Один в Берлине - Фаллада Ганс. Страница 30

Тем временем Отто Квангель встал, умылся и, сидя на кухне, смотрел, как жена готовит завтрак. После завтрака у них состоится важный разговор, а пока что они только пожелали друг другу доброго утра, и вполне приветливо.

Внезапно оба испуганно вздрагивают. На кухне выше этажом слышны крики, они прислушиваются, напряженно и озабоченно глядя друг на друга. Затем кухонное окно на секунду потемнело, словно мимо пролетело что-то тяжелое, — и тотчас со двора донесся глухой удар. Внизу кто-то вскрикнул — мужчина. И мертвая тишина.

Отто Квангель распахивает кухонное окно, но отшатывается, услышав топот на лестнице.

— Выглянь-ка быстренько наружу, Анна! — говорит он. — Может, что увидишь. Женщина обычно привлекает меньше внимания. — Он крепко, очень крепко сжимает ее плечо, приказывает: — Не кричи! Ни в коем случае не кричи! Все, закрывай окно!

— Господи, Отто! — ахает госпожа Квангель, бледная как полотно, и смотрит на мужа. — Розентальша выпала из окна. Лежит там, во дворе. А рядом Баркхаузен и…

— Тсс! — шикает Квангель. — Молчи! Мы ничего не знаем. Ничего не видели, ничего не слышали. Неси кофе в комнату!

В комнате он настойчиво повторяет:

— Мы ничего не знаем, Анна. Розентальшу, считай, никогда почти не видали. А теперь ешь! Ешь, говорю! И пей кофе! Если кто явится, он не должен ничего заметить!

Советник Фромм так и стоял на своем наблюдательном посту. Видел, как двое штатских поднялись по лестнице, а сейчас трое — в том числе младший Персике — промчались вниз по лестнице. Значит, что-то стряслось, и действительно, прислуга вышла из кухни с известием, что госпожа Розенталь только что выпала из своего окна во двор. Советник испуганно воззрился на нее.

Секунду он стоял совершенно не шевелясь. Потом медленно кивнул головой, несколько раз.

— Н-да, Лиза. Так тоже бывает. Одного желания спасти мало. Тот, кого хочешь спасти, должен по-настоящему согласиться на спасение. — И быстро спросил: — Кухонное окно закрыто?

Лиза кивнула.

— Живо, Лиза, приведи комнату барышни в порядок; никто не должен заметить, что ею пользовались. Убери посуду! Смени белье!

Лиза опять кивнула. Потом спросила:

— А деньги и драгоценности на столике, господин советник?

На миг он чуть ли не растерялся, на лице застыла жалкая, беспомощная улыбка.

— Н-да, Лиза, — произнес он немного погодя. — С этим будет трудновато. Наследники вряд ли о себе заявят. А для нас это лишняя головная боль…

— Брошу в мусорное ведро, — предложила Лиза.

Советник покачал головой:

— С ними мусорное ведро не пройдет, Лиза. Копаться в мусоре они как раз умеют! Ладно, я подумаю, как поступить с этими вещами. Ты быстренько займись комнатой! Эти могут явиться сюда в любую минуту!

Пока что эти стояли во дворе, вместе с Баркхаузеном.

Баркхаузен напугался первым и сильнее всех. Он с раннего утра слонялся по двору, терзаясь ненавистью к Персике и неутоленным вожделением к уплывшему из рук добру. Хотел по крайней мере выяснить, что и как, а потому пристально следил за лестничной клеткой, за окнами…

Внезапно что-то рухнуло совсем рядом, с большой высоты и так близко, что даже задело его. Похолодев от ужаса, Баркхаузен привалился к стене, а секунду спустя сполз на землю, потому что в глазах почернело.

В следующий миг он опять вскочил на ноги — вдруг заметил, что сидит на земле возле госпожи Розенталь. Господи, выходит, старушенция выбросилась из окна, и ему известно, по чьей вине.

Баркхаузен сразу понял, что она мертва. Изо рта вытекла струйка крови, но лицо не исказилось. На нем запечатлелось такое глубокое умиротворение, что жалкий стукач поневоле отвел глаза. Тут его взгляд и упал на ее руки, и он увидел, что в одной у нее зажато украшение со сверкающими камнями.

Баркхаузен опасливо огляделся по сторонам. Если уж действовать, то быстро. Он наклонился и, отвернувшись, чтобы не видеть лица покойницы, вытащил у нее из ладони сапфировый браслет и спрятал в карман брюк. Еще раз с подозрением огляделся. Ему показалось, что у Квангелей осторожно закрыли кухонное окно.

А во двор между тем выбежали эти, трое мужчин, и насчет двух незнакомцев он сразу смекнул, кто они такие. Теперь главное — с самого начала вести себя правильно.

— Госпожа Розенталь только что выпала из окна, господин комиссар, — сказал он, словно докладывая о совершенно будничном происшествии. — Почти что мне на голову.

— Откуда вы меня знаете? — вскользь спросил комиссар, вместе с Фридрихом наклоняясь над покойницей.

— Я вас не знаю, господин комиссар, — отвечал Баркхаузен. — Просто так подумал. Поскольку иной раз работаю на господина комиссара Эшериха.

— Вот как! — коротко бросил комиссар. — Ладно. Тогда побудьте-ка здесь еще немного. Вы, молодой человек, — обернулся он к Персике, — присмотрите пока, чтобы этот типчик никуда не смылся. Фридрих, позаботься, чтобы во двор никто не заходил. Скажи шоферу, пусть последит за подворотней. А я поднимусь к вам в квартиру, надо позвонить!

Когда комиссар Руш, позвонив по телефону, вернулся во двор, ситуация там несколько изменилась. В окнах флигеля виднелись лица жильцов, несколько человек вышли во двор, но держались поодаль. Труп уже накрыли простыней, коротковатой, только до колен госпожи Розенталь.

Баркхаузен слегка пожелтел лицом, на запястьях у него были наручники. Жена и пятеро детей, стоя поодаль во дворе, молча наблюдали за ним.

— Господин комиссар, я протестую! — жалобно хныкал Баркхаузен. — Я правда не бросал браслет в подвал. Молодой господин Персике зол на меня…

Как выяснилось, Фридрих, выполнив задание, немедля принялся искать браслет. Ведь на кухне Розенталь еще держала его в руке — как раз из-за этого браслета, который она упорно не отдавала, Фридрих и остервенел. А в сердцах потерял обычную бдительность, ну и старуха сумела подложить ему свинью, сиганув из окна. Стало быть, браслет наверняка где-то здесь, во дворе.

Когда Фридрих взялся за поиски, Баркхаузен стоял возле стены. И Бальдур Персике вдруг заметил, как что-то блеснуло и тотчас же звякнуло в угольном подвале. Он немедля слазил в подвал и обнаружил там браслет!

— Я его туда не бросал, господин комиссар! — испуганно твердил Баркхаузен. — Он, поди, отскочил туда из рук госпожи Розенталь!

— Ну-ну! — сказал комиссар Руш. — Вот, оказывается, что ты за птица! И такой гусь работает на комиссара Эшериха! То-то коллега обрадуется, когда узнает!

Комиссар разглагольствовал вполне миролюбиво, но взгляд его скользил от Баркхаузена к Персике, туда-сюда, туда-сюда. Затем Руш продолжил:

— Что ж, думаю, ты не против немножко с нами прогуляться, а?

— Само собой! — заверил Баркхаузен, он дрожал как осиновый лист и побледнел еще сильнее. — С удовольствием! Для меня главное, чтобы все до конца разъяснилось, господин комиссар!

— Вот и ладушки! — сухо бросил комиссар. Быстро глянул на Персике и добавил: — Фридрих, сними с него наручники. Он и без того пойдет с нами. Верно?

— Конечно-конечно! С удовольствием! — горячо заверил Баркхаузен. — Я не сбегу. Да если и сбегу, вы ж меня все равно найдете, господин комиссар!

— Что верно, то верно! — сухо кивнул тот. — Такого, как ты, мы везде разыщем! — Он осекся. — «Скорая помощь» приехала. И полиция. Давайте-ка побыстрее покончим с этим делом. У меня нынче утром и другой работы полно.

Позднее, когда они «покончили с этим делом», комиссар Руш и юный Персике еще раз поднялись в розенталевскую квартиру.

— Кухонное окно надо закрыть, только и всего! — сказал комиссар.

На лестнице юный Персике внезапно остановился.

— Вам ничего не бросилось в глаза, господин комиссар? — шепотом спросил он.

— Мне много чего бросилось в глаза, — отвечал комиссар Руш. — Но что бросилось, к примеру, в глаза тебе, мой мальчик?

— Разве не примечательно, как тихо в переднем доме? Вы обратили внимание, что в переднем доме никто на улицу не выглядывал, во флигеле-то народ все окна облепил! Подозрительно. Жильцы из переднего дома наверняка ведь что-то заметили. Но не подают виду. Вы должны немедля провести у них обыски, господин комиссар!