Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита. Страница 18

Скажем так…это очень сильно деморализует и выбивает землю из-под ног.

Живешь себе, живешь, никому не мешаешь, копаешься тихонько в своей песочнице, чего-то достигаешь, где-то обламываешься, но идешь дальше. И тут Хрясь! Появляется кто-то, кому плевать на все твои дела, кто готов перешагнуть и забрать у тебя что-то, только потому что ему этого хочется. И это очень-очень-очень…нет слов.

Кажется, я словила экзистенциальный кризис.

Мы сидим в гостиной перед телевизором. Зайка переключает каналы, я тупо пялюсь на прыгающую картинку и ни фига не понимаю. У меня в голове свое кино. Я раз за разом прокручиваю тот момент, как меня сбивает с ног придурок на скутере, а потом уезжает. И все, что я могу это беспомощно смотреть в удаляющуюся спину.

Это наваждение. Мне больно дышать. И я едва могу дождаться, когда Вадим приходит домой.

— Ну тише, тише, — он гладит меня по голове, когда я со всех ног бросаюсь к нему и обнимаю, уткнувшись носом в широкую грудь, — не плачь.

Какое там не плачь!

Я рыдаю!

Весь день кое-как держалась, не позволяя себе окончательно раскиснуть, а увидела мужа и разревелась, как слабачка.

— Успокойся!

— Не могу! Я так растерялась, когда этот ублюдок на меня налетел…

— Мил, да кто угодно растерялся бы.

— Надо было его как-то остановить…

— Глупости не говори. Еще не хватало, чтобы моя жена лезла в драку со отребьем всяким. О такое говно мараться не стоит. Да, Зай?

В дверях стоит племянница и внимательно слушает, о чем мы говорим:

— Наверное, — отвечает неуверенно.

— Не наверно, а точно, — потом снова обращается ко мне, — Мил, неприятно, но не смертельно. Не плачь.

— Меня обокрали, — грустно напоминаю, — в сумке был паспорт, права…

— По поводу документов не переживай — я уже напряг людей. Завтра съездишь кое-куда и тебе все сделают без очередей и проволочек.

— Ключи…

— Завтра днем придут менять замки.

— Телефон…

— Сейчас купим новый. Еще лучше. И сумку. И что-нибудь еще, чтобы моя девочка больше не грустила, — целует в нос.

— Там еще была карта, но ее сразу выпотрошили.

— Деньги…ну считай, что ты пожертвовала их на нужды моральных уродов, которым ничего хорошего в жизни не светит. Пусть подавятся, — жмет плечами, а потом обращается к Зайке, — мелочь, прости, но на этот вечер ты остаешься одна. Нам с Милой надо уйти.

Она поднимает на нас растерянный и какой-то совершенно несчастный взгляд:

— Как…куда?

— Прогуляться, — обнимает меня еще крепче и ласково ведет кончиками пальцев по моей щеке, — в «Мистери».

— Ты забронировал столик?

— Да. Тот самый у окна.

Это наше любимое место. Небольшое кафе в центре, но не на шумной улице, а немного позади, на второй линии. Там самый вкусный ежевичный пирог и кофе по авторскому рецепту.

Мне неудобно перед племянницей. Я ее сегодня уже один раз подвела в парке, но… Можно, я завтра снова стану сильной и продолжу думать о других, а сегодня просто побуду маленькой девочкой, мечтающей спрятаться в надежных объятиях?

— Спасибо, — проглатываю слезы.

— Надень то платье. Розовое с белыми оборками, — просит он.

Этому платью уже сто лет, но оно неприкосновенно и занимает почетное место в шкафу, потому что именно в нем я была, когда мы с Вадимом познакомились. Оно наш счастливый оберег.

— Хорошо, — я перестаю икать и дрожать, как осиновый лист на ветру, — дай мне три минуты.

***

— Ничего, что мы бросили ее одну? — спрашиваю, когда отъезжаем от дома.

Мы на такси. Зотов сказал, что хочет хорошего вина в компании прекрасной девушки, и кто я такая чтобы ему отказывать? Поэтому его черный танк с хромированными обводами остаётся в гараже, а мы несемся в сердце города на развеселом желтом такси.

— Ничего с ней не станет. Не маленькая, — Вадим только отмахивается.

— Я знаю, но…она выглядела такой несчастной.

— Мне надо было ее утешить? Подтереть сопли? Взять на ручки? Ты прости, но у меня с женой беда приключилась, так что проблемы Зои мне как-то по барабану.

Мне стыдно. Очень-очень. Потому что приятно.

Знать, что ты самая-самая для человека, которого любишь — это как бальзам на душу. Даже как-то светлее становится, и проблемы, обрушившие мой день ниже плинтуса, уже не кажутся такими жуткими.

Да, очень болезненно. Но кто сказал, что вся жизнь должна быть сладким пряником?

Пусть хреновый опыт, но мой.

Это я себя так убеждаю, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда вижу, как по тротуару несется очередной электросамокат.

Вадим берет меня за руку, а потом и вовсе притягивает ближе, укладывая к себе на плечо, и я против воли улыбаюсь. Он прав, жену спасать надо, а то она, то есть я, совсем приуныла.

В Мистери встречают приветливыми улыбками.

— Рады вас видеть, — управляющий Павел тут работает уже не первый год, и тут же узнает постоянных клиентов. Он провожает нас к столику, выдает меню в дорогой оплетке и, вежливо откланявшись, оставляет наедине.

— Что будешь заказывать? — интересуется муж, скользя взглядом по строчкам в меню.

— Я…я… — на меня внезапно нападают трудности выбора, — я не знаю.

Он переводит на меня взгляд полный недоумения.

— Не голодна?

— Голодна, просто хочу и мясо, и рыбу, и салат, и еще что-нибудь.

— Ни в чем себе не отказывай.

— Ага. Обожраться и лопнуть, — ворчу, а сама продолжаю листать страницы, выхватывая то одно название, то другое. Мне действительно хочется всего и побольше.

— Будешь жирненькая, — мечтательно произносит муж.

— Эй!

— Зато не украдут.

Я кидаю в него скомканной салфеткой, и он ловит ее на лету. Смеется:

— Вот, теперь узнаю свои Милу.

Нахал.

Когда подходит официант, я заказываю салат. И хрустящие креветки. И шашлык. И овощи запечённые. И грибы на гриле. Куда же без грибов. И десерт. Два десерта.

Вадим только глазами хлопает, когда я озвучиваю все свои хотелки, и сам ограничивается салатом и горячим. Показываю ему язык и отворачиваюсь. Нечего на меня так смотреть. У меня сегодня стресс дикий, справляюсь, как могу.

Это был хороший вечер.

Мы много разговариваем, смеемся, оставляя за бортом тему сегодняшнего происшествия. И оно уже не кажется таким зловещим и подавляющим. Мне просто не повезло оказаться не в том месте, и не в то время.

Вот и все.

Зато на следующий день меня настигают последствия ночного обжорства. Мне с трудом удается дождать того момента, когда Вадим уйдет на работу, а Зайка сбежит на свои занятия. Как только за ними закрывается дверь, я сломя голову несусь в туалет, не зная, какой частью лучше прикладываться к унитазу. То ли верхом, то ли низом. Потому что крутит адски с обеих сторон.

В итоге побеждает тошнота. Я только успеваю поднять крышку, собрать волосы в пучок, и склониться над белым другом, как из меня буквально фонтаном выходит все, что вчера было съедено. И шашлычки, и десертики, и даже грибочки.

Продолжается этот беспредел долго. Уже в животе пусто, и он протестующе урчит, отзываясь на каждый спазм, а я все давлюсь.

— Да сколько можно, — со стоном вытираю слезы, которые льются сами по себе.

Внутренности сокращаются еще раз, как бы говоря: столько сколько нужно.

Спустя бесконечность, я выползаю из туалета, и поматываясь иду на кухню.

Мне нужен сладкий черный чай. Я пью его мелкими глоточками, чтобы снова не спровоцировать приступ. Потом закидываю внутрь какие-то таблетки от живота и, кое-как приведя себя в порядок, иду на работу, дав себе пламенное обещание закончить пораньше. А заодно клянусь, что больше никогда не буду столько жрать. Даже если это будет пирожное Наполеон, обложенное грибами, шашлыком и печеными перцами.

***

На работе было непросто.

То лапы ломит, то хвост отламывается. То живот крутит, то голова трещит, что странно, потому что я вчера есть — ела, а пить не пила, потому что не хотелось.