Осколки прошлого (СИ) - Мелентьева Вера. Страница 8
— Ты так уверена, что он не при делах? — задумчиво произнесла Марго.
— Сто процентов. Он недавно в России, у него нет интереса, и он не мог спрятать труп. Возможно, он его видел, но отправился за мной, а когда мы вернулись, трупа уже не было. А сегодня решил поискать следы, но напоролся на меня.
— А если он не отправился за тобой, а остался там?
— Тогда этот парень должен быть важнее меня, раз он бросил задание отца и занялся трупом.
— Какое еще задание? — Ритка удивленно подняла бровь, — Только не говори, что Клим приставил к тебе этого мачо, — расхохоталась она.
— Есть другие идеи?
— Скорее всего Клим не знает, где обретается сынок, а когда узнает, придет в ярость, — развела она руками и продолжила, — С чего начнем?
— Надо установить личность паренька. Все, что у нас есть — жетон, но светить им не стоит.
— Еще инициалы А.М., надо проверить сводки по пропавшим.
— За какой период будем брать?
— Не думаю, что он долго бы прожил в подобных условиях, вопрос в том, заявлял ли кто-нибудь о пропаже.
Потратив весь остаток дня на изучение списков пропавших за последний месяц, мы нашли четверых А.М.
— Будет весело, если жетон обронил один из головорезов, — зло фыркнула я.
— Ты по фотке не можешь определить, кто из них в лесу потерялся? — с надеждой спросила подруга, не обращая внимания на мое замечание.
— Его мама родная не опознает. Давай с последнего начнем.
— Кучеров Алексей Мстиславович. Неделю назад ушел из дома по улице Красной.
— У тебя есть менты знакомые? На случай если меня загребут с липовой ксивой?
— И у тебя есть. Подсолнух.
Я не сразу сообразила, о ком Ритка говорит. Подсолнухом звали нашего одноклассника, хотя звали его конечно по-другому — Ромка Ремезов, а прозвали Подсолнухом за ярко рыжую шевелюру и веселые конопушки на лице. В целом он был симпатичным парнем, и многие девчонки, в том числе и Ритка были не против с ним замутить. Мне он оказывал знаки внимания, но по причине моего редкого появления в школе и пассивного участия в жизни класса большой любви не вышло.
— Достань контакты на всякий случай.
Глава 6. Принесло «гостей» со всех волостей.
Утром Ритка отправилась на работу, куда ее вызвали в срочном порядке, невзирая на отпуск. Я собиралась после обеда отправиться в город, чтоб узнать что-нибудь о Кучерове, однако, обнаружила, что подруга уехала на моей машине, а ее машина не хочет заводиться. Чертыхнувшись, я решила заняться домашними делами.
Насвистывая модный мотивчик, я хлопотала по хозяйству. Деревенский быт, навеял тоску по детству, и я решила приготовить на обед окрошку. Увлеченная процессом, я не заметила стука в дверь, а может быть, его и не было, от того вздрогнула, услышав кашель за спиной.
— Ты божественна в любых декорациях, — улыбался Бессонов, привалившись к дверному косяку
— Королева. Жена короля, — ответила я со злостью, а Глеб на этот раз расхохотался во весь голос.
— Пригласишь войти?
— Я не очень гостеприимна.
Бессонов прошел к столу, а я так и стояла не в силах сдвинуться с места.
— Только, пожалуйста, не хватайся за все подручные предметы. Голова и так болит.
— Да, здесь у меня арсенал побольше, — я отвернулась к разделочному столу и продолжила приготовление.
Несколько минут Глеб молчал, затем я не выдержала и развернулась:
— Гостям рады два раза: когда они приходят и еще больше — когда уходят.
— Я тебе вроде не мешаю. Сижу, любуюсь. Я безумно счастлив, что ты вернулась.
— Я заметила фейерверк в аэропорту, — я не успела продолжить, дверь открылась, и на пороге появился Макс. Почему-то на бедрах было полотенце.
— Мамулик! Михалыч баню истопил! Огонь!
«Какая баня в такую жару!» — подумала я, вытаращив глаза, во-первых, от сложившейся ситуации, во-вторых, от его вида. «Хорошо, что Ритка этого не видит, ее бы точно удар хватил!» Но ему и этого показалось мало, и он продолжил:
— О, извини! Не знал, что у тебя важные гости. Присоединяйтесь, Господин мэр! — сказал он, обращаясь к Глебу, — Все, что происходит в Вегасе, остается Вегасе! — он хлопнул дверью и исчез так же внезапно, как и появился.
«Идиот», – я мысленно чертыхнулась. Конечно, если Бес не может убить жену Клима, то сына и подавно, но и играть с ним в кошки‐мышки все же верх безумия. Никто не знает, насколько хватит его терпения. Я видела, как ходят желваки на его лице, а еще в красках представила картину, которую он нарисовал в своей голове. Собрав всю волю в кулак и вложив в интонацию всю покладистость, на которую была способна, я начала не поворачиваясь:
— Глеб… — слова довались мне с трудом, — Это не то, что… — он не дал мне договорить, усмехнувшись, сказал:
— Брось, милая! Я знаю, что тебя «зачитали», отчасти в этом есть и моя вина. Не можешь же ты бить по голове всех, кто к тебе прикасается.
Поднявшись, он приблизился, я почувствовала его кожей, дыхание сбилось, пульс участился, тело стало ватным, будто не моим. Он стоял сзади, почти вплотную, а я не могла совладать с собой, чтоб повернуться. Едва касаясь губами моего уха, он произнес:
— Но для меня-то ты — библия, и я уничтожу всех, кто посягнул на святое.
Я сжимала нож с такой силой и не сразу сообразила, откуда на столешнице кровь. Это немного отрезвило меня, откинув его в сторону я резко повернулась, наши лица были слишком близко и я прошипела глядя ему прямо в глаза, чтобы он почувствовал всю ненависть, которую я к нему испытывала:
— Если я — книга, то ты разодрал меня на странички, с остервенением, без жалости, наслаждаясь процессом. Ты продолжаешь кромсать листочек за листочком, при этом уверен, что изловчившись можно еще что-то прочитать. Но нет, Глеб, остались одни ошметки, гордись собой! Ты тогда сказал: «Ты пожалеешь, что осталась жива». Черт, ты прав. Я жалею, каждый день, каждый час, каждую минуту! Я никогда тебя не прощу! Я никогда не прощу себя! И честно говоря, мне все равно кто меня там «читает».
Я увидела в его глазах боль и сожаление. Его сердце, как и мое было выжжено до тла, только он еще надеялся прорастить остатки чувств на пепелище. Я же видела между нами лишь пропасть из взаимных обид, потерь и недоверия. Аккуратно заправив выбившуюся у меня прядь волос, он тихо произнес:
— Я все исправлю, вот увидишь. Залатаю, заштопаю, склею. Ты все забудешь, и я сделаю тебя самой счастливой, — знал бы он тогда, какими пророческими окажутся его слова.
Развернувшись, Бес пошел в сторону выхода, у двери сказав:
— Но ты объясняешься, значит, у меня еще есть шанс.
Как только дверь за ним захлопнулась, я упала без сил на табуретку и разрыдалась. С момента нашего знакомства все конфронтации с Бессоновым выматывали меня на нет. Он всегда бил по самому больному, выводил из себя и вынуждал говорить то, что я хотела скрыть. Вот и в этот раз, вместо того, чтобы проявить безразличие, я вступила в перепалку и вывалила ему все свои обиды, а он с победным видом, убедившись в том, что мне до сих пор больно, хлопнул дверью и пошел все исправлять. Вдоволь наревевшись, и забыв про окрошку, я пустилась к Михалычу.
Зайдя во двор, направилась прямиком в баню. Без стука распахнув дверь, увидела улыбающегося во все тридцать два зуба, Макса. Он прикрыл причинное место веником:
— Полегче, Матушка! Ты не купала меня в детстве, чтоб вот так вот врываться!
— Скажи на милость, что за концерт? — рявкнула я, разозлившись еще больше от того, что сама себя поставила в неловкую ситуацию, теперь приходится стоять и не обращать внимания на открывшиеся красоты.
— Не концерт, а пьеса. Отелло. Хотел избавиться от тебя чужими руками. По моим представлениям ты должна уже хрипеть — расхохотался он, — или раздевайся, или выметайся.
— Я не знаю, какая у тебя информация, но считаю, должна предупредить, дитя ты неразумное: еще одна такая выходка и роль Дездемоны[1] достанется тебе! — с этими словами я круто развернулась и вышла из бани, успев выделить годовую норму пота.