Рыжий, циничный, неприличный (СИ) - Волкова Дарья. Страница 27

– Зачем?

– Соскучился.

– Паша… – она резко отступила назад. – Паш, у нас был курортный, он же отпускной роман. Он закончился. Какое – соскучился?

– Ты сейчас серьёзно? – опешил он. – Да мало ли, как оно все тогда… Какая разница, что там было в начале и что я говорил?! А сейчас…

– А сейчас мне надо идти спать, потому что завтра рано вставать. Приятного аппетита. Кашу завтра на тебя с утра сварю.

***

Павел пустым взглядом смотрел на стол, заваленный продуктами. Так. Что, черт возьми, происходит?! Он ни хрена не понимал. Получается, что с дня рождения Эли Клео сбежала не просто так. Получается, что она и в самом деле посчитала, что их отношения завершились, ограничились этими двумя неделями, а теперь Клео про него забыла и знать не знает.

Да ну. Не может быть.

А как тогда все это, блядь, объяснить?! Курортный роман у них был, видите ли. Что, поматросила и бросила?! Павел шумно выдохнул. Его в жизни ни разу не матросили. Да и Клео… Он был ее первый мужчина, из нее Матроскин такой себе! Что-то во всем этом было не так, но Павел категорически не мог понять – что. Ему, собственно, и понимать-то было нечем. Потому что он не мог отделаться от мысли, что она – вон рядом, за парой стен и одной дверью. В постели. Голая. Или в одних трусиках. А он что – должен тут вот ломать голову, что во всем это не так?! Когда больше всего хочется туда, к ней, в постель, обнять, зацеловать, заласкать, вытряхнуть из нее все эти бредовые идеи о курортном романе и залюбить до беспамятства, так, чтобы она уснула на нем, первая. А он был лежал, положив ей руку на поясницу, а на пальцы другой руки наматывал ее волосы.

Офигенная картина. Но когда тебе на твое «Я соскучился» говорят «Приятного аппетита» – есть опасение, что в спальне все может пойти по другому сценарию.

Чтоб тебя, Клеопатра, и закидоны твои царские! И Павел принялся убирать продукты в холодильник. Эх, даже чебуреков не попробовала… А они еще теплые.

Глава 6.2

***

Клео казалось, что ее комнате поселилось огромное стадо невидимых, но очень ощущаемых ежей. Все кололось. Постельное белье, половицы под ногами, собственная одежда и даже волосы. Клео не могла себе найти места, ей везде было плохо – на кровати, у окна, на стуле, даже на пол легла в приступе отчаянья. Везде было ПЛОХО! Как ей могло быть хорошо, если тот человек, рядом с которым ей не просто хорошо – ей сладко, тепло, горячо, легко, уютно и много как еще – он вон там, рядом. Приехал. Приехал!

Клео казалось, что у нее обморок первый в жизни случится, когда она увидела в дверях гостиной Павла. В первый момент ей подумалось, что у нее от тоски любовной галлюцинации – вот ей Павел и причудился. Только вот Аркадия в любовной тоске к Павлу заподозрить было трудно – а он точно так же, как и Клео, видел Павла. А значит…

А значит, он приехал повторить то самое «классно потрахались». Что, настолько классно было, Пашенька? Польщена, очень польщена.

А дальше она просто уже не контролировала, что говорит. За Клео говорил кто-то другой. Реально царско-египетское альтер эго проснулось. А теперь, сука, заснуло! Оставив Клео снова наедине с ее тоской. Он там. За стеной. Клео прислушивалась к звукам. Вот зашумела вода – это Павел пошел в ванную. Через какое-то время послышались шаги в направлении входной двери – и Клео охватил такой ужас, что она подскочила на месте. Он что, собрался уезжать?!

В ночной тишине отчетливо было слышно, как щелкнул дверной замок, а потом шаги пошли обратно. Оказывается, Павел просто проверил, заперта ли входная дверь.

Вот шаги прошли в гостиную, и Клео замерла. Она вдруг четко поняла, что если он сейчас откроет дверь в ее комнату – то она бросится ему на шею, прижмется, обнимет крепко-крепко. Потому что…

Шаги прошли мимо, послышался звук открывшейся, а потом закрывшейся двери. Павел ушел в свою комнату.

Твою мать!

Стадо невидимых ежей истязало ее минут пятнадцать, после чего Клео решительно скинула с себя всю одежду. Вот одежду и колите, ироды!

Мы же классно потрахались, Пашенька, верно? И ты соскучился и хочешь повторить? Повторим. Я тебя трахну, Павел Тихий! Потому что не хрен сваливаться мне как снег на голову!

***

Он уже почти уснул, хотя не ожидал от себя такого быстрого отхода ко сну – после всей этой встряски. Но, видимо, плотная рабочая неделя оказала свое действие. Он не услышал ни как открывалась, а потом закрывалась дверь, ни тихих шагов. И глаза открыл, только когда к его телу прижалось женское тело.

– Клео? – вышло сипло. – А что… что случилось?

Дурацкий вопрос.

– Ну ты же за этим приехал.

Павлу не понравился этот ответ. Очень. Но сказать ничего не успел.

Его поцеловали. И Павел решил, что поговорить они успеют и потом. Поднял руки и, наконец, прижал ее к себе, скользнул руками. Голая.

Господи, вот за это – отдельное спасибо!

Она бал абсолютно обнаженной и очень активной. И Павел так обалдел от свалившего на него счастья, что какое-то время так и провел – Клео его целовала, а он ее беспардонно лапал – изгиб тонкой спины и круглая попа никак не позволяли ему от них оторвать свои ладони.

Но потом и этого стало мало, и Павел в одно движение подмял Клео под себя, наконец-то добрался до грудей и негромко рыкнул. Как его могли лишить всего этого?! Почувствовал на шее ее руки. И тихий шепот на ухо.

– Я хочу быть сверху. Пожалуйста.

Ох уж эти царские капризы. И Павел со вздохом откатился обратно спиной на матрас. За то, что она пришла к нему в постель голая, Клео имеет право на любой каприз.

– Иди сюда.

***

Ну и что, что еще пару месяцев назад она была девственницей? Можно подумать, это какая-то страшно сложная наука – секс. Ничего в этом такого сложного нет. Природа все предусмотрела. Правда, природа за чувства не отвечает, так и Клео о них сейчас думать не будет.

Они будут просто классно трахаться. Нет, она трахнет этого любителя курортных романов. И пофиг, что опыта нет! Зато энтузиазма – хоть отбавляй!

Природа и в самом деле все предусмотрела. Иначе откуда бы Клео знала, как надо его целовать – влажно в шею, ловя губами бешеный пульс на сонной артерии. А его тело просто создано для того, чтобы целовать. Изгиб ключиц переходит в выпуклость грудных мышц. Почему-то только теперь, губами, Клео внезапно ощутила, что у Павла не гладкая грудь. Она вся покрыта короткими волосками, просто, наверное, они такого оттенка, что сливаются с кожей. И теперь они мягко щекотали ее губы, пока Клео не добралась до твердого мужского соска.

Павел хрипло выдохнул, дернулся под ней.

– Клео…

Она слышала его плохо. С тобой тоже так, да? Когда ты ласкаешь меня – у тебя так же шумит в ушах и кружится голова?

Клео еще помнила о своих планах, когда языком ласкала твердый мужской сосок. Еще помнила – кажется – о них, когда губами скользила по твердому, чуть подрагивающему под ее поцелуями животу. Но к тому моменту, когда Клео с совершенно ранее незнакомым и неожиданным для себя удовольствием заняла свой рот абсолютно новым для него предметом – к тому моменту у нее все ее коварные планы вышибло из головы.

О чем вообще можно было думать, когда это оказалось… оказалось настолько приятным.

Глава 6.3

Нет, другое слово. Природа все предусмотрела. Только не подготовила к тому, сколько это приносит удовольствия. Твердость и жар мужской плоти, такой послушной под ее губами и языком. Дрожь его большого сильного тела. Хриплые низкие стоны, от которых у нее самой мурашки по спине. И, в конце концов, резкое движение его пальцев в ее волосах.

– Вся, Клео, я больше не могу!

В голове у Клео все плыло и плавилось, тело было уже совершенно ватное, и она позволила Павлу поднять себя и прижать. Именно в этот момент царско-египетское альтер эго решило проявить себя вопросом:

– Резинки где?