чистая, постельное белье в шкафу… Сергей от изумления даже привстал:
— Когда успел-то? Ты что, волшебником подрабатываешь?
— Да нет, — замялся Сашок. — Это приятеля моего квартира… Он в Югославию махнул на несколько месяцев — подзаработать, а ключи мне оставил… Цветы у него там от матери-покойницы остались, он просил их хотя бы раз в неделю поливать… А деньги, что ты давал, я обратно принес, — Сашок виновато улыбнулся и полез было в карман, но Сергей удержал его руку: