Окольцованная птица - Копейко Вера Васильевна. Страница 27

Откуда-то донеся бой часов, он напряг слух и посчитал: три раза. А потом это подтвердил местный живой петух.

Рой мыслей, прожужжавших ему всю голову, внезапно его покинул, и Купцов уплыл в сон.

А утром его взял под свою опеку приставленный к нему егерь, который повез Купцова по узкоколейке в глубь тайги. Он сказал, что там вальдшнепы тянуг колоннами, как раньше на первомайской демонстрации. И хотя ехал он сюда, лишь прикрываясь охотой, услышав такое, почувствовал, как в нем взыграл нешуточный азарт. Купцов мигом собрался. До вечерней тяги еще много времени, но и дорога — не рукой подать.

Когда и Ульяна ушла, сытый Сомов развалился в кресле и подозвал жену.

— Сядь-ка, посиди, отдохни. — Он протянул ей руку, она подала свою, Сомов сжал ее маленькие пальчики и усадил рядом с собой. — Здорово ты всех накормила. — Он погладил живот, который круглился под клетчатой рубашкой.

— А где наш Трушак? — Надюша заглянула под стол.

— Наш Трувер, — подчеркнул Сомов величественное собачье имя — так называли средневековых французских поэтов-певцов, соперников трубадуров, — изволит отдыхать.

— Колобок вроде тебя. — Она щелкнула мужа по животу.

Он перехватил ее руку и поднес к губам, так он делал всегда, когда хотел, чтобы она прекратила заниматься любимым делом — насмешничать.

— Что скажешь, как тебе гость? — поинтересовался Сомов у жены.

— Ну, мужик в самом соку. — Она сощурилась. — А тебе как?

— Пока он ехал из города, я навел кое-какие справки. Хорош плейбой, во всех смыслах. Хорош. Но поколбасил вволю. Сейчас время таких, как он. Что хочу взять — беру, законы не просто почитаю, а внимательно читаю, — он поднял брови, призывая оценить каламбур, — чтобы не пропустить в них ни одной лазейки.

Надюша усмехнулась и ласково погладила его по щеке:

— Ты мне про себя рассказываешь, да? Сомов довольно засмеялся.

— Молодой человек мне нравится. Но вот я подумал, а по зубам ли он нашей Ульяне? — Он свел мохнатые, как два шмеля, брови.

— Ты лучше по-другому вопрос задай: по зубам ли ему наша Ульяна?

— Ты так думаешь? Ты думаешь…

— Я думаю, это тот мужик, которого она ждала всю жизнь. Вот что я тебе скажу.

— А она… разве ждала? По-моему, ей вообще никто не нужен.

— Ох, Сомыч ты, Сомыч. Назвать глупым тебя нельзя, это будет неправда. В общем, мужик ты, Сомыч, и больше никто.

— А я больше никем и не хочу быть. — Он потянулся к ней и потерся щекой.

— Знаешь, каких мужиков любят женщины?

— Ну тех, которые все в дом несут, о семье заботятся. — Он выжидательно посмотрел на жену, как смотрит большая собака в надежде на кусочек сахара.

Надюша молчала, вероятно, рассчитывая услышать продолжение.

И Сомов продолжил:

— Который не путает со своим день рождения жены и делает ей подарки. Кстати, подумай-ка, что тебе подарить на нынешний?

Она молча кивнула, не отрывая от него глаз, потому что, кажется, впервые в жизни он произносит столь осмысленную речь о мужчинах. Стало быть, о себе.

— О каком еще муже может мечтать женщина? — Он потерся щекой о ее щеку.

— О гладко выбритом и благоухающем, — засмеялась она.

Сомов расхохотался:

— У тебя очень быстрый ум, ты знаешь?

— Как ноги у балерины, — ответила она. — Ты не станешь спорить, что голова отдает команду ногам, чтобы они топтали сцену?

— Вот о том я и говорю. — Он снова сел прямо и, словно самому себе, разъяснял: — Выходит, это Ульянин мужчина.

— Да. И мне кажется, они оба об этом догадываются. То есть нет, они чувствуют. Я могу читать язык глаз и язык жестов. Без этого, знаешь ли, никогда не получаются характерные танцы.

— Но они, по-моему, без танцев обошлись, а?

— Это был танец взглядов, танец мышц. — Она задумчиво посмотрела в окно. — Как бы я хотела, чтобы… — Нет, не стану говорить вслух. Я верю, что правильно говорят: все будет так, как должно быть, даже если будет не так.

— Пойду-ка я к себе в кабинет, — сказал Сомов, вставая.

— Ты сегодня еще не наработался? — изумилась жена.

— Чуть-чуть доработаю и приду. Жди меня в постели. — Он подмигнул ей, а она засмеялась, розовея.

Сомов вошел в кабинет, еще раз обдумывая ситуацию. Итак, Ульяна отказалась продавать Купцову ружье. Она не хочет воспользоваться и помощью отца. Но у него сердце срывается с места, когда он видит в ее глазах муку. А чем ближе срок погашения кредита, тем эта мука сильнее.

Он не будет ее спрашивать, не будет предлагать помощь. Он сделает это без нее. Потому что ему нужен полноценный работник и сообразительный партнер. Беспокойство ее отвлекает. А они теряют деньги.

Сомов уже звонил и уже дал указания, поэтому сейчас, садясь в кресло возле письменного стола и набирая номер телефона, он хотел уточнить, все ли в порядке. «Абонент временно недоступен», — ответил женский милый голос. Ого, подумал Сомов. Как такое может быть? Даже если этот абонент парится в сауне, даже если он получает «массажные услуги», он отзывается всегда. Из любой позиции, когда набираешь этот номер сотового. Такое могло означать только одно: третьего желания Сомова эта золотая рыбка уже не исполнит никогда.

— Надюша! — крикнул он. — Надюша!

Она прибежала запыхавшись, уже в ночной рубашке, которую он любил больше всего. Она была розовой, с мелкими сердечками по всему полю.

— Что случилось, дорогой? — В ее голосе была тревога. Странное дело, ему всегда нравилось это волнение в ее голосе. Он дорог, он дорог ей. Как это приятно!

— Дай мне сегодняшние московские газеты.

— Что-то случилось? — Она вскинула тонкие брови.

— Хочу узнать, не случилось ли чего.

— Сейчас, — кивнула она и ушла к себе. Она просмотрела газеты, но ничего не нашла такого, что заслуживало бы внимания. Но она не задавала мужу лишних вопросов.

Надюша вернулась быстро, с двумя газетами, которые муж обычно читал без отвращения.

— Спасибо, моя ласочка. — Он чмокнул жену в щеку. — А теперь иди, дай Сомычу еще пошевелить усами.

— Может, чай приготовить? — Она поняла, что Сомыч засидится.

— Ну, если ты уважишь раков и создашь им привычную среду… — Он подмигнул ей, пройдясь рукой по животу.

Жена улыбнулась и вышла, поплотнее закрыв фанерованную дубом дверь.

Она любила этот дом, который они обустроили с любовью. Вообще ее жизнь здесь казалась по-настоящему заповедной. После плясок по миру ей нужна была вот такая норка, признавалась Надюша самой себе. И она ее получила.

Николай Степанович пошуршал страницами и открыл полосу «Криминал». Быстро скользнул глазами сверху вниз. Взгляд не зацепился ни за что. Потом развернул другую газету, опять ничего.

Странное чувство, похожее на легкое разочарование, зашевелилось у него внутри. Неужели он так остро хотел, сам того не подозревая, найти то, чего опасался и чего, оказывается, так страстно желал?

Интересно, только ли они двое знали тайну, которую каждый из них унесет с собой в могилу? Он надеется, что так.

Сводный брат — вот кто задолжал ему три желания. Сомыч не хотел даже вспоминать о той истории. Нет, нет, нет, он мотал головой. Нет, потому что тогда в сотый или в тысячный раз ему придется объяснять себе, почему он тогда помог брату… Только он мог устроить такую баллистическую экспертизу, отвечая на мольбы собственной матери. Только он знал, как могла пройти пуля, выпущенная из ружья брата в чужое тело, и только он мог объяснить, что она так не могла пройти. . А стало быть, брат ни при чем.

Он снова набрал номер сотового. И снова — «абонент временно недоступен».

Сомов пожал плечами. Если даже он «в поле», как брат называл горячие точки в сопредельных государствах и в не слишком сопредельных, где горы оружия, а стало быть, и горы денег, то ведь у его сотового «роуминг по всему миру», как вещает реклама. Остается только надеяться, что он успел сделать указания и кредиторы не попытаются залезть к Ульяне под юбку…

Чтобы все-таки услышать чей-то дальний голос и унять разгулявшиеся нервы, Сомов набрал номер Кузьмина.