Последний снег - Джексон Стина. Страница 31

Габриэль оперся о шаткую стену. В глазах полыхало черное пламя.

— Помнишь сборщика ягод, которому прострелили башку? — спросил он.

— Конечно, помню.

— Черт, вся стена была заляпана мозгами. Такое никогда не забудешь.

У Лиама загудело в голове, гул был нестерпимый. Люди говорили, что дело было в наркотиках. Что сборщик с кем-то не поладил и поплатился за это жизнью. Но впервые Габриэль намекнул, что имеет отношение к убийству, может, и не сам убил, но был тут. Лиам изо всех сил старался не выдать эмоции, бушующие внутри.

— Зачем ты меня сюда привез? — спросил он.

Габриэль сверкнул зубами.

— А ты не догадался? Хочу, чтобы ты знал: я держу тебя под присмотром. Каждый твой шаг у меня под лупой. И мне нет дела, что ты мой брат. Малейшая оплошность — и тебе конец. Сечешь?

Скорее всего от страха, но в горле Лиама забулькал смех и вырвался наружу. Нервный хриплый смешок. Он швырнул недокуренную сигарету в Габриэля. Тот бросился на него, но Лиам успел схватить его за шею и потянуть вниз. Они покатились по мокрой холодной земле. Габриэль оказался сильнее, хотя наркотики замедлили его реакцию. Он сел верхом на Лиама и сжал горло. Холод от земли проникал сквозь одежду прямо в костный мозг. Стало трудно дышать. Габриэль, верхушки деревьев, неясные тени — все закружилось перед глазами. Из горла вырвался булькающий звук. Ваня… Ваня с ее беззубой улыбкой, залитая утренним солнцем… Мощным усилием Лиаму удалось спихнуть с себя брата, он вскочил и пнул Габриэля в грудь. Они дрались много раз, до сотрясения мозга и сломанных пальцев, но никогда еще Лиам не ощущал такой злости. Габриэль встал на четвереньки, потряс головой как собака, потом поднялся. Из ссадины на виске стекала кровь, но он этого не замечал. На губах гуляла улыбка.

— Клянусь, с каждым днем ты все больше похож на отца, — сказал Лиам, тяжело дыша.

— Да пошел ты!

Габриэль зажег новую сигарету и направился к машине, показывая, что драка закончена. Открыв дверцу с водительской стороны, он крикнул Лиаму:

— Я за тобой слежу. Не забывай. — Сел в машину и завел двигатель.

Лиам остался один в провонявшей мочой темноте.

Лив почти дошла до дома, когда заметила, что кто-то идет за ней по пятам. Йонни? Она осталась на веранде подождать. Но из-за деревьев выбежал не Йонни, а Карл-Эрик. Остановился и оперся руками о колени, чтобы перевести дыхание. Потом выпрямился, и их глаза встретились.

— Можно подумать, за тобой черти гонятся, — выдохнул он. — Летела быстрее бешеной собаки. Только пятки сверкали.

— Что тебе нужно?

— Ничего. Хотел убедиться, что ты добралась до дома.

Карл-Эрик подошел и прислонился к перилам. В темноте он казался моложе, морщины разгладились, глаза блестят. Лив старалась дышать ровно, чтобы успокоиться. На мгновение ей показалось, что ее преследует Видар.

— Видар мертв, — прочитал ее мысли Карл-Эрик. — Теперь все изменится.

— Я видела его собственными глазами в морге. Но все равно кажется, что он просто вышел на прогулку и в любой момент выйдет из леса.

— Тебе нужно время, чтобы свыкнуться с этим. Ты еще не оправилась от шока.

Лив не могла рассказать ему, какую пустоту ощущает внутри. Тело Видара в морге было оболочкой. Это не Видар. Еще ни разу со дня его исчезновения она не плакала. Ни когда Хассан сообщил ей новость, ни позже — в морге. Все, что она чувствовала, — странное облегчение в груди. Даже кожный зуд ее почти не беспокоил.

Карл-Эрик занес тяжелую ногу на ступеньку. Лив подумала, что нужно пригласить его зайти. Пора начать вести себя как все люди, уж теперь-то, когда Видара больше нет. Стоит, наверное, наладить контакты с деревенскими, прежде чем они с Симоном уедут. Но в обществе Карла-Эрика она всегда ощущала тревогу, похожую на ту, которую внушал ей Видар.

— Нам надо держаться вместе, хотим мы того или нет.

— А, кстати, какое родство нас связывает? — спросила Лив, зная ответ.

Карл-Эрик медлил с ответом. Сперва она решила, что он не расслышал вопроса: взгляд его был прикован к двери за ней.

— Мать Видара и моя мать были сводными сестрами по отцу. Но они не были знакомы, насколько мне известно. Твоя бабушка была незаконнорожденной. Двери маминого дома были для нее закрыты.

— Поэтому вы с папой не ладили?

Карл-Эрик фыркнул, обдав ее спиртными парами. Но он не производил впечатление пьяного. Скорее наоборот.

— Нет, у нас были проблемы посерьезнее.

— И какие же?

— Долго рассказывать. Я устал. Но загляни ко мне как-нибудь, и я тебе все расскажу.

Что-то в его голосе вызывало у нее желание поскорее скрыться в доме. Но она переминалась с ноги на ногу на скрипучих половицах веранды. Хотелось спросить, почему Видар считал его неудачником — о каких неудачах шла речь, но ее не отпускало ощущение, что отец стоит рядом в темноте и подслушивает. Он ненавидел, когда дочь встревала, а страх отцовского гнева засел в ней так глубоко, что от него не избавиться.

— Одно я тебе скажу, — глянул на нее Карл-Эрик. — Семью крепче делают не кровные узы, а стыд. Стыд сплачивает.

Его взгляд остановился на ней, и Лив перестала дышать. Тело ее не слушалось.

— Не знаю, о чем ты.

Карл-Эрик грустно улыбнулся.

— Думаю, прекрасно знаешь.

Порывом ветра принесло запах костра. Он нагнулся и прошептал, словно опасаясь, что их услышат:

— Что тебе известно об этом парне?

— О ком?

— О вашем арендаторе. Йонни, или как там его.

— Он никаких проблем не доставляет. Работает, исправно платит за аренду… Не на что жаловаться.

Карл-Эрик задумчиво запустил пальцы в бороду. Казалось, он хотел возразить, но передумал, убрал ногу со ступеньки, достал фляжку и, не отрывая от Лив взгляда, сделал несколько глотков.

— Тебе стоит быть поосторожней с чужаками. Надо держать глаза и уши открытыми. И никому не доверять. Даже своим.

Лиам бежал напролом через лес. Луна скрылась за облаками. Ледяной дождь обжигал лицо, мокрые джинсы прилипли к ногам, затрудняя движение. Но несмотря на холод, Он весь обливался потом. Не в первый раз Габриэль бросал его посреди леса. Этот раз — точно последний, поклялся он себе.

Когда Лиам наконец достиг Кальбуды, поселок спал. Темные окна, тихие дворы. Но собаки почуяли его издалека и залаяли, то ли приветствуя, то ли предупреждая об опасности.

Мать ждала его в прихожей, будто и не спала.

— Господи, что случилось?

— Габриэль, — коротко ответил он. Этого было достаточно. Мать больше не задавала вопросов — не хотела ничего знать, хотя догадывалась: ничего хорошего. Она помогла снять мокрую одежду, дала махровую простыню, чтобы завернуться, отвела на кухню и приложила к губе замороженный лосиный стейк из холодильника. Лиам спросил о Ване, хотя уже успел подняться к ней и видел: дочка спит.

Мать разожгла камин, и он подсел поближе к огню — согреться никак не получалось. Что-то в его молчании и напряженном дыхании встревожило ее. Она встала за его спиной, обняла худыми руками и прижалась щекой к щеке. Лиам позволил ей это, хотя ему было больно от ее прикосновений.

— Габриэль забрал мою машину. Можешь одолжить свою? Мне завтра на работу.

— Да, конечно.

— Спасибо, — кивнул он.

— Помнишь, что я говорила? — шепнула мать Ты не обязан общаться с ним только потому, что он твой брат.

Посидев еще немного, Лиам пошел к Ване. Она спала, прижав к себе игрушечного кролика, который когда-то был его другом. Давно — в детстве, которого у него и не было из-за отца. Достал из шкафчика подушку, пару одеял и постелил себе на полу. Лежал и слушал дыхание дочери. Вспоминались все те черные дни, когда он не приходил домой или же приползал никакой из-за дури или бухла, а Ваня с матерью ждали, пока он очухается. Малышка так радовалась, когда он возвращался к жизни… Он давно уже не валялся в отключке целый день, сам укладывал Ваню и сам кормил ее, но ему все равно было стыдно. Он не заслуживает такой дочери.

Мысли не давали покоя. Ему могли позвонить среди ночи и потребовать товар. Он всегда встречался с покупателями на шоссе, никому не позволяя приходить к нему домой. Нельзя, чтобы это видела Ваня. Но и с этим теперь покончено. Клиенты быстро сообразили, что звонить надо не ему, а Габриэлю, который вел все дела, связанные с наркотой. День за днем Лиам пытался оборвать все нити, связывавшие его с прежней жизнью. Денег не было, но это не играло никакой роли. Грязные деньги всегда быстро утекали сквозь пальцы, и их вечно не хватало. Сам он тоже больше не принимал, только в тех редких случаях, когда надо было успокоить нервы.