Последний снег - Джексон Стина. Страница 42

— Мы можем купить новую машину, — сказал Симон.

— Мы можем купить новое все.

Лив стоило бы радоваться, зная, что ее нищенскому существованию подошел конец. Больше им не из-за чего переживать — ни из-за машины, ни из-за бензопилы или прогнившего дома. Весь мир им открыт, и они вольны решать, что им делать. Но все равно она не могла расслабиться, не могла принять эту новую свободу. Свобода казалась чужой, пугающей. Лив покосилась на Симона. Наверное, он испытывал то же самое. Устремив взгляд в лес, сидел и кусал себе щеки.

— Я хочу сделать что-то хорошее с этими деньгами, — вдруг сказал он.

— Например?

— Хочу помочь семье Фелисии. Им грозит банкротство. Они могут потерять все — ферму, коров. А банк не хочет давать кредит. Сами они не справятся.

Машина чуть не улетела в канаву. Лив крепко сжала руль. В голосе зазвучал надрывный голос Видара, громко протестующий против этой идеи.

— Я думаю, тебе не стоит вмешивать в дела Мудигов.

— Почему?

— С твоей стороны очень благородно желать им помочь. Но вы с Фелисией слишком молоды. И вмешивать деньги в отношения неразумно. Это до добра не доводит.

— Прости, но что тебе известно об отношениях? У тебя их никогда не было. Я, по крайней мере, ничего такого не видел.

Презрительные нотки в голосе напоминали Видара. Как и мрачный взгляд. Лив поняла, что даже смерть ничего не изменила. Видар продолжал жить в них самих.

Ее разбудил стук скакалки о пол. Дом сотрясался под прыжками Симона. Солнце просвечивало через шторы, обещая хороший весенний день. Лив с энтузиазмом встала с постели. Ей так не терпелось начать новую жизнь, что она даже не стала одеваться, а спустилась во двор в пижаме и достала из сарая канистру с бензином. Яростно плеснула бензином на одежду Видара, сваленную в кучу на траве. Старые мокрые. тряпки только и ждали, когда к ним поднесут спичку. Яркое пламя мгновенно взметнулось к небу и бросилось пожирать добычу. Утро было безветренное, костер горел хорошо, языки пламени жадно лизали старое тряпье. В дыме, поднимающемся к небу, Лив видела Видара, чувствовала запах его дыхания, когда он склонялся к ней. Костер шипел и трещал, и она не услышала, как подошел Симон. Лив испугалась, что он будет ее ругать или плакать, как плакал тогда в морге. Но сын, потный и запыхавшийся, молча стоял и смотрел на огонь.

— Я хочу продать дом до лета, — сказала Лив.

— Почему?

— Чтобы быть свободной. Нам больше нет нужды здесь оставаться.

Она повысила голос, чтобы перекричать треск костра.

— Но я хочу остаться. Не будем продавать, — неожиданно возразил Симон.

— Вот как? Ты же всегда говорил, что уедешь в город.

— Это было раньше, при жизни дедушки. Когда он все решал. Теперь решаем мы.

Прежде чем она успела ответить, мимо дома пронеслись полицейские машины. Ехали они без сирен, но очень быстро. Лив, вытянув шею, проводила их взглядом. Внутри все сжалось от страха.

— К кому они едут? — спросил Симон.

— Не знаю. Подождем-увидим.

— Я сбегаю к Фелисии. Может, Мудиги что-то знают.

Симон скрылся в лесу, и Лив осталась одна у костра. Ей хотелось позвать его обратно, попросить остаться с ней, но слова застряли’ в горле. Одиночество пугало ее. В пустом доме она чувствовала присутствие Видара, словно он все еще был жив.

Вернувшись в дом, она села в кухне смотреть, как догорает костер. Собака прилегла у ее ног. Стоило Райе навострить уши, как сердце у Лив уходило в пятки. Она сидела там, где обычно сидел Видар и следил за дорогой. И внезапно у нее появилось ощущение, что за ней наблюдают. Такое ощущение у нее было за кассой на заправке, когда она чувствовала себя как на сцене. Она представила, что кто-то прячется там, за деревьями, и следит за ней в бинокль.

Через какое-то время полицейские машины поехали обратно. Они ехали медленнее, но Лив не сумела разглядеть, кто в них сидит. Затаив дыхание, она ждала, что они свернут к дому, но машины проехали и исчезли за поворотом.

Еще через какое-то время к шлагбауму подъехал Карл-Эрик и посигналил ей. Новая машина блестела на солнце, как лосось в реке. Лив пошла открывать. Карл-Эрик неуклюже объехал костер и притормозил у крыльца. От колес остались глубокие колеи. Выйдя из машины, он нервно оглянулся по сторонам, словно боялся внезапной атаки. Взгляд его упал на дымящиеся угли.

— Я уверен, что полиция приезжала за вашим арендатором, — вместо приветствия сказал он.

— Что?

— Я встретил их по дороге. Две полицейские машины. И на заднем сиденье одной из них сидел Йонни Вестберг. Вид у него был невеселый.

Лив старалась не показывать своих эмоций.

— Я не в курсе.

— Что ты тут сжигаешь?

— Папины вещи.

Карл-Эрик понимающе кивнул. На его усталом морщинистом лице мелькало сходство с Вида-ром, все-таки они были родственниками. Затем сунул руку под куртку, и первой мыслью Лив было, что у него там фляжка со спиртным. Сколько раз он доставал фляжку при встрече с ней в лесу, словно один вид другого человека вызывал у него желание напиться. Но вместо этого он достал браслет и протянул ей. Черный плетеный браслет с серебром и оленьим рогом. Он приятно холодил кожу.

— Эта вещица принадлежала Кристине. Не знаю, подойдет ли тебе по размеру, но это неважно. Он должен быть у тебя.

Кожа была мягкой: браслет явно много носили. Серебро потеряло прежний цвет, но видно было, что работа очень тонкая. Лив надела браслет на руку и позволила Карлу-Эрику застегнуть замочек. У него пальцы тоже плохо работали, но не так плохо, как у Видара. Браслет пришелся ей впору. Лив чувствовала, как под ним бьется пульс.

— Где твой мальчик?

— У Мудигов.

Карл-Эрик сплюнул.

— Он у этого Дугласа крепко сидит на крючке.

— Что ты имеешь в виду?

— Дуглас похваляется перед всеми, что его дочка с твоим сыном станут хозяевами в деревне. Со дня смерти Видара он ликует, словно в лотерею выиграл.

Лив накрыла браслет рукой. Вдохнула дым от костра. Неприятные мысли она гнала прочь. Не нужно думать о Йонни в полицейской машине. О Дугласе, заарканившем ее сына. Об очках, найденных в болоте… Слишком много всего произошло. Слова Видара звучали у нее в ушах: «В тот день, когда ты доверишься другому человеку, ты все потеряешь».

Выгуляв собаку, она заперла ее в пустом доме и отправилась в лес. Вечернее солнце освещало тропинку, но Лив и в темноте нашла бы дорогу. В деревне было тихо и пусто. Тишину нарушал только редкий лай собак, а запах с фермы Муди-гов напоминал о том, что деревня не безлюдна.

Свет в доме вдовы Юханссон не горел. Собаки не выбежали ей навстречу. Слышен был только шелест заградительной ленты на ветру. Подойдя ближе, она увидела табличку с информацией, что дом и участок опечатаны. Лив подергала дверь. Она была заперта. Впервые с тех пор, как Йонни сюда въехал.

Подойдя к окну со стороны кухни, посветила внутрь мобильным телефоном. Там все выглядело как обычно. Грязная посуда на стойке. Прогоревшие свечи на столе. Спичечный коробок. Вышитые панно вдовы на стенах.

Лив обошла дом кругом, заглянула в спальню, где лосиная голова на стене пялилась на нее как ни в чем не бывало. Одеяло валялось на полу, словно полиция застала Йонни врасплох. Погасив фонарик, она прижала телефон к груди и отвела взгляд. Ей не хотелось ничего видеть.

Когда Симон вернулся домой, она сидела в темной кухне. Фелисия была с ним. Громко переговариваясь, подростки скинули ботинки в прихожей и повесили куртки на крючки. По их лицам, когда они вошли, было видно, что случилось что-то ужасное. Лив не хотела ничего знать, но помешать им рассказать она не могла.

— Полиция арестовала Йонни Вестберга, — выпалил Симон. — Мы видели, как они его увозили.

— Мы спросили, что он сделал, но они не хотели ничего говорить, — дополнила рассказ Фелисия.

— Это он, не так ли? Это он убил дедушку.

Симон был весь красный. Слюна летела во все стороны. Лив покачала головой.

— Не стоит делать поспешных выводов, пока полиция с нами не свяжется.