Последний снег - Джексон Стина. Страница 7

Он нагнулся вперед, и она увидела изможденное старческое лицо. Во взгляде светилось одиночество.

На нее накатились воспоминания, о которых ей больше всего хотелось забыть.

Взгляд устремился к окну. Ночь… В молодости эта бесконечная ночь душила, но теперь стала ее убежищем, ее защитой. Лив видела свое отражение в стекле — и видела ребенка, которому выпало несчастливое детство, ребенка, взывавшего о помощи.

Она резко вскочила. Пламя свечи задрожало. Алкоголь уже успел проникнуть в кровь, и она, пошатываясь, повернулась к отцу спиной.

— Я не Кристина.

Дойти она успела только до порога. За спиной раздался грохот. Обернувшись, увидела на полу осколки стакана. Видар протягивал к ней руку.

— Если ты меня бросишь, я за себя не ручаюсь.

Лив лежала в холодной кровати, когда на лестнице раздались тяжелые шаги, сопровождаемые хриплым дыханием. Она нащупала нож под матрасом. В щели под дверью — мечущаяся тень. Она замерла. Смотрела, как дергается дверная ручка. Сперва осторожно, потом сильно. Дергал так, что дверь грозила слететь с петель. Вся в холодном поту, Лив схватила нож обеими руками за рукоятку и прижала к груди. Но замок выдержал. Он с руганью отпустил дверную ручку, но с места не сдвинулся — стоял под дверью, одинокий, неприкаянный…

Прошло много времени, прежде чем он ушел, оставив ее в покое. И еще больше, прежде чем она отважилась закрыть глаза.

Ваня аккуратно намазала варенье из морошки на блинчик. Затем проделала то же самое со сливками, свернула тонкий блинчик трубочкой, следя, чтобы начинка не вылилась, откусила и улыбнулась от удовольствия.

— Бабушка говорит, что тебе нужен свой дом. Люди не живут в гараже.

Лиам смазал сковородку маслом и набрал теста половником.

— Бабушка права, — сказал он, — в гаражах живут машины. Я построю нам с тобой новый дом, тебе нужно только потерпеть.

Ваня облизнула перемазанные вареньем губы.

— А мы покрасим его в зеленый цвет?

— Зеленый?

— Да, как северное сияние.

Лиам перевернул блинчик одним ловким движением и улыбнулся девочке.

— Конечно. Наш дом будет цвета северного сияния.

Ваня расплылась в беззубой улыбке, от которой у него пело и порхало в душе. Словно солнце выглянуло посреди зимы. Лиам жил над гаражом во дворе с семнадцати лет. Там, без мамаши и собак, ему было спокойнее. Они спали на диване, который в разложенном состоянии занимал почти все пространство. В углу уместились плитка, холодильник и кухонный столик на двоих. Жить можно, но окно выходило на псарню. Вой и лай не давали расслабиться. И запах бензина, проникавший сквозь щели в полу. Для ребенка неподходящее место. Ване нужна своя комната, своя постель. И его долгом было обеспечить дом своему ребенку. Это все, о чем Лиам мог думать: о доме для дочери.

Они как раз доели последний блинчик, когда дверь распахнулась и в комнату ввалился Габриэль. Упрямые лохмы запихнуты под бейсболку. Лицо скрывалось в тени козырька. Ваня с визгом бросилась ему навстречу, он подхватил малышку и закинул себе на плечи. Схватив его за уши, она расхохоталась, светлая головка почти касалась низкого потолка.

Лиам, хотя и не подавал виду, внимательно слушал их болтовню.

— Как поживает мой сопливый щенок?

— Никакой я не щенок!

— А кто тут весь в зеленых соплях!

Ваня засмеялась так звонко, что собаки за окном подняли лай. Габриэлю достаточно было рот открыть, и она уже смеялась. Один его вид вызывал у нее хихиканье.

Лиам взял телефон и незаметно сфотографировал их. Такие снимки получались лучше всего. Потом достал колу из холодильника и поставил на стол. Габриэль присел на табурет с Ваней на коленях и начал распутывать ее длинные волосы неуклюжими пальцами.

— А пива у тебя нет?

— Еще только девятый час утра.

— Но сегодня же суббота. В выходные можно позволить себе пиво. — Он наклонился к Ване. — Ты что скажешь, щеночек, можно в выходные чуть-чуть отпустить тормоза?

Ваня важно кивнула: в выходные можно. Лиам убрал колу и достал пиво «Норрландс». Стоя у холодильника, он смотрел, как Габриэль открывает пиво и предлагает Ване попробовать и как она морщит нос. Руки Лиама сжались в кулаки, ногти до боли впились в ладони. Ярость возникла из ниоткуда, но на самом деле он понимал, что все дело в Ване. В Ване и его брате. Лиаму невыносима была мысль, что извращенные взгляды Габриэля на мир могут передаться дочери. Например, тот бред, что людям нужна «дурь», чтобы не сойти с ума. По мнению Габриэля, люди принимали наркотики во все времена. Без них человечество не выжило бы.

Габриэль выхлебал пиво и подавил отрыжку. Сигарету он крутил в пальцах, зная, что в присутствии Вани брат курить не разрешает. Лиам достал бумагу и фломастеры и протянул Ване, попросил нарисовать дом цвета северного сияния, который он ей построит. Через голову дочери посмотрел на Габриэля.

— Что ты тут забыл?

— А мне что, нужен особый повод, чтобы прийти? Может, я просто хотел увидеть племянницу.

— Я же вижу, что ты не за этим приперся.

Габриэль ухмыльнулся, снял бейсболку, пригладил рукой патлы и снова натянул головной убор. В свете лампы лицо его казалось болезненно белым, как у человека, никогда не бывавшего на солнце.

— Я не могу перестать думать о старике.

— О каком еще старике?

— В Одесмарке.

Лиам посмотрел на Ваню, склонившуюся над листком. Она рисовала поочередно синим и зеленым фломастерами, а потом, облизав палец, размазывала картинку, чтобы получить нужный оттенок. Это он ее научил.

— Поговорим об этом позже.

У Габриэля дернулось веко.

— Я знаю, что тебе нужны деньги, — сказал он. — Чтобы выбраться из этой крысиной норы раз и навсегда.

— Я не доверяю Юхе.

— Я тоже. Но от нас не убудет, если мы съездим и посмотрим, как обстоят дела.

Лиам молча думал. Ему действительно нужны деньги. От плантации дохода мало, как и от других приработок. У быстрых бабок есть один недостаток — они исчезают так же быстро, как и появляются.

Холодный весенний ветер пронесся по двору, утихомирив собак. Он налил себе кофе и посмотрел в окно. Лес сгибался под ветром. Одна из собак, спаниель, что-то вынюхивала, мех ходил волнами на ветру. Другие собаки попрятались по конурам, только эта не боялась непогоды.

— Так что скажешь, — настаивал Габриэль. — Сгоняем?

Лиам глотнул остывший кофе и скривился от горечи. Снова посмотрел на спаниеля. Собака стояла совершенно спокойно, не обращая внимания на бешеный ветер. Ветер — плохое предзнаменование. На руках Лиама появилась гусиная кожа. Он перевел взгляд на Габриэля, на дочь, все так же увлеченно рисовавшую.

— О’кей, — согласился наконец. — Можем разведку провести.

От улыбки Габриэля мурашки пошли по коже. Брат ссадил Ваню с колен и вскочил. Пустая пивная банка зашаталась на столе.

— Поцелуй меня, щеночек! Я ухожу.

Он наклонился, Ваня вытянула губы трубочкой и чмокнула его в шею.

— Я с тобой свяжусь, — сказал Габриэль, глядя на Лиама.

Дверь захлопнулась, и Лиам без сил рухнул на стул. Взгляд его привлек рисунок Вани. В одном углу она нарисовала солнце, лучи которого тянулись к зелено-синему дому. Перед дверью два улыбающихся человечка держались за руки.

— Это мы с тобой, папа. А это наш дом.

Дверь в свою комнату Симон всегда держал закрытой. Из-под щели сочился голубой свет от компьютера. Лив нравилось прижать ухо к холодному дереву и слушать, чем занимается сын. Стук пальцев по клавиатуре, легкое похрапывание во сне, ритмичная музыка, — кажется, рэп, — которую так ненавидел Видар. Иногда Симон смеялся заразительным смехом. Лив не знала, что его так рассмешило, фильм или кто-то из «френдов». «Френды» были из разных уголков мира, большое дело — Сеть. Лив прекрасно понимала, что, общаясь с практически незнакомыми людьми, Симон пытается вырваться из этой комнаты, из этого леса, из этой жизни. Это был его способ бегства не выходя из комнаты.

Она постучала, и в комнате воцарилась тишина. Лив ждала, затаив дыхание, пока он пригласит ее войти. Открыла дверь, и ее обдало холодным воздухом из открытого окна.