Девочка-лиса - Грюнд Мария. Страница 5

– Да, это я, –  произносит она, как только Бернард отвечает. –  Мне очень жаль, но тебе придется развернуться и приехать сюда снова. Нам нужно тут все обыскать. Девочка должна была как-то сюда попасть. Бери Йона или кого найдешь. Потом позвони мне.

За время телефонной беседы у Эйр напрягаются плечи, а щеки успевают раскраснеться от холода.

– Пошли.

– Куда мы? –  удивленно спрашивает Эйр и улыбается ей.

– Я сама собиралась это сделать. Но ты садись в машину и поезжай за мной.

Это словно выстрел в упор. Ее тело будто распадается на части в нарядной прихожей, когда Санна и Эйр просят Лару Аскар сопроводить их на опознание тела дочери. Это высокая женщина с красивыми чертами лица. Волосы такие же огненно-рыжие и волнистые, как у Мии, а глаза темно-синие. Но она вся поблекла от новости. Она опускается на пол, и до приезда врачей они не в состоянии вытянуть из нее ни слова. Когда ее выводят на улицу, она шепчет: «Только не они».

Около пяти утра звонит телефон. Еще не до конца проснувшись, Санна слышит собственный крик «Нет!».

Телефон все не замолкает, она нащупывает его в темноте и сонно произносит в трубку:

– Да? Хорошо, еду туда.

Она встает, впотьмах пробирается к стойке с одеждой и зажигает покосившийся торшер. На стойке висят три пары черных брюк, каждая на своей вешалке, а рядом на полу выставлены три пары черных ботинок. Она вытаскивает полиэтиленовый пакет и достает оттуда новую, даже не распакованную, черную футболку.

На стуле лежат вскрытые счета и уведомления, одно из них прислано муниципалитетом. Она уже знает, о чем там речь. Первое пришло пару месяцев назад. Запрещается использование гаража в качестве жилого помещения, ей необходимо представить доказательства того, что в данном случае нет нарушения.

Она обнаруживает, что уже какое-то время сидит, уставившись в зеркальце Эрика. Это одна из немногих вещей, которые остались у нее после пожара. Огонь сожрал почти все. Дом, который они с Патриком отремонтировали ценой огромных усилий, превратился в выгоревшую скорлупку. Для виновного в случившемся пиромана Мортена Унгера это был отнюдь не первый поджог дома, в котором жили дети.

Она трет лицо рукой и переворачивает зеркало, чтобы оно лежало как надо, обратной стороной вверх. Когда она прикасается к нему, боль утраты застывает комом у нее внутри. По Патрику она тоже тоскует, но с ним все иначе. Скорбь померкла уже спустя несколько месяцев. К тому моменту, когда она узнала, что он оставил после себя гараж, его лицо почти стерлось у нее из памяти. Она никогда прежде не слышала ни о старом «Саабе», ни о гараже.

Придя сюда впервые, она обнаружила, что двери заставлены помойными контейнерами. Ржавый замок она срезала болторезом, потом открыла двери, и навстречу ей выпорхнуло целое облако моли, облеплявшей стены гаража изнутри.

Пахло здесь бензином и сыростью. По стенам он намалевал лозунги вроде No gods, no masters  [4] и «Анархия –  это порядок». А рядом изобразил черного кота, закольцованного в форме круга, –  спина выгнулась дугой, клыки оскалены. Она его сразу узнала: Патрик изрисовал им не один листок бумаги и не одну салфетку.

На обшарпанном рабочем столе лежали эскизы, рисунки, заметки и письма к единомышленникам, да еще несколько длинных жалоб в разные инстанции, все бумаги истлели от влаги или были изъедены то ли мышами, то ли насекомыми. Как и лозунги на стенах, их пропитывала ненависть к власть имущим.

Ей никогда не нравился его анархизм. Не помогали даже попытки отнестись к этим его взглядам с юмором или представить, что это та забавная непохожесть, которая их сближает. Тем более что его ненависть к государству окрепла в тот период их жизни, когда он остался без работы, а она только-только забеременела Эриком. В общем, именно тогда, когда он был ей особенно нужен. В итоге все это становилось причиной крупных ссор.

Но вскоре после того, как Эрику исполнился год, Патрик в одночасье прекратил рисовать и писать по ночам и больше не вел политические диспуты за ужином. Она просто приняла это как данность, решив, что новая работа помогла ему оставить все в прошлом.

Обнаружив гараж, она поняла, что на самом деле он просто нашел себе убежище вдали от семьи, где мог спокойно предаваться своим фантазиям. По крайней мере, она называла это именно так –  фантазии.

Конечно, она могла бы огорчиться, что у Патрика были от нее тайны, что у него был укромный уголок, о существовании которого она не догадывалась. Но вместо этого она просто переехала сюда жить. Всего за сутки она отмыла стены мойкой высокого давления, убралась, свозила старенький «Сааб» на техосмотр, а потом продала свою машину, в которой жила с тех пор, как случился пожар. Она разместила в гараже свои скромные пожитки, обзавелась кроватью и стойкой для одежды. Унитаз уже был установлен в углу гаража –  наверное, Патрик сам постарался, он же был сантехником –  а в стену была вмонтирована раковина-нержавейка с краном. Если ей нужно было принять теплый душ, она делала это в полицейском управлении.

Сначала она решила, что останется здесь, пока не доконает автомобиль Патрика. Но тот никак не хотел ломаться. И она осталась насовсем. Так было проще. А теперь надеялась, что у нее есть еще хотя бы пара месяцев до того момента, как муниципалитет пришлет кого-нибудь выселять ее отсюда силой. Еще совсем немного времени, чтобы успеть со всем разобраться. А потом она и машину сдаст в утиль.

В памяти всплывает отрывок вчерашнего дня. Она думает о Мие Аскар. О шнурке, который запутался у нее в волосах. Он обвивался вокруг какой-то резинки, которая, видимо, придавала ему эластичность. Она думает, для чего бы мог служить такой прочный и эластичный шнур, но ей ничего не приходит в голову. Заброшенный карьер очень глубок, прав спасатель: там, на дне, может скрываться все что угодно.

Телефон снова начинает вибрировать, она пускает воду в раковине. Брызгает себе немного на лицо, стягивает футболку и швыряет ее прямиком в мусорное ведро, где уже валяется несколько таких же.

Эйр лежит на кровати без сна, глядя в потолок, на который кто-то наклеил несколько пластмассовых флуоресцентных звездочек. Это наводит на мысль, что до нее квартиру снимала семья с детьми. Эйр крутится с боку на бок, но никак не может уснуть. Она садится в кровати и проводит рукой по жестким взъерошенным волосам.

Чуть в стороне от кровати стоит картонная коробка с ее вещами и гора одежды, высыпавшаяся из большого черного мешка для мусора. Из-под нее выглядывает заляпанный кетчупом бумажный пакет из киоска с уличной едой. Сквозь единственное в этой комнате окно видно дерево с раскидистой кроной. Одна из его веток всю ночь била в окно, впрочем, спать ей не давало нечто совсем другое. Это скорее можно расценить как отвлекающий маневр от всех остальных звуков, которые идут в довесок, когда снимаешь квартиру у частника.

Гораздо более назойливый шум исходит из соседней комнаты, где поселилась сестра. Она знает, что вполне может попросить Сесилию выключить синтетическое треньканье телефона, но оставляет все как есть. Если сравнивать с тем, что происходило несколько лет назад, когда Сесилия могла исчезнуть на несколько месяцев, а потом объявиться в холодном поту, с до крови расчесанными руками, и просить у нее денег, уж эту головную боль Эйр в состоянии перетерпеть. Лучше бессонный призрак в завязке, который попискивает в соседней комнате, чем пробуждение в ночи от приставленного к горлу ножа, когда младшей сестренке с расширенными зрачками срочно понадобилась наличка.

Никто не виноват в том, что Сесилия стала такой. Что-то пошло не так, когда она была еще маленькой, может, она лишилась точки опоры после того, как мама погибла в автокатастрофе. Эйр размышляет о девочке в известняковом карьере. Ей примерно столько же, сколько было Сесилии, когда та начала принимать тяжелые наркотики: много есть способов спрятаться от внутренних демонов.