Страх - Константинов Владимир. Страница 30

Эдуард Васильевич не видел выхода. Что бы он не делал, что бы не предпринимал, результат будет одним и тем же.

Он пошел к Татьяничевой и рассказал о разговоре с Устиновой. То, что произошло с «железной леди», Калюжный видел впервые. Она прямо на глазах постарела на добрый десяток лет. Кожа на лице сморщилась, посерела. Глаза выражали страх, страх, и ничего, кроме страха. В полной растерянности она проговорила:

— Но почему ее?… Они же не могли, не должны знать, что у нее, кассета у нее?!

— Значит, каким-то образом узнали, — ответил Эдуард Васильевич.

— Пойду, доложу шефу. Ты подожди. — Татьяничева сорвалась с места и выскочила из кабинета.

Вернулась она минут через десять ещё более растерянная. В глубокой задумчивости проговорила:

— Странно все это.

— Что?

— Так… ничего. А где кассета?

— У меня в сейфе.

— Может быть её уничтожить к чертовой матери?

— А что это даст?

— Хотя да, ты прав, это ровным счетом ничего не даст. Попали мы с тобой, как кур во щи. И дернуло тебя.

— Кто же знал?

— Это конечно. Я тебя ни в чем и не обвиняю. К тому же, я сама тебя послала. — Она тяжело вздохнула. — Ситуация, что б ее!

— Что же делать, Маргарита Львовна?

— А я знаю?! — В голосе зампрокурора прозвучали нотки отчаяния. — Ступай, посоображай, как нам выбраться из этого дерьма, — устало проговорила Татьяничева.

Эдуард Васильевич вернулся в кабинет и долго думал над случившемся. Ситуация казалась ему безнадежной, тупиковой. Очень даже безнадежной и очень даже тупиковой. Он был в отчаянии. Почему, почему это случилось именно с ним? Ведь он всю свою сознательную жизнь старался избегать нестандартных ситуаций, конфликтов и всего прочего. И вот, на тебе! Говорят, что есть такой закон, закон подлости, если человек боиться, к примеру, машин, то обязательно будет сбит автомобилем при переходе улицы, если — воды, то утонет. Так вот случилось и с ним. Черт знает что такое! Что же все-таки делать?! Может быть сбежать? Куда?! С их возможностями они где угодно достанут. К тому же нужны другие документы и все прочее. Нет, это не вариант. Есть от чего паниковать.

Счастливая, спасательная мысль пришла ему в голову в конце рабочего дня, когда Эдуард Васильевич уже ни на что не надеялся. Кассета! Да-да, именно сама кассета может его спасти! Пока кассета у него, преступники не решаться его убить. Нужно лишь создать у них уверенность, что если с ним что случиться, то кассета сразу же попадет в оппозиционные правительству средства массовой информации. Да, но они будут пытать? Ничего, он это выдержит.

Калюжный достал из сейфа кассету и положил в карман. Он решил ехать на дачу старого друга его отца Друганову Олегу Дмитриевичу. Когда-то тот вместе с отцом Калюжного Василием Викторовичем работали на заводе Чкалова летчиками-испытателями и крепко дружили. Василий Викторович погиб при испытанни новой машины, когда Эдуарду Васильевичу исполнилось всего десять лет. И Друганов был ему за отца. Олег Дмитриевич уже без малого двадцать лет на пенсии и летом безвылазно пропадает у себя на даче, что находится в садоводческом обществе сразу за Золотой горкой. Общество это возникло более сорока лет назад и земельные участки работникам завода в то время буквально навяливали. За эти годы Друганов стал заядлым садоводом. Выращивал огромную чуть ни с кулак клубнику, выводил новые сорта сибирских яблок, собирал по пять ведер винограда, из которого делал отличное вино, да ходил за полтора километра в деревню Каменка, где в пруду ловил карасей и карпов. Словом, вел активную жизнь пенсионера.

Эдуард Васильевич вышел из прокуратуры, сел в свои старенькие «Жигули» и поехал на дачу к Друганову. Машину Калюжному купила мать на оставшиеся от отца сбережния после получения сыном диплома юриста.

Через несколько минут в зеркало заднего вида Калюжный увидел неотступно следовавшие за ним «Мицубиси». Сердце его упало. Слежка! Чтобы проверить, так ли это, он стал петлять по улицам.»Мицубиси» повторила все его маневры. Сомнения отпали.

«Что же делать?» — в панике подумал Эдуард Васильевич до упора выжимая педаль газа. Город он знал, как свои пять пальцев. Узкими улочками, проулками, проходными дворами ему удалось избавиться от «хвоста». Удача его окрылила. Настроение заметно улучшилось.

Друганова он застал на даче, колдующим над стелящейся яблоней. Седой, как лунь, коренастый, в сапогах и толстовке он очень походил на писателя Хоменгуэйя. Увидев Калюжного, он широко, радостно заулыбался и, раскрыв объятия, пошел навстречу, обнял, крепко стиснул.

— Здравствуй, Эдик! Рад видеть тебя в добром здравии! Что-то совсем стал забывать старика.

— Некогда, дядя Олег, работы много, — ответил Эдуард Васильевич.

— А-а! — махнул рукой Друганов. — Это обычная отговорка молодых, когда больше сказать нечего. — Как жена? Анатолий как?

— Все нормально, дядя Олег. Все живы здоровы. Анатолий серьезно коммерцией занялся.

— Он что, университет уже закончил?

— Нет, на последнем курсе. А где Надежда Викторовна?

— Не говори, — сокрушенно вздохнул Олег Дмитриевич. — Мотается по общественным делам. Она ведь у меня крутой общественницей стала. Возглавляет Детский фонд. Теперь я её вижу лишь по выходным, да и то не всегда.

Жена Друганова Надежда Викторовна, красивая, энергичная женщина была в свое время известным в городе врачом-педиатром.

— Ты по делу или так? — спросил Друганов.

— Так.

— Выпить хочешь?

— А же за рулем, дядя Олег.

— Ах, да, извини. Тогда чайку попьем. Я сейчас организую. А ты пока поскучай.

После ухода Друганова, Калюжный послонялся по дому, затем поднялся на чердак, достал из кармана кассету и сунул её под одну из стропил. Порядок. Здесь её сам черт не найдет.

Через пару часов, когда он вернулся домой, то у соседнего подъезда увидел знакомые «Мицубиси». Но теперь он был готов к встрече с бандитами и спокоен.

Глава шестая: Единственный выход.

Убийством своего хозяина Бублика Гена Зяблицкий был не просто напуган, а напуган до смертушки, до посинения, до дрожи в колениях, так как прекрасно осознавал во что по воле случая вляпался. И вообще, случай в жизни Зяблицкого играл роковую, можно сказать, определяющую роль. Честное слово! Начиная прямо со своего рождения. Его мать Варвара Парфенова забеременала от веселого и бесшабашного Димы Заблицкого — решила его таким образом на себе женить. А тот с женитьбой, как говориться, не мычал и не телился, все тянул, подлец, все откладывал, а когда откладывать уже стало некуда, вообще смотался в неизвестном направлении, только его и видели. Баламут, одним словом. А Варвара уже на седьмом месяце. Что делать? Рожать? В двадцать лет надевать себе на шею такой-то хомут?! Ну, уж нет! И она решилась. По совету одной знакомой продувной Люськи Переведенцевой, прошедшей огни и воды, накупила в аптеке всяких там нужных таблеток, заперлась в своей комнате в общежитии, когда девчонки были на заводе, наглоталась таблеток и у неё начались схватки. А ещё через полчаса она благополучно разрешилась от ребенка. А тот, будто чуял неладное, не издал ни одного звука. Потом-то Варвара, когда была в сильном расстройстве от не сложившейся судьбы, не раз говорила, что стоило Генке тогда только пискнуть, как она бы его тут же собственными руками придушила. Так это было бы или нет, но только не судьба, значит, было ему тогда умереть от рук собственной матери. Варвара завернула ребенка и все, что вместе с ним вышло, в рваную простынь, сунула под кровать, а сама побежала на завод во вторую смену. Вот такие вот женщины были раньше в русских селениях! Да! Девчонки с работы вернулись, а из-под Варвариной кровати писк раздается. Переполошились, вызвали комендата, та позвонила в милицию, а уже через час Генка был доставлен в роддом.

Варвара дала ему фамилию бывшего своего хахаля. А отчество он унаследовал от деда, отца матери. Вот так и появился на свет Божий по воле случая Геннадий Иванович Зяблицкий, нежданный, негаданный и никому не нужный.