Последний снег - Джексон Стина. Страница 15

Может, это весна выманила его в лес? Видар испытывал слабость к смене сезонов. Ему нравилось гулять по лесу и наблюдать изменения в природе — трещины на льду, возвращение птиц с зимовки, как поднимается солнце над верхушками елок. Он ценил каждую мелочь. А за своими землями он следил так же зорко, как и за ней. Лес был его единственным другом. Но сегодня у нее было плохое предчувствие. При виде леса все холодело внутри.

Симон грыз ноготь. Солнце заливало кухню и согревало своими лучами. На щеке у сына был порез от бритвы.

— Где он, как думаешь?

— В лесу. Или в деревне, — ответила Лив.

— Может, пойти его поискать?

— Тебе надо в школу. Он вернется.

Симон нахмурился, но возражать не стал. Лив проводила его в прихожую, стояла и смотрела, как он завязывает шнурки.

— А если не придет?

Ее тронуло волнение мальчика. Что бы он ни говорил о том, что свалит, как только ему исполнится восемнадцать, он любил свою семью.

— Ну тогда я его сама поищу. Далеко он уйти не мог. Да и деревня у нас маленькая.

Удовлетворившись таким ответом, Симон коротко обнял ее на прощание, как делал в детстве. Лив вышла на холод, стояла и смотрела, как он идет на остановку. Найдя трубку Видара на перилах, зажгла ее и выпустила колечко дыма, словно подавая сыну знак. Или отцу?

Лес купался в лучах весеннего солнца. Прищурив глаза, она посмотрела на тропинку, ведущую к озеру. Из черных прогалин в талом снегу поднимался пар. Отца легко будет найти по следам на мокрой земле. И собака поможет.

Но Лив не спешила на поиски. Зажмурив глаза, она наслаждалась тишиной.

Стоя у костра, Лиам стучал зубами. Солнечные лучи проникали между сосен, падали на голую кожу, но не грели. Габриэль подлил бензина в ржавую бочку, и пламя взлетело к небу.

— Кроссовки тоже кидай.

— Но у меня других нет.

— А мне плевать. Раньше надо было думать.

— Думать? Это я, что ли, заварил эту кашу?

— Снимай обувь, я сказал, а не то сожгу тебя вместе с ней.

Габриэль схватил его за шею и нагнул к бочке. Кожу опалило огнем. Лиам завопил, вырвался и принялся стягивать кроссовки и носки. Держась на расстоянии от брата, неохотно швырнул вещи в бочку. Сразу повалил вонючий черный дым. Лиам на цыпочках пробежал по мокрой земле к машине, где была сменная одежда, трясущимися руками натянул джинсы и свитер. Все было холодное. В багажнике нашлись старые сапоги, и он сунул в них окоченевшие ноги.

Голый, даже без трусов, Габриэль стряхивал последние капли из канистры в огонь. Бензин шипел и пузырился. Член брата скукожился как испуганный зверек. При других обстоятельствах Лиама это рассмешило бы. Но не сегодня. Как они могли попасть в такую передрягу! Несмотря на собачий холод, пот ручьями стекал со лба. Он нагнулся над мхом, и его стошнило желчью. Отдышался и отнес сменную одежду брату. Время от времени оба кидали взгляды в сторону дороги: хотели убедиться, что они одни.

Все вокруг было затянуто пеленой тумана, и ему сложно было сфокусировать взгляд. Туман был в голове. Мысли метались, не давая сосредоточиться на чем-то одном, важном. Перед глазами встало лицо Вани, как она отчаянно зовет его в темноте, пытаясь выкарабкаться из ночных кошмаров. Потом на смену Ване пришел Юха. Он вонзил нож в крышку стола, и тот долго вибрировал. Росло неприятное ощущение, что их подставили.

Они собирались ограбить старика, и только, Убивать — нет. План был простой: ворваться ночью, когда вся семья спит, и быстренько все провернуть. Войти — выйти. С деньгами. Не причинив никому вреда. Ему хотелось закричать Габриэлю в лицо, что он все испортил, что из-за него им теперь конец. Но язык не слушался. Изо рта не вырвалось ни звука.

Взгляд Габриэля по-прежнему был прикован к огню. Паники, охватившей Лиама, он, казалось, не замечал. Как и холода. Просто неподвижно стоял и смотрел в огонь. Лиам весь съежился, пригнулся как побитая собака, когда Габриэль протянул руку:

— Дай мне оружие.

Приказал отцовским тоном, не допускающим возражений. Теперь он придумывал правила игры, и Лиам, если хочет выжить, должен ему подчиниться.

Лиам покосился на пистолет, лежавший на камне.

— Что ты задумал?

Удара ладонью по голове было достаточно, чтобы Лиам пошатнулся.

— Заткнись и делай, как я говорю. Давай пистолет. — Габриэль нависал над ним как дьявол.

Лиам потянулся за пистолетом, взял его дулом вниз. И сделал шаг в сторону. Голос в голове громко кричал, что нельзя выпускать оружие из рук.

Но уже через секунду Габриэль навалился на него и заехал локтем в голову, от чего в ушах зазвенело. Вырвать пистолет ему было пара пустяков.

— Иди в машину, кретин.

Лиам послушался. Через грязное стекло ему было видно, как Габриэль перемотал оба пистолета скотчем и закинул далеко в реку, с которой уже сошел лед. Бурные весенние воды мигом поглотили добычу. Пистолеты не скоро вынесет на берег, если вообще вынесет. Но почему-то эта мысль не утешала.

Из пакетика на сиденье Лиам вынул две таблетки и положил под язык. Бороться с искушением он не мог — нужно было что-то, что успокоит, вернет ясность мысли.

Снаружи Габриэль начал наконец одеваться. Черные штаны, черная куртка, черные ботинки. Лицо — белая маска на фоне черной одежды. Оделся, шлепнулся на пассажирское сиденье, весь пропахший костром, и захлопнул дверцы. Ярость, исходящая от него, заполнила тесное пространство салона, не давая дышать. Лиам весь напрягся, мышцы горели. Ощущение было, что он висит над пропастью и ему ничего не остается, как разжать пальцы.

Габриэль стукнул кулаком по приборной панели и издал вопль. Он молотил по пластику, пока крышка бардачка не слетела с петель, а на костяшках не выступила кровь. Затем повернулся к Лиаму и схватил его за воротник, в глазах полыхала ярость. Лиам пытался увернуться, на брат был сильнее, он всегда был сильнее.

— Не знаю, что с тобой не так, — прошипел он. — Может, мать тебя на пол уронила, может, ты уже родился уродом. Плевать. Но я не дам тебе испоганить мою жизнь. Я лучше сам тебя прикончу.

— Ну давай! Убей меня. — А что еще сказать?

Лиам зажмурился в ожидании удара. Если не сопротивляться, злость брата стихнет. Он старался не выдать, что боится, но от страха чуть не обмочился.

Габриэль хотел ударить его головой в лоб, но в последний момент передумал.

— Это ты пересрался! — сказал он. — Испугался и случайно нажал на спусковой крючок. Вот что произошло.

Лицо брата было совсем близко, Лиам чувствовал его дыхание. До него дошло, что задумал Габриэль, и ему стало еще страшнее. Брат всегда так делал, с самого детства. Когда стеклянная ваза разбилась, когда снегокат отца, который они взяли, провалился под лед, когда сгорело ателье матери, когда соседский радиоуправляемый автомобиль нашелся у них в подвале… Каждый раз он стоял и показывал на него, чтобы спасти свою задницу: «Папа, иди посмотри, что этот урод натворил!»

— Так все и было, — повторил Габриэль. — Но я сам виноват. Знал же, что ты не годишься для этой работы. От страха ты делаешь глупости, теряешь голову. А с тех пор как заделался папашей, все только стало хуже.

Лиам оттолкнул его от себя с такой силой, что тот влетел в дверцу. Габриэль что-то кричал, но он опять не разбирал слов. Кровь ударила в голову. Сидел и смотрел на бурную реку, на черный дым, поднимающийся над бочкой. Все улики уничтожены: оружие на дне, одежда сожжена. Все, что осталось, — картинка в его голове. Мертвый старик… Никто ему не поверит, сдаст брата — сядут оба. Перед глазами снова возникла Ваня. Обнимала его за шею, ездила у него на спине, как на лошадке. И звонко смеялась.

— Я не собираюсь сидеть в тюрьме из-за тебя, — сказал Габриэль. — Но и тебе там делать нечего.

Он уже успокоился. Зажег сигарету, затянулся и зашелся хриплым кашлем. Какое-то время они сидели молча. Химия таблеток начала проникать в кровь, мысли замедлились. У Лиама нашлись силы завести машину. Нужно ехать домой, к Ване. Все будет хорошо, стоит ему только вернуться к ней.