Крик филина - Шарапов Валерий. Страница 6

– Убили-и-и! Моего мужа уби-и-или!

– Ну вот, накаркал, старый дуралей, – пробормотал Сердюков и резко вскочил со стула, опрокинув его на пол. – Ты не голоси, а толком говори, что произошло, – приказал он. Его добродушное лицо, минуту назад румяное от горячего чая, стало жестким, глаза – ледяными, а расслабленное за столом большое тело приняло стойку, как будто несгибаемый участковый готов был прямо сейчас вступить в драку. Даже вислые усы – по крайней мере, так показалось Журавлеву – ершисто распушились. Он хладнокровно выплеснул из кружки чай, зачерпнул из ведра холодной воды и подал обезумевшей женщине. – Ну? – потребовал он, не сводя с нее сурового взгляда.

Стуча зубами о край металлической кружки, проливая воду на обнаженную грудь, женщина сделала несколько судорожных глотков и нервным движением вернула кружку Сердюкову.

– Мы с мужем и дочкой проживаем на улице Конармии, дом девять. А сегодня прихожу я на обед из конторы, а мой муж лежит на полу мертвы-и-ий… – Она опять завыла, уткнувшись симпатичным личиком в свои ладони, в них же невнятно пробормотала: – Житиков его фамилия… Наша фамилия, – поправилась она.

– Почему же вы решили, что его убили? – сухо спросил Сердюков.

– У н-него г-голова р-размозжена! – запинаясь, еле выдавила из себя Житикова, и ее руки безвольно упали вниз, словно плети. Лицо неожиданно стало бледным как мел, зрачки закатились, пугающе оставив на виду лишь синеватые белки, и она рухнула на пол, потеряв сознание.

– Этого еще не хватало, – буркнул Сердюков, поморщившись как от зубной боли.

Илья, который до этого стоял за столом, опираясь на него ладонями и широко распахнутыми глазами наблюдая за непривычной для себя обстановкой, скорым шагом подошел к женщине, поднял и перенес ее на диван.

Сердюков запоздало качнулся, хмуро оглядел кружку в своих руках, со стуком поставил ее на стол, расплескав добрую половину воды, и уверенно направился к полочке, где на видном месте хранилась бутылка с нашатырным спиртом. Должно быть, специально припасенной для таких вот случаев, которые, по всему видно, происходили здесь с пугающей регулярностью.

Пока Илья приводил женщину в чувство, Сердюков закатил мотоцикл внутрь помещения, беспокоясь за его сохранность в свое отсутствие.

– Конармия – это неподалеку, – ответил он на вопросительный взгляд Журавлева и поторопил: – Дай ей как следует нюхнуть, чтобы очухалась. Это в ее же интересах. И, если тебя не затруднит, попрошу пройти со мной в качестве понятого.

Житикова пришла в себя довольно быстро. Но произошедшая в ее семье ужасная трагедия все еще продолжала держать слабую женщину в своих страшных объятиях. Весь путь до своего дома она проделала как во сне, с великим трудом переставляя стройные ноги, которые временами переставали ее слушаться, и тогда обмякшее тело женщины тяжело повисало на руках Ильи, заботливо поддерживавшего ее. Волосы у нее основательно растрепались, темные круги вокруг впавших глаз стали еще заметнее, а яркая помада на губах (все-таки женщина работала на людях и старалась хорошо выглядеть) безобразно смазалась, отчего ее алый рот смотрелся слегка перекошенным. Да и вся ее понурая фигура выглядела сейчас настолько жалко, словно Житикова в одночасье тронулась умом и стала похожей на городскую сумасшедшую.

– Горе-то какое-е, – бормотала она, полыхая в пустоту горячечным взглядом. – Как же нам теперь с дочкой жить-то, подскажите, люди добрые-е? Будьте вы прокляты, бандиты окаянные-е!

По высоким скрипучим ступенькам с простенькими перильцами они поднялись на веранду, прошли в дом. Внутри стояла пугающая тишина.

«Как будто в доме покойник», – машинально подумал Илья, у которого с непривычки зазвенело в ушах; он тотчас же про себя усмехнулся, потому что на самом деле так оно и было.

– Где же труп? – спросил Сердюков, пристально оглядывая комнаты.

– Там! – поспешно указала пальцем Житикова, но первая не пошла, дожидаясь, пока в комнату сначала войдет милиционер.

Ее муж, который оказался довольно интеллигентного вида человеком в домашнем полосатом халате, в очках со сломанной дужкой, кособоко висевшими на одном ухе, лежал возле круглого стола на спине, беспомощно раскинув руки и оголенные волосатые ноги в стоптанных синих тапочках. Его лицо с небольшой аккуратной бородкой представляло собой сплошной кусок окровавленного мяса, даже не было видно заплывших глаз, в глазницах которых скопилась загустевшая темная кровь.

– Пытали, – сразу определил Сердюков. – Нагляделся я за время службы на таких… Били определенно гирькой, но с таким расчетом, чтобы не враз концы отдал. Что-то они от него добивались, к бабке не ходи. Ваш муж кто по профессии? – обратился он к Житиковой.

– Он у меня работает… работал… – запнувшись, поправилась женщина, содрогаясь от рыданий, старясь не смотреть на окровавленное тело мертвого супруга, но мокрые от слез глаза помимо ее воли все время косили в ту сторону. – На маслозаводе итээровцем. Он был человек тихий, неприметный…

– Так уж и неприметный? – с сомнением переспросил Сердюков, присев на корточки возле трупа и внимательно разглядывая побои на лице.

– На заводе его знали как рационализатора. Не раз премировали.

– А недавно вашего мужа, случайно, не премировали? – Сердюков поднялся на ноги, не сводя с женщины пристального взгляда. – Вспомните, это очень важно.

– Ну да, да, – закивала женщина, – вчера ему выдали премию… восемь тысяч. Я, конечно, в этом не разбираюсь… это связано с каким-то прессом для подсолнухов…

– Деньги на месте?

– Н-не знаю… Я как-то об этом не подумала, – тихо ответила Житикова.

Внешне она казалась спокойной, только правое веко мелко дрожало. Она вдруг кинулась к комоду, быстро выдвинула маленький верхний ящик, где в потайном месте, в выемке, они с мужем хранили деньги. Сейчас вместо денег там лежал пустой конверт. Житикова нервно его порвала, оттуда выпал листок из школьной тетради в косую линейку. На нем, как издевательство, был жирно нарисован черным карандашом филин. Выглядел он как снеговик: крупный овал туловища, на нем небольшая голова с характерными кисточками и острые опущенные крылья. На обратной стороне находился набросок мудреного чертежа, над которым, судя по всему, еще недавно ломал голову убитый рационализатор.

– Укра-а-ли-и! – вновь заголосила женщина. – Все деньги украли, которые копили три года-а! Шестьдесят тыся-а-ач! По миру мы теперь с Иришкой пойде-о-ом!

– Что и требовалось доказать, – как будто даже с удовлетворением, что за короткий срок раскрыл причину убийства гражданина Житикова, сказал Сердюков. А чтобы никаких сомнений не возникло ни у его супруги, ни у лейтенанта, он со знанием дела пояснил: – Преступников было двое. Один помельче, по всему видно, физически слабый, потому что носит с собой гирьку. Другой покрупнее и поотчаяннее, этот имеет пистолет системы наган. На виске трупа наблюдается характерная вмятина от сильного удара ручкой нагана, отчего он, собственно, и умер. Сейчас осмотрю место преступления, составлю протокол, схемы расположения трупа с привязкой к обстановке и приобщу его к уголовному делу по банде в нашем районе.

– И все? – спросил Илья, не веря, что на этом все закончится и преступники не будут наказаны.

– Все, – развел руками Сердюков. – А что я еще могу сделать? Вот поймаем банду, тогда все преступные элементы получат по заслугам. А сейчас такой возможности нет, я не былинный Илья Муромец, чтобы в одиночку сражаться с целой сворой налетчиков и грабителей. Их может быть тысяча, а может, и не одна, тут я бессильный. Так-то вот.

Глядя на его беспричинно суетливые движения, Илья догадался, что участковому хочется быстрее завершить необходимые формальности и вернуться в Кирсанов, в отдел милиции, где он будет находиться в относительной безопасности.

– А как же?.. – осторожно спросил Журавлев, сдерживаясь, чтобы не сказать грубого слова в адрес в общем-то неплохого мужика Сердюкова, и незаметно кивнул в сторону Житиковой, которая с безучастным видом сидела на стуле и неотрывно смотрела на безжизненное тело мужа.