Журналист - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 61

Женщина в синей униформе подходила ближе, и Обнорского вдруг всего заколотило. Боясь поверить самому себе, он смотрел не мигая на ее лицо: по тому, как оно дрогнуло, как расширились ее глаза и задрожали губы, Андрей понял, что Лена его тоже узнала…

— Господи ты боже мой… Это ты, Лена?! Лена!…

— Это я… Андрюшенька…

Поговорить толком в самолете им, конечно, не удалось, — чтобы не привлекать лишнего внимания, Лена, принеся стакан воды Обнорскому, быстро ушла, оставив короткую записку: «Вечером с 20.00 буду ждать тебя на аэрофлотской вилле — она находится недалеко от посольства, — спросишь, где представительство Аэрофлота, тебе покажут. Обязательно приходи». Больше она к креслу Андрея не подходила.

В Триполи после таможни всех прибывших из Москвы военных специалистов и переводчиков отвезли в район Хай аль-Аквах, где располагался Аппарат ГВС, клуб, столовая и библиотека. Напротив высотного здания Аппарата стояла гостиница для холостяков, работавших в Триполи — несколько этажей этой многоэтажки были отданы под транзитников, то есть для тех, кто ждал в Триполи оказии, чтобы убыть в другие города на постоянное место работы, и для тех, кто прибывал из этих городов в столицу перед отпуском или окончательным отъездом в Союз.

Когда Андрей уезжал в отпуск, вопрос о его переводе в Триполи был принципиально уже решен, однако официального приказа Главный еще не подписал, поэтому Обнорского для начала поселили в транзитный номер — в нем не было ничего, кроме большого шкафа и трех пружинных кроватей. Андрей быстро принял душ (повезло, что была вода, потому что утром и вечером ее периодически отключали — холостяки умывались, поливая друг другу воду на руки из пластиковых канистр), переоделся, причесался, тщательно почистил зубы и, бросив в рот несколько мятных лепешек, чтобы заглушить запах еще не выветрившегося перегара, отправился в Аппарат. Удивительное дело — он чувствовал себя почти сносно, и настроение не было таким подавленным, каким бывает обычно после выхода из многодневного крутого штопора.

Заслуга в этом, безусловно, принадлежала Лене — ее неожиданное появление тряхнуло Обнорского не хуже электрошока. Он ведь думал о ней все эти годы, запрещал себе вспоминать, спал с другими женщинами, — а все равно думал… Какая она стала… Собственно, и была ничего, но годы превратили ее в настоящую, налившуюся уверенной женской силой красавицу — хоть на обложку западного журнала фотографируй… Андрею вспомнились слова его коллеги по Краснодарскому учебному центру, умудренного тремя разводами сорокалетнего майора Доманова: «Малыш, когда-нибудь ты поймешь, что настоящая женщина начинается лет в двадцать восемь, не раньше. Только к этому возрасту она начинает кое-что понимать и в постели, и в жизни, и тогда с ней становится не просто приятно потрахаться — с ней становится интересно… Помнишь, как О'Генри сказал: „Любовь такой женщины равняется гуманитарному образованию“? А с девятнадцатилетними свиристелками — с ними же просто скучно, даже с самыми что ни на есть раскрасавицами. Они могут только брать, отдавать им еще нечего. Трахнешь такую дуру и лежишь в тоске, думаешь, как бы смыться поскорее…»

Входя в здание Аппарата ГВС и поднимаясь по лестнице в референтуру, Обнорский как заклинание повторял про себя слова из записки стюардессы: «Вечером… буду ждать тебя… Обязательно приходи…» Конечно, он придет. Андрей пробился бы к аэрофлотской вилле, даже если бы весь Триполи горел и стрелял, как Аден тогда, в сентябре восемьдесят пятого…

Референт встретил его широкой улыбкой и крепким рукопожатием:

— Вернулся? А чего такой трезвый? Но потом Павел Сергеевич пошевелил своим благородным длинным носом и удовлетворенно кивнул:

— Пардон, ошибся… Кстати, пока полностью не проветришься — крутись здесь поменьше, шеф недавно начал очередной виток борьбы с пьянством. Между нами: у его супруги климакс начался, ее товарищ генерал раком поставить не может — вот и перешел на нас. А нам что — нас ебут, а мы крепчаем, собираем материал для диссертации по теме «Влияние половых отношений на служебные». Да ты садись, садись, как там Союз-то — помнишь хоть что-нибудь?

— Разве же такое забудешь? — принимая шутливую форму беседы, ответил вопросом на вопрос Обнорский. Балагурство Петрова его не подкупало и не расслабляло — Андрей был уже не сопливым практикантом, и кое-чему жизнь его научила. Бывало, что на голову уже бочка с говном летит — а тот, кто ее запустил, все шуточки с прибауточками разбрасывает…

Но, похоже, в данном конкретном случае Петров никакого камня за пазухой не держал и сюрприза типа того, что, мол, с переводом в столицу ничего не вышло, не готовил. Референт закурил и перешел на деловой тон:

— Значит, с тобой вопрос решен, завтра шеф приказ подпишет, осталось нам разобраться, в какую группу тебя засунуть… У самого пожелания какие-нибудь есть?

Андрей кашлянул и пожал плечами:

— Может быть, не меняя профиль — в ВВС? На место Новоселова уже назначили кого-нибудь?

Эта мысль пришла в голову спонтанно — он вовсе не рассчитывал, что референт начнет предлагать ему места на выбор. Попасть в ту группу, где работал Илья, было бы просто идеально, это сразу решило бы многие проблемы. Однако Петров, услышав фамилию Новоселова, досадливо сморщился, как от крайне неприятного воспоминания:

— Да, Илья… Натворил он делов, царствие ему небесное… Вы же вроде с ним друзья были — еще по Йемену? А?

— Да как сказать, Пал Сергеич, скорее просто приятелями. — Инстинктивно Андрей почувствовал, что для успеха задуманного им дела афишировать истинное отношение к Новоселову не стоит. — Виделись с ним в последний раз весной восемьдесят шестого…

Референт испытующе посмотрел на Обнорского (Андрей этот взгляд выдержал), пожевал губами и сказал со вздохом:

— Боюсь, что в ВВС у тебя песня не сложится… После того как зам Главного по ВВС узнал о твоем решении сдристнуть с «Бенины», обиделся он на тебя очень сильно, кричал даже, руками размахивал… Генералы — они же как дети, ей-богу… Мы, конечно, его малость подуспокоили своими методами, он стих, как ветер в долине, но идти на «Майтигу» тебе все же не стоит — выберет момент и поднасрет. Тем более ты с Новоселовым приятельствовал… Савельева, между прочим, после этого самоубийства чуть было на родину досрочно не отправили — как это, мол, в его группе такая хуйня творится…

Заместителя главного военного специалиста по ВВС генерал-майора авиации Александра Антоновича Савельева Андрей видел всего дважды, но и этого хватило для определения крайней степени самодурства, которым природа и служба в Советской Армии наделила генерала. Если он действительно затаил зуб на Обнорского, совершившего через его голову маневр с переводом из Бенгази в Триполи, тогда Петров прав, делать на «Майтиге» ничего. Савельев найдет способ устроить Андрею «кудрявую жизнь с бубенчиками». Поэтому Обнорский тут же отработал назад:

— Пал Сергеич, да мне, если честно, до фонаря, в какой группе толмачить. Просто в Бенгази сидеть осточертело за два года — скучно, народу мало… Не то что у вас тут…

— Да, — согласился референт. — У нас тут, конечно, веселее. Просто карнавал какой-то… Ладно, пехотная школа тебя устроит? Там все хорошо, только шестерики часто. [50]

— Без проблем, — кивнул Обнорский. — Шестерики так шестерики. Лишь бы после работы не доставали. А так еще и лучше, когда пашешь — время быстрее летит.

— Насчет того, чтобы достать тебя после работы, это для твоего нового шефа будет проблематично. Вся группа пехотной школы живет в Гурджи [51], а ты поселишься у нас под боком. Так что видеться будете в основном на службе, а вся вторая половина дня — твое личное дело. Ну, иногда, естественно, буду тебя к дежурству по Аппарату привлекать, сам понимаешь — это всех переводяг касается… Ну так как — по рукам?

— Естественно, Пал Сергеич, спасибо вам, — прижал по-арабски ладонь к сердцу Андрей.