Вор (Журналист-2) - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 20

— Какая-то сказка про белого бычка получается… Я уже говорил по поводу этих патронов — не было их никогда у меня и не нужны мне они… А тем более оружие… Староват я уже для таких игрушек.

— Ну а откуда же они взялись-то? — подался вперед Задульский. — С протоколом обыска вас ознакомили? Ну вот… Подписи понятых видели? Или скажете, что маслят [28] вам милиция подбросила?

— А это уж вам лучше знать, — ответил старик, подпирая щеку рукой. — Я к этим патронам отношения не имею. Что же касается понятых… Зачем нам, гражданин следователь, друг другу горбатого лепить? Вы ведь про наших советских понятых не хуже меня все знаете… Спасибо, что гранатомет под кроватью не нашли…

— Я ничего не леплю, Юрий Александрович! — отрезал следователь. — Не желаете откровенно говорить — не надо… Хуже сделаете только себе — как в старом анекдоте: «Пойду пешком назло кондуктору…» Ладно, у вас будет время подумать… Собственно говоря, у меня к вам на сегодня больше вопросов нет. Но с вами хочет побеседовать оперативный сотрудник Владимир Николаевич Колбасов…

— Он хочет, а я — нет, — пожал плечами барон. — Отправьте меня в камеру, гражданин следователь. Я устал.

— Ничего, — равнодушно ответил Задульский, вылезая из-за прикрученного к полу стола. — Колбасов уже здесь, и много времени разговор не займет. Он вас в камеру и отправит… А мне еще нужно допросить тут кое-кого, вы у меня, извините, не один… Уже выходя из кабинета, следователь оглянулся и сказал:

— До свидания, Юрий Александрович. Рекомендую проявить благоразумие — для вашей же пользы…

— Всего доброго, — сухо бросил Михеев. Буквально через полминуты дверь кабинета вновь открылась и впустила еще достаточно молодого черноусого мужчину, в котором Барон сразу узнал задержавшего его опера. Колбасов обладал типично ментовской внешностью — был не высоким и не низким, не худым и не толстым, с короткой офицерской стрижкой. Взгляд — жесткий, оперский, движения — уверенные… Владимир Николаевич мог бы считаться вполне симпатичным мужиком, если бы его не портила угреватая, чуть лоснящаяся, землистого цвета кожа на лице…

Колбасов не спеша подошел к столу, так же не спеша бросил на него пачку сигарет, вынув предварительно одну для себя.

— Курить будешь? — спросил опер Барона так, будто расстались они лишь пять минут назад.

— Не курю я… Бросил, — качнул головой Юрий Александрович, не глядя на Колбасова.

Противно старику было смотреть на опера. В принципе, Барон относился к мусорам спокойно, а к некоторым даже с уважением. Но не к таким, как этот Колбасов. Михеев считал, что каждому в этом мире отведена своя роль: воры должны воровать, менты — ловить их… И если тебя честно переиграли — вини себя и свою судьбу, а противника сволочить нечего. Это в том случае, если игра была честной, если «за свое» к «хозяину» идешь… Но встречались среди оперов и такие ухари, которые за доблесть полагали нацепить на человека вовсе чужое — наркоту в карман засунуть, вещицу паленую… Или патроны подбросить с валюткой, как вот этот Колбасов… Таких офицеров старик просто за людей не считал — какие же это люди? Так, твари двуногие…

Кстати говоря, по многолетним наблюдениям Барона, именно такие «ударники мусорского производства», прикрывавшиеся красивыми словами о том, что вор, дескать, должен сидеть в тюрьме и не важно, какими методами его туда упекут, — именно они почему-то более остальных были склонны к ссучиванию ментовскому, то есть к тому, чтобы начать однажды за свои деликатные услуги брать деньги от тех, кого прежде запихивали в камеры, не выбирая средств…

— Ну, не желаешь курить — как знаешь, — ухмыльнулся Колбасов, щелкая зажигалкой. — А я подымлю… Копченое-то мясо, говорят, сохраняется дольше…

Опер глубоко, с наслаждением затянулся и красиво выпустил дым двумя струями через ноздри. Старик с еле заметной усмешкой посмотрел на него, потом перевел взгляд на пачку «Кэмела» на столе.

— Кучеряво живете, начальник… Колбасов кивнул и погладил себя по животу, продолжая улыбаться.

— Честно говоря, грешен, люблю хороший табачок, вот и балую себя иногда… Тебе вот хотел приятное сделать заодно, а ты, оказывается, не куришь… Чего бросил-то, мотор забарахлил, что ли?

— Да нет, с мотором все в порядке, — отвел старик взгляд от лоснящейся хари опера. Барон вдруг почувствовал, как окатило его изнутри горячей волной ненависти, и прикрыл веки, чтобы не выдать своих чувств этому любителю хорошего табака…

Но Колбасов и так все прекрасно понимал а потому цыкнул зубом и сказал добродушно:

— Ну ладно тебе, Михеев, кончай дуться… Смотришь на меня, просто как Ленин на мировую буржуазию, вот-вот глазами сожгешь…

«Сожжешь, а не сожгешь», — мысленно поправил опера Барон и неожиданно для себя успокоился. Стоит ли, действительно, сердце себе рвать из-за таких вот, кто по-русски даже толком говорить-то не научился… Даром что дипломы о высшем образовании у каждого. (Надо сказать, что сам старик имел безукоризненный петербургский выговор — с детства, видно, въелась в него манера следить за своей речью, мать с отцом привили… С годами, правда, все чаще соскакивали у Юрия Александровича с языка блатные словечки и обороты — с кем поведешься, от тех и наберешься, — но когда надо было, Барон мог изъясняться не хуже старого университетского преподавателя словесности.) — Работа у меня такая, — продолжал между тем Колбасов. — Вы — воруете, мы — сажаем…

— Понимаю, — кивнул Юрий Александрович. — Насчет того, что сажаем, понимаю. Приятно встретить человека, работающего по призванию…

Колбасов издевку съел спокойно, глазом не моргнул, наоборот, даже рассмеялся, словно старик что-то очень веселое выдал:

— Слышь, Михеев, кончай… А то у нас прямо КВН какой-то получается…

Давай-ка лучше по душам поговорим: ты ведь ученый уже, знаешь, что без нашей помощи отсюда тебе не выбраться… Так? Барон упер в опера тяжелый взгляд:

— А я у вас помощи просить и не собираюсь… До своих лет дожил — ни разу ничего не попросил, а теперь и вовсе смешно было бы.

— Ну-у, Михеев… — с деланным огорчением протянул Колбасов. — Так мы с тобой не построим, понимаешь… Тебе что же — остаток дней во вшивятнике этом провести хочется? Ты же умный человек! Я тут о тебе кое-какие справочки навел — так тебя чуть ли не профессором считать можно… Уголовных дел профессором… Есть информация, что под тобой две бригады ходило, пока мы их не разбомбили, а ты все из себя какого-то святого Моисея строишь. Отвечать-то все равно придется…

— А что ж так мелко-то? — удивился Юрий Александрович. — Две бригады всего… Где две — там и все пять сыщутся, правда, начальник? Лишь бы знать, как искать, но я вижу — вас этому учить не надо. И так умеете. А насчет того, что отвечать придется, так я за себя всегда ответить смогу, никогда от этого не прятался…

Колбасов загасил окурок в банке из-под финского пива, служившей пепельницей, и сказал уже без улыбки:

— Ты бы замашки-то свои баронские попридержал бы, старый… Неразумно себя ведешь, Михеев… А меня интересует всего-навсего одна деталь. То, что хату на Каменноостровском поставил ты, это ни у кого сомнений не вызывает…

Старик ничем не выдал своего удивления — подсознательно он уже ждал чего-то подобного… Иначе зачем было бы ментам устраивать весь этот цирк с валютой и патронами? Тем не менее Барон ответил спокойно и равнодушно:

— Если сомнений не вызывает — предъявите обвинение.

— Не спеши, — дернул губой Колбасов. — Предъявим… Я о другом сейчас… У меня к тебе есть предложение… Ты подумай над ним, предложение стоящее… Так вот: сдай, что взял, — тебе оно все равно ни к чему, попользоваться не успеешь… А отдашь — через день дома будешь… Понял? Но не раньше, чем «Эгина» будет у меня.

— Какая еще «Эгина»? — чувствуя в груди холодную пустоту, выговорил непослушными губами Юрий Александрович. До того, как опер произнес название картины, у старика еще оставались какие-то надежды и сомнения, но теперь…