Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Эшли Майк. Страница 148

Амброз Бирс улыбкой подтвердил правоту Холмса.

– Блестяще, правда? Все эти детали: следы, ведущие в никуда, выжженный круг на половицах, обезглавленный зонтик, даже два безупречных свидетеля, присутствующие за дверью, – все это часть моего замысла, сэр.

– И все-таки вы исчезли… – начал я.

– Ничего подобного! Все было до крайности просто. Когда я вышел из своей парадной двери, чтобы приветствовать визитеров из банка, моя прихожая уже была декорирована приметами моего исчезновения. Джеймсом Филлимором я вернулся в дом через ту же парадную дверь, мигом накинул на себя широкую рубаху сапожника, сорвал приклеенные бакенбарды, выкрикнул свой призыв о помощи… и выскользнул из задней двери под видом обычного мастерового.

Алистер Кроули хмыкнул.

– Поскольку Джеймс Филлимор просил помощи, – вступил он, – свидетели сделали вывод, что он исчез помимо своей воли. Никому даже в голову не пришло, что он смылся намеренно.

Шерлок Холмс встал со скамейки, торжественно склонил голову перед Амброзом Бирсом и снова сел.

– Ну что ж, сэр! – обратился он к Бирсу. – Признаюсь, вам удалось меня одурачить. А теперь перейдем к дню сегодняшнему. Поведайте же нам, зачем после стольких лет Джеймс Филлимор всплыл на поверхность?

На этот раз хмыкнул Бирс.

– Покинув Англию незадолго до рождения единственного сына Эмили Кроули, я втайне поддерживал с ней переписку. Она извещала меня о том, как растет и развивается ее сын. В тысяча восемьсот девяносто седьмом году, когда скончался Эдвард Кроули-старший, я взял на себя смелость написать его наследнику и рассказать о той роли, которую сыграл в его прошлом. И кроме прочего, упомянул о нашей семейной традиции давать детям имена на “А”.

– Именно в том году я сменил свое имя и стал Алистером, – прибавил Кроули.

– С тех пор мы постоянно переписывались, – продолжал Бирс. – Моя профессия журналиста вынуждала меня разъезжать по Соединенным Штатам, не оставляя времени на Европу. А наш юный Кроули уже успел попутешествовать по России и Тибету, но до сих пор никогда не был в Америке. Моя жена умерла в апреле прошлого года, два сына, которых она мне родила, умерли в последние пять лет… один из них покончил с собой. Следовательно, я одинок, то есть в дурной компании. Живу я сейчас в Вашингтоне, но часто приезжаю в Нью-Йорк повидаться с моим работодателем, мистером Хёрстом. Когда Алистер несколько месяцев назад написал мне из Шотландии, где у него теперь дом, и сообщил о своем намерении посетить Нью-Йорк, я решил, что нам давно пора познакомиться.

– И все-таки зачем воскрешать из мертвых Джеймса Филлимора? – в недоумении спросил Шерлок Холмс.

– Это было задумано как шутка, – ответил Алистер Кроули, любовно положив руку на плечо Бирса. – Я всегда питал склонность к эксцентричным поступкам. Муж моей матери был начисто лишен чувства юмора, а остроумие Амброза Бирса очень похоже на мое собственное. Мне нравится думать, что я унаследовал это от него. Несколько лет назад папаша Амброз – так я его называю – прислал мне свою студийную фотографию в виде Джеймса Филлимора и письмо, в котором вся афера описывалась во всех ее восхитительных подробностях. Договорившись с мистером Бирсом, что я навещу его в редакции “Космополитен”, я решил позабавиться, сделав это в обличье Джеймса Филлимора. Костюм свой я заказал еще до отъезда, в Лондоне.

– Никакого сомнения, что нас с Алистером объединяет родственное чувство юмора, – сказал мистер Бирс. – Поскольку оба мы, не сговариваясь, придумали одно и то же. Я также решил возродить Джеймса Филлимора по случаю нашей встречи. Костюм мой лежал наготове, присыпанный порошком от моли, так что только и требовалось, что немного расставить его по швам да купить накладные бакенбарды по образцу тех, что я носил в старые времена. Что и говорить, парни в редакции Хёрста чуть не лопнули со смеху, когда я вошел, наряженный, как принц Альберт. Но потом, когда еще и наш юный Алистер явился в том же костюме…

– Воображаю себе это веселье, – без улыбки произнес Холмс.

Он снова поднялся с места, жестом попросив меня следовать за ним, и сделал движение в направлении стоянки кэбов в южном конце Мэдисон-сквер. – Пойдемте, Ватсон! Мы еще поспеем на вечернее выступление Мод Адамс в “Эмпайр”.

Повернувшись назад, мой друг приподнял свою шляпу, прощаясь с парочкой былых Филлиморов.

– Адье, джентльмены! – сказал Шерлок Холмс. – Предлагаю вам устроить прощальное исчезновение Джеймса Филлимора. Поскольку мы с доктором Ватсоном направляемся в Сан-Франциско, где число недавно погибших велико непомерно, я легко могу устроить так, что имя Джеймса Филлимора попадет в списки мертвых. Пусть оно там и остается. Прощайте!

Л. Б. Гринвуд Последняя битва

Завершив расследование, описанное в рассказе “Львиная грива”, Холмс удалился на покой и практически ни с кем не общался. Лишь когда зловещий рокот, предвещавший войну, докатился и до него, он поступил на государственную службу. Этот период его жизни Ватсон осветил в своей книге “Его прощальный поклон”. Дело 1914 года стало последним расследованием Шерлока Холмса, о котором нам известно из рассказов Ватсона. Впоследствии в печати появлялось множество сомнительных произведений, повествующих о якобы реальных приключениях Холмса во время войны и в двадцатых годах, но мне кажется, все они были плодами воображения их авторов. Правда, было еще одно дело, но все связанные с ним документы сгинули, надежно спрятанные в подвалах Военного министерства. Именно его подробности удалось разузнать канадской писательнице и поклоннице шерлокианы Бет Гринвуд.

Итак, вниманию читателей наконец предлагается действительно последнее дело Шерлока Холмса.

* * *

– Сэр, он мертв.

– Да знаю я, Джексон, – раздраженно ответил я.

Непростительная, но вполне понятная грубость с моей стороны – руки у меня все еще были в крови умершего парнишки. Таких несчастных я за последнее время перевидал слишком много. Стоял ноябрь 1918 года, и я был единственным врачом в походном медпункте близ Ипра – не думаю, что какому-нибудь другому городку в истории человечества выпало на долю столько страданий и мук.

Мне в руку сунули кружку какого-то горячего питья – отличить фронтовой кофе от чая не смог бы никто.

– Спасибо, Джексон. Извините, что на вас сорвался.

– Да ничего, сэр. Чего с теми в углу делать? Они пока тихо лежат, но…

Еле передвигая от усталости ноги, я подошел к пятерым солдатам, укрытым одеялами. Свободных коек больным мы выделить не могли, как бы плохо им ни было, да и надеяться, что спустя пару дней станет полегче, тоже не приходилось. Очередная вспышка эпидемии была в самом разгаре.

Разумеется, мы сталкивались со смертельными болезнями с первых дней войны. (Попав на фронт, я получил свое первое задание – сообщить разъяренному майору, что у него корь.) Но того, что происходило с солдатами сейчас, я объяснить не мог. Примерно с месяц назад с обеих сторон на наш медпункт начали поступать больные, и с каждым днем их становилось все больше.

Все они страдали от необычной инфекции дыхательных путей, которая сопровождалась высокой температурой, ломотой в теле и – чрезвычайно часто – горячечным бредом. Для маленького перегруженного медпункта, где работал всего один немолодой врач, а его единственным помощником был парень, год назад поступивший в ученики к мяснику в Смитфилде, такие пациенты стали настоящим проклятием. Бедолаги.

Прошлым вечером я ввел конкретно этим пяти страдальцам морфий. Как выяснилось теперь, один из них умер, двое все еще были без сознания, трое потихоньку начинали шевелиться – при этом лбы у них были прохладные, а дышали они спокойно и глубоко. Честно говоря, я думал, все будет гораздо хуже – обычно смертность при этом заболевании достигала пятидесяти процентов. Я велел Джексону размочить галеты в кипяченой воде – больше нам нечего было им предложить – и протереть больных губкой. Теперь хоть у них появился шанс выкарабкаться.