Доказательство человека. Роман в новеллах - Гончуков Арсений. Страница 22

Все надо проверять. Дроиды, микродроны, минитранспортники, дистанционные системы, идущие в комплекте с креслом и обслуживающие пилота, созданы для работы в других условиях, на корабле, где есть ремонтный цех и бригада роботов-механиков, где другая атмосфера и меньше трение, и не очень предназначены для квартиры. А потому надо выходить, проводить тесты, приглашать специалистов, делать профилактику, чинить, закупать хотя бы изредка дорогущий фирменный раствор…

– Армилл! Мы опоздаем! Ты куда подевался? Что ты там в углу делаешь, а?

Так, я прошу прощения, кажется, меня хватились.

– Иду, иду! Я так, проверял системы…

– А-а-а… Ну понятно… Опять ты где-то не здесь, а там у себя витаешь…

– Нет! Нет! Я бегу, бегу, милая! Две секунды!

Меня зовет Диана, моя жена, топ-модель, красавица и мой самый любимый человек на свете. У нас сегодня новое путешествие, которое мы ждали полгода, пока его отрендерят и загрузят. Говорят, там нечто потрясающее, таких эмоций, эффектов, цветов, невероятных текстур и умопомрачительных ландшафтов люди еще не видели!

Отключаюсь, надеюсь, моя трансляция была полезна для тех, кто снаружи. Пока еще снаружи. До встречи, друзья!

12. День рождения

Отец сделал все, чтобы я не испугался. Он шутил, суетился, много улыбался. Мама, напротив, поджала губы и стала строгой, видимо, чтобы у меня и мысли не возникло сопротивляться. В тот день в нашей семье царили воодушевление и взаимовыручка, что было редкостью. Поэтому я запомнил счастье и забыл плохое.

Я поел, и меня, трехлетнего, папа взял под ручки и пересадил на широкий диван. И тут же вздрогнул и, тревожно посмотрев на маму, выбежал в прихожую. Они пришли. Звонка в дверь я не услышал: видимо, они позвонили папе с мамой напрямую.

Не раз в своей жизни я удивлялся потом, как хорошо запомнился трехлетке тот день. Два человека, оба высокие, стройные, широкоплечие, как на подбор. Одеты в узкие брюки и пиджаки графитового цвета. До сих пор не знаю, приходили к нам тогда люди, отобранные по строгим стандартам, или все-таки мехтела.

Они вошли, запустив в квартиру сентябрьскую прохладу, прошли в комнату, остановились у дивана и несколько секунд, широко улыбаясь, рассматривали сидевшего перед ними ребенка. Отец смотрел на них с застывшей улыбкой, подобострастно. Мать стояла за спинкой дивана, как тигрица, готовая в любую секунду броситься на защиту детеныша, взгляд ее был холоден и бесстрастен.

Не помню названия компании, от которой они приходили. Самих сотрудников называли просто – установщики. Несмотря на то что они выполняли чисто технические функции, люди перед ними трепетали. От технологии, которую они распространяли, в те времена зависела вся дальнейшая полноценная жизнь ребенка. Чтобы получить установку и подключение, нужно было хлопотать около года, после чего восемь месяцев стоять в очереди.

– Простите. Можно что-то… вот сюда, – кивнув на стол, спросил красивым поставленным голосом тот, что постарше, – мужчина с короткой стрижкой седовато-пепельных волос.

Отец дернулся, бросил взгляд на мать, она схватила полотенце и разложила его на столе, за которым я только что завтракал. Мужчина бережно поставил тонкий серый кейс и тут же открыл его.

Установщики плотоядно смотрели на меня, растягивая рты в искусственных улыбках. Я смотрел на них, на отца, посматривал на маму и, конечно, нервничал, но хорошо помню, как любопытство победило страх.

Систем, наилучшим образом зарекомендовавших себя на тот момент, в России было три, их называли американской, европейской и азиатской. Была, конечно, и собственная российская, и хоть самая продвинутая, но самая ненадежная китайская, однако большинство россиян, кто имел хоть какие-то накопления, ставили «Европу» или «Штаты». Мне досталось первое, спасибо моему трудолюбивому рачительному отцу.

В то время установка напоминала священный ритуал по той причине, что Система ставилась одна – один раз и на всю жизнь, и никак иначе. Демонтаж, извлечение, повторная установка и регистрация нового AIP, если речь не шла об операции на мозге или страшном ДТП, не приветствовались, стоили дорого и, что хуже всего, часто приводили к потере данных – бесценных фрагментов личности.

В обиходе Систему называли «запасные мозги» или «бэкап человека», но все это только часть правды. Система – нечто гораздо большее, нежели дубликат личности. С ее помощью с раннего детства человек готовился стать полноценным членом современного общества.

Напарник седого, мужчина помоложе, сел рядом со мной, положил мягкую теплую руку на мою голову, наклонился – и я услышал ласковое:

– Ну что, готов, малыш?..

В следующее мгновение боковым зрением я успел заметить вспышки трех красных точек, и в мире погас весь существующий свет. Импульсный высокочастотный наркоз – безотказная штука.

Буквально позавчера здесь же, в этой комнате, мы праздновали мое трехлетие, папа с мамой передавали меня друг другу, играли, смеялись, подарили игрушечный крейсер-разведчик «Топор», с двумя башенками, покрытый декоративной ржавчиной, – я о нем так мечтал! – а сегодня вместе с чужими мужчинами усадили на диван, вырубили наркозом, начали мучить обмякшее тело.

Уже взрослым однажды у лечащего врача я увидел служебную запись моего подключения, которую сделали установщики, – ничего приятного. Прижимали к глазу прибор, сканируя сетчатку. Брали ткани для анализа ДНК. А еще: томография, энцефалограмма, запись биоритма, снятие контура индивидуального звукового и импульсного рисунка тела. После чего седой отправил молодого напарника вниз к микроавтобусу передвижной лаборатории, где, как я понял, тот загрузил собранные данные в анализаторы, а потом и в базы данных Системы, которую в тот же день мне и установили.

Установка чипа занимала секунды, загрузка на него Системы несколько минут, но программу в голове запускали только на следующий день. При чипировании применялась самая передовая по тем временам технология, так называемая клеточная аннигиляция. В мозг через кровь запускалось несколько миллионов запрограммированных искусственных наноклеток, которые становились своеобразными командными пунктами и одновременно чем-то вроде радиопередатчиков в сером веществе. Человек выпивал ложку сиропа, клетки попадали в мозг и в определенной заданной конфигурации закреплялись в ЦНС, после чего начинали программировать другие клетки, и только после того, как в течение суток Система полностью «вставала» и конфигурировалась, ее подключали к сознанию. С этого момента внутри тебя начинало работать незримое двойное дно, которое ты даже не чувствовал (разве что интуитивно), но которое вместе с тобой училось, развивалось, росло, крепло, совершенствовалось, пока не происходило наконец… окончательное замещение.

Тоже, впрочем, спорный термин – «замещение». Оно подразумевает смену одного другим, но к моменту замещения, как правило, невозможно вычислить разницу между оригинальной личностью и Системой. Хотя споры, научные баталии идут до сих пор.

Суть одна – живой физический мозг дублируется цифровым.

Я очнулся у матери на руках. На лице отца застыла растерянная и немного безумная улыбка, он сильно перенервничал. Мне же было хорошо и спокойно, помню, я прижался к теплой и влажной в душной комнате маминой руке.

Молодой мужчина вернулся и что-то вручил седому. Тот взял – это оказалась флешка – и склонился над своим тонким кейсом и подозвал родителей.

С маминых рук я видел, как он показал на небольшой продолговатый контейнер, на котором светилось маленькое синее табло, а рядом мигала красная кнопка. Седой что-то говорил и улыбался, затем нажал кнопку, на табло замигала полоса загрузки, и после того, как она исчезла, табло вспыхнуло красным и вверх метнулся обрывок черного дыма… После чего установщик извлек из контейнера крошечную, покрытую гарью флешку, от которой пахло дымом. Много позже я узнал, что таким образом был уничтожен первичный носитель моей Системы, на котором ее принесли из лаборатории, – это традиционный ритуал, чтобы исключить малейшую возможность существования копии.