Честное пионерское! Часть 4 (СИ) - Федин Андрей. Страница 30
В качестве вознаграждения за помощь я под вечер выдал мальчишкам по одной жевательной резинке «Педро». Детишки обалдели от моей щедрости (они не знали, сколько «жвачек» получат от меня завтра) и хором выдали: «Где достал?» Я сочинил для них сказку о «случайной» встрече с Дедом Морозом. И о том, что я выпросил у «доброго дедушки» подарки для своих друзей. «Надо было по две штуки просить, — сказал Вовчик. — А чё? У него их, небось, ещё много осталось». А Паша поинтересовался: оставил ли Дед Мороз «Педро» для Кругликова, для Зои и для Светы. Я уклончиво ответил: «Разберёмся». А потом наблюдал, как парни соревновались: кто надует самый большой пузырь (победу себе приписал Вовчик, хотя Паша с ним не согласился). Перед уходом рыжий помощник сплюнул жевательную резинку на ладонь и завернул этот розоватый комок в фантик. «Потом дожую, — заявил мальчик. — Парни говорили: жвачка, когда немного полежит, снова станет сладкой».
«Мы столпились у двери со скромной надписью „Тысяча девятьсот восемьдесят пятый год“, — говорил с цветного экрана телевизора Олег Ефремов. — Время открывает. А жизнь говорит: „Войдите“. Входим сразу и стоим друг от друга на расстоянии возраста…» Надя, папа и Пашка сидели за столом в гостиной (вполоборота к телевизору). Они слушали телевизионное поздравление — я смотрел на них и пытался понять: таким ли представлял себе когда-то «Новый год с папой». В этот раз Солнцевы не пошли к папиной сестре, как в прошлом и позапрошлом годах (но я мог бы им рассказать, что именно тётушка выставила сегодня на стол). И не выглядели недовольными наступившими в их жизни переменами. Паша улыбался (а не лил слёзы, как я тогда). А Виктор Егорович держал за руку невесту, грел в ладони бокал с «Советским шампанским» и смотрел телевизор (в тёплой Надиной комнате, а не в тюремной камере).
Я мысленно подводил итог «уходящего года» — понимал, что главною мечту прошлого тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года выполнил: папа вновь был рядом со мной. Теперь я даже наглядно видел разницу между праздником «с папой» и «без него». Потому что смотрел на себя со стороны (на себя прошлого). Не замечал на лице Павлика блеск слёз. Мальчик выглядел спокойным и даже… счастливым (каким я точно не был тогда, когда Ефремов зачитывал это своё поздравление в другой моей жизни). Да и отец сейчас выглядел по-прежнему молодым и полным сил, а не осунувшимся и внезапно постаревшим, каким я видел его в зале суда (всё же кампания красивой невесты подходила ему больше, нежели общество сокамерников). Солнцевы, как и в прошлый раз, начинали новую жизнь. Но только теперь они готовились объединить свою семью с семьёй Ивановых. А не расколоть пополам свою и без того крохотную «ячейку общества» (состоявшую лишь из двух человек).
«…А всем нам — удовольствия от работы, наслаждения от личной жизни и немного юмора, чтобы вспомнить о себе», — завершил свою речь Ефремов. Виктор Егорович и Надя подняли бокалы — к их праздничному салюту присоединили свои заполненные лимонадом стаканы и мы с Павликом. На экране телевизора зазвучала музыка: начинался «Новогодний огонёк». Я на миг представил, как встречали сейчас Новый год Елизавета и Юрий Каховские: сидели за столом рядом с живой дочерью и тоже готовились есть салаты и слушать песни советский эстрадных исполнителей. Мысленно увидел я и семейство Лукиных, собравшееся в (ставшей на несколько дней тесной) четырёхкомнатной квартире рядом с живым Фролом Прокопьевичем (в окружении бесчисленных кактусов). И подумал о том, что пусть я местами и потоптался в этой новой жизни, будто слон в посудной лавке, но привнёс в неё и немало хороших перемен: хороших для меня и окружавших меня людей.
— Ну, теперь-то можно пробовать все эти вкусности? — спросил Виктор Егорович.
Он неуверенно указал на стол (его живот при этом громко заурчал — хором с нашими животами).
Надежда Сергеевна кивнула.
— Теперь можно, — сказала она.
Ещё в последних числах декабря мы с Ивановой решили, что Дед Мороз принесёт под елку подарки только Павлику. Хотя я помнил, что уже в первом классе заподозрил: «никакого Деда Мороза нету». Мальчик не обращался ко мне с просьбой «пояснить ситуацию» с новогодними подарками. Поэтому я пока допускал, что «волшебство» не ушло из его жизни. Осень этого года Паши Солнцева сильно отличалась от той, что запомнилась мне: мальчик не сменил школу, не переехал на ПМЖ к папиной старшей сестре. А значит, добрые люди могли и не разрушить для него сказку. Я согласился с Надей: подарки от Дедушки Мороза будут — для Павлика. Узнал, что Надин сын ещё год назад тоже получал их подобным образом. Но теперь, по мнению Ивановой, Миша повзрослел — от «подъёлочных» подарков для меня Надежда Сергеевна отказалась.
Однако совсем меня без подарков она не оставила: все мужчины её пока неофициально увеличившегося семейства получили от Ивановой новые джинсы (пусть и не «фирменные»). Надя вручила нам их под звучавшую из динамиков телевизора музыку. Выдала брюки «по старшинству», но в обратном порядке: сперва Павлику, потом мне и уже напоследок — своему долговязому жениху (и всех троих «чмокнула» в щёки). Она прогнала нас в маленькую комнату переодеваться: пожелала узнать, «угадала ли с размерами». В гостиную мы вернулись в одинаковых синих штанах (будто в спецодежде). Надя сощурилась и кивнула (пробормотала сама для себя несколько фраз: «здесь немного ушью», «тут укорочу», «сойдёт»). Но я не заметил, где именно наши джинсы следовало ушить, затянуть и укоротить — признал, что Надин пошив не хуже фабричного (если не лучше).
После «Надиного» подарка мы вручили Павлику «персональный» — три набора солдатиков Донецкой фабрики игрушек. Те самые наборы, о которых в его возрасте мечтал я (некоторые потом и приобрёл, когда учился уже в четвёртом или пятом классе). Мы вручили мальчику игрушки — любовались тем, с каким восторгом он разглядывал фигурки римских легионеров, пиратов и ковбоев. При этом Пашка пока не догадывался, что «Дед Мороз» уже положил под ёлку в квартире Солнцевых четыре других набора: «Викингов», «Индейцев», «Рыцарей» и «Египтян». Все эти игрушки я в счёт своих услуг «эксперта-криминалиста» «стряс» с Юрия Фёдоровича Каховского (а тот, как я подозревал, задействовал для их поиска свою жену). Я не сомневался: Павлик обрадуется подарку. Не ошибся (даже позавидовал мальчику: у меня таких солдатиков «тогда» не было).
Получил «персональный» подарок и я. Ещё за месяц до праздника «слёзно» попросил Надежду Сергеевну не покупать мне игрушки. Поэтому мне вручили небольшой листочек с надписью «Министерство связи СССР 'Союзпечать» абонемент на…«. Я пригляделся. Надпись 'газета» оказалась перечёркнута. Поэтому прочёл: «…на журнал 'Техника — молодёжи». Увидел «крестики» под всеми цифрами, обозначавшими месяца. Выходило: мне оформили на журнал годовую подписку. Чему я искренне порадовался. Потому что опасался, что не изображу «правильный детский» восторг при виде подарка. Но меня по-настоящему порадовала возможность ежемесячно вынимать из почтового ящика журнал с интересными публикациями (в теперь уже прошлом году в «Технике — молодёжи» напечатали роман Артура Кларка!), о чём я и сообщил Наде Ивановой.
А вот для Виктора Егоровича мы с Надеждой Сергеевной приготовили «совершенно особенный» подарок: немецкую (ГДР) электрифицированную пишущую канцелярскую машину «Роботрон-202». «Слегка неновую» (купленную в комиссионном магазине, где начальствовала Зоина мама), но в хорошем состоянии. Обошлась она нам в сто восемьдесят пять рублей (плюс двадцать рублей сверху — для придержавшего её нам оценщика). Надя, услышав такую цену, едва не схватилась за сердце. Однако я сказал: «Берём». Потому что будущий «известный молодой писатель» из Великозаводска не должен был писать свои «шедевры» в обычных разлинованных ученических тетрадях (а уж «член Союза писателей СССР» — и подавно). Поэтому я бессовестно уговорил Иванову расстаться с немалой частью денег, заработанных Надей на пошиве «адидасовских» теннисок.