Пропавшая сестра - Марр Эль. Страница 23

— Что вы имеете в виду?

Он не отвечает. Просто сидит и наблюдает за мной. Между нами, словно мрачный занавес, повисает тяжелая тишина. Недоумение переходит в раздражение. Хочется поверить в эти слова, но побеждает гнев.

— Я в курсе, спасибо. В вашу поганую работенку теперь входит еще и психоанализ?!

Я опускаю взгляд и смотрю на папку с бумагами, которую он презентовал мне несколько секунд назад. То, что сначала казалось великодушным жестом, теперь представляется наглостью, переходящей все допустимые личные границы. Он даже не пытается возражать.

— Никогда не переживал подобной потери, — медленно произносит он. — Да, у меня не очень хорошие отношения с родителями, но я всегда могу навестить их, когда захочу. До Руана всего час езды. Зато мне знакомо чувство вины. Я вырос в маленьком городке в Нормандии и однажды попал в кое-какие… неприятности. Мы с моим другом Бенуа были классическими избалованными детьми из обеспеченных буржуазных семей. Приворовывали деньги у родителей, а они этого даже не замечали. — Он делает паузу, разглядывая клетчатую поверхность стола.

— От нечего делать мы начали экспериментировать с разными веществами. Травка, потом кокаин, а там и героин. У Бенуа случилась передозировка. Это была самая длинная ночь в моей жизни. Его вернули к жизни, но не без последствий. Он слишком долго лежал без сознания, и мозг пострадал. Он так и живет дома, на приличную работу ему уже не устроиться. А я вот работаю гадом у красивых иностранок в Париже.

Жан-Люк так медленно произносит слова, будто они вот-вот взорвутся у него во рту.

— Это ужасно. Мне очень жаль, — бормочу я, огорчаясь, что вынуждена обходиться дежурными фразами.

Жан-Люк поворачивается ко мне на тесном сиденье. Расслабленная суета ресторана совсем не вяжется с его взволнованным видом. Он находит силы улыбнуться и говорит уже гораздо спокойнее:

— Прошли годы, прежде чем я понял, что ни в чем не виноват. Даже если я соучастник, потому что мы с Бенуа делали все это вместе, — и я всегда буду частью этой истории, — иногда случаются ужасные вещи, но это происходит независимо от нас. Важно лишь то, что мы выносим из этих историй. Понимаешь?

Вот после таких разговоров люди и переходят на «ты».

Солнечный свет пробивается сквозь тонкую ткань занавески, окрашивая его волосы в золотисто-каштановый цвет. Теперь он смотрит на меня с надеждой и оптимизмом, уверенный, что я его пойму.

Хочется сказать «да, понимаю», но слова застревают в горле. Хочется сказать что-то не столь банальное, но в голову ничего не приходит. По щеке скатывается слеза, и тогда Жан-Люк берет меня за руку.

— Знаешь, моя сестра была не подарок, — начинаю я.

Жан-Л юк поднимает брови.

— Думаю, никто здесь в этом и не сомневается.

— Да, именно так. Она была прекрасна во многих отношениях. Добрая, умная, полная энтузиазма, всегда готовая поддержать других. Но была и другая сторона, которую знали только мы, ее близкие. Однажды родители отправились на конференцию в Оривдж и не успели нас предупредить. Анжела пришла домой, обнаружила, что там никого нет, и устроила настоящий погром. В числе прочего разбила очень дорогую дизайнерскую куклу, которую мама заказала для нее, когда нам было десять. Эта кукла была похожа на нас с Анжелой, и на маму тоже. Мы тогда учились на втором курсе колледжа и уже жили отдельно. Анжела устроила родителям скандал по телефону. Она орала в трубку, чтобы они больше не смели уезжать без предупреждения. Это был какой-то дикий, иррациональный гнев. Как будто она чувствовала, что они могут в любой момент нас бросить.

До меня доходит горькая ирония этих слов.

— В общем-то, в итоге так и вышло.

— А что родители?

— Как обычно. Поговорили с ней, пообещали, что отныне будут предупреждать нас о своих планах, успокоили. Мама, конечно, очень обиделась из-за разбитой куклы, но ничего не сказала, чтобы не расстраивать Анжелу.

Жан-Люк сочувственно кивает.

— У всех есть скелеты в шкафу, Шейна. И сложные отношения.

— Ну да. Этот случай, пожалуй, не особенно дикий, но для Анжелы это было типично — ее постоянно кидало то вверх, то вниз. Мы уже привыкли к ее перепадам настроения, но посторонним людям это казалось странным. Как-то раз, когда мы были детьми, родителям пришлось разлучить нас на некоторое время, потому что Анжела пыталась…

Я замолкаю, качая головой.

— Ладно. Не стоит сейчас об этом… Похоже, что в Париже она сильно изменилась. Причем в лучшую сторону. Здесь, кажется, она оставила все свои проблемы позади. Ей просто нужно было освободиться из-под нашей опеки.

Эта мысль вонзается в меня, как клинок. Словно я сама себе делаю харакири.

Официантка возвращается с нашим чеком, и Жан-Люк расплачивается наличными.

По улицам бегут толпы белых воротничков, спеша успеть перекусить. Мы молча идем сквозь толпу, не глядя друг на друга. Напротив нашего кирпичного дома, опираясь на трость, стоит уже знакомый бродяга. Он потягивается, суставы громко хрустят. Пучок седеющих, когда-то черных волос мокрый от пота. Кажется, будто он только что принял душ. В тени его бледная кожа кажется румяной. Мы поднимаемся по лестнице к квартире Анжелы. Толстый бежевый ковер заглушает шаги. Между квартирами Анжелы и Жан-Люка — целая сеть деревянных балок, звукоизоляции и труб отопления, но вчера я слышала, как звякнул его сотовый. Интересно, слышал ли он, как я плачу?

Жан-Люк провожает меня до двери.

— Ну что? Ты нашла в этом ресторане то, что искала?

Я похлопываю по папке с бумагами.

— Не совсем. Но это отличная альтернатива.

Он подходит ближе.

— Я всю неделю в твоем распоряжении, Шейна. Все, что тебе нужно. Даже просто поговорить.

Я небрежно киваю, чтобы придать себе уверенности. Мне неловко, что я так разоткровенничалась с малознакомым человеком, да еще на публике.

— Да, спасибо. Я…

Его руки сжимаются вокруг моей талии, он притягивает меня к себе. От неожиданности я останавливаюсь на полуслове и почти не сопротивляюсь. Он делает паузу, словно хочет понять, не против ли я такого поворота событий, потом прижимается щекой к моей голове. Желание оттолкнуть его с каждой секундой нарастает — неужели он думает, что после нескольких часов, проведенных вместе, я готова раскрыть ему все свои душевные тайны?! Но вместо этого закрываю глаза, и в груди медленно поднимается трепет.

Он отстраняется, брови сливаются в одну густую полоску.

— Ну, пока.

Я вхожу в квартиру. Меня разрывают самые противоречивые эмоции: энтузиазм, усталость, облегчение, отчаяние, ясность, смятение… Дверь Жан-Люка этажом выше захлопывается, я падаю на кровать и погружаюсь в глубокий сон.

Глава 13

Ambassade. (Посольство.)

Comment dit-on? (Как это сказать?)

Combien? (Сколько стоит?)

Гнусавое жужжание дверного звонка раскалывает воздух. Я отрываюсь от своего списка, который занимает уже целый лист — французско-английский словарь, имена, заметки о людях, с которыми я встретилась, и их связи с Анжелой. Нога затекла, и я, хромая, ковыляю к домофону рядом с дверью.

— Алло? — говорю я сонным голосом, нажимая сначала одну кнопку, потом другую. Аппарат снова вибрирует под моим пальцем.

— Алло? Алло?!

— Мисс Дарби, это инспектор Валентин. Можно подняться к вам?

Я нажимаю большую кнопку, которая открывает дверь подъезда, затем осматриваю квартиру. Ну и бардак! Всюду валяются какие-то бумаги и коробки. Прибраться, увы, не успею.

Я слышу, как неторопливо, но в то же время твердо ступает инспектор Валентин по лестнице. Каждый шаг впечатан в историю.

Я быстро прячу лифчик в спортивную сумку, взбиваю одеяло и принимаю непринужденный вид.

Звук шагов затихает у моих дверей. Валентин приветствует меня дежурной улыбкой. Он приглаживает вьющиеся волосы и пожимает мне руку.

— Мадемуазель.