Тамплиеры. Рыцари-храмовники - Рид Пирс Пол. Страница 81

Когда большинство делегатов двинулись по домам — сообщить сенсационную весть о тамплиерах, часть участников заседания отправились вместе с королем в Пуатье. Там, на глазах родовитой французской знати, в том числе брата Филиппа Карла Валуа и сыновей Филиппа IV, король смиренно распростерся у ног папы Климента V. Тот поднял его с пола, оказав подчеркнутое внимание и уважение монарху. И 29 мая 1308 года на открытом заседании католической консистории — в присутствии кардиналов, епископов, родовитых дворян и знатной городской буржуазии — Гильом де Плезан зачитал все обвинения против тамплиеров. Им не только вменяли в вину ересь, черную магию и святотатство, но и признали их ответственными за утрату Святой земли. Как было заявлено, эти злокозненные деяния были разоблачены лишь благодаря религиозному усердию короля Филиппа IV и твердой воле всего французского народа, которые выполнили за папу всю грязную работу, а посему если тот не признает вину ордена Храма и срочно не присоединится к «самым страстным ревнителям христианской веры», то король и его подданные сами осуществят Божественное возмездие.

Климента V эти ультимативные заявления не запугали, и он держался спокойно. Хотя Гильом де Плезан всячески пытался скрыть тот факт, что Филипп IV давно зарится на собственность тамплиеров, папа твердо заявил, что согласится участвовать в судебном процессе лишь после того, как все арестованные тамплиеры и их собственность будут у него. Казалось бы, ситуация зашла в тупик, но королевским чиновникам и Папской курии все-таки удалось достичь компромисса.

Пойдя на некоторые уступки католическому иерарху, Филипп Красивый представил папе семьдесят два тамплиера, которых заставил повторить свои показания о разложении ордена. Это не значило, что французский монарх передает дело под юрисдикцию папы римского, — внешне это выглядело как возможность выслушать обе стороны. Разумеется, все семьдесят два «свидетеля» были отобраны самым тщательным образом. Так, первым перед Папской курией предстал капеллан Жан Фолльяко, которого незадолго до этого руководство ордена обвинило в коррупции. Имел нарекания по службе и сержант Этьен Тройе — теперь он красочно описал ту самую голову (Бафомета), которая присутствовала на богослужениях тамплиеров и которую «сопровождали два брата с восковыми свечами в серебряных канделябрах». Он также заявил, что его неоднократно избивали за отказ участвовать в гомосексуальных утехах братьев-тамплиеров. Другой сержант, Жан Шалон, рассказал, что по приказу командора Франции Жерара де Вильера непокорных бросали в яму, и на его (свидетеля) глазах погибли девять человек. Он также поведал, будто накануне ареста командора кто-то предупредил, и тот на пятидесяти лошадях вывез все сокровища тамплиеров в порт Ла-Рошель. Там казну погрузили на восемнадцать судов и отправили неизвестно куда.

В результате сорок из представших перед кардиналами свидетелей признались хотя бы в одном преступлении. Однако описания пресловутого «идола» были весьма различны. Один утверждал, что это была «отвратительная черная рожа», другой видел нечто «белое и с бородой», а трое — «голову с тремя лицами». Более внимательный анализ показывает, что среди представленных Папской курии тамплиеров более половины еще ранее были исключены из ордена. Среди них не было ни одного представителя орденского руководства: папе объяснили, что, к сожалению, все они «слишком плохо себя чувствуют, но всегда к его услугам в Шинонской тюрьме». Однако в целом показания свидетелей отвечали интересам как папы, так и короля, давая каждому возможность что называется сохранить лицо. Теперь Климент мог «с чистой совестью» разрешить инквизиции продолжить расследование, Филипп же обязался передать имущество ордена под контроль специальных кураторов, а сами тамплиеры оставались в его руках, но уже «по поручению церкви».

В изданных сразу после этого события — в июле — августе 1308 года — папских буллах, особенно в «Facience miseracordam», Климент V показал, что фактически полностью принял версию событий, состряпанную королем и его чиновниками, и признал, что тот действовал «не из корысти», а «как правоверный католик, послушно следующий по стопам своих предшественников». Климент поручил епископам организовать в своих округах провинциальные советы по расследованию «злокозненных деяний мерзких тамплиеров». Такой совет должен был состоять из двух монахов-доминиканцев, двух францисканцев и двух кафедральных каноников. Для расследования деятельности ордена была создана отдельная папская комиссия в составе восьми спец-уполномоченных, и одновременно в Шинон — для допроса высокопоставленных узников — направили трех кардиналов. А на 1310 год Климент V назначил Генеральный церковный собор во Вьенне, на котором предполагалось обсудить дело тамплиеров, подготовку крестового похода и вопросы церковной реформы.

Что же побудило Климента V столь резко изменить свое отношение к тамплиерам? Возможно — но и маловероятно, — что на него повлияли признания свидетелей, хотя он слишком хорошо представлял методы, которыми эти показания добывались. Куда более реальной кажется версия, что он просто решил пожертвовать тамплиерами ради стабильности церкви и ради своих честолюбивых интересов. Об этом говорит и выражение, которое он использует в своем послании: король Филипп, дескать, «следует по стопам своих предшественников». Не только понтифик, но и все современники считали, что король Филипп IV унаследовал престиж и политический вес своего знаменитого деда Людовика IX Святого. А посему — в отличие от злосчастного императора Фридриха II, упорно, но безуспешно боровшегося с Папской курией, — французский монарх мог реально претендовать не только на светскую власть понтифика, но и на его духовный авторитет. Несмотря на мнение парижских ученых-теологов, что борьба с ересью является исключительной прерогативой самого папы, факты показывают, что королевский гнев был направлен не только против тамплиеров, но в равной степени и против тех, кто вольно или невольно поддерживал их.

Крикливые королевские глашатаи и целая армия наемных адвокатов умело играли на настроениях большинства европейцев, в сознании которых тамплиеры прочно ассоциировались с такими маргинальными общественными группами, как прокаженные, евреи и мусульмане. Незадолго до этого Карл II, двоюродный брат Филиппа IV, управлявший Южной Италией из Неаполя, изгнал из своих владений мусульманскую общину, которая когда-то обосновалась на Сицилии с позволения императора Фридриха II. Успех этих пропагандистских усилий виден хотя бы из письменного запроса, который папская комиссия направила королю Арагона Якову II: действительно ли тамплиеры принимали ислам и планировали в Гранаде вступить в союз с местными евреями и сарацинами? Имелись сведения, что некоторые из бежавших от преследования храмовников получили политическое убежище у мусульман: например, послом тунисского султана при дворе короля Якова II был бывший командор тамплиеров в одной из провинций Бернар Фонтибу. И королевские следователи стремились сделать эти сведения достоянием общественности.

Еще более действенной оказалось однозначное отождествление вышеупомянутых маргинальных групп с «силами тьмы». Обвинения в колдовстве и черной магии производили на умы средневековых людей неизгладимое впечатление. Изображения демонов неизменно присутствовали в барельефах и фресках кафедральных соборов и церквей; искренний страх перед сатаной испытывали не только необразованные крестьяне и ремесленники. Жак Дюэз — монах одного из монастырей в Гаскони, получивший кардинальскую митру из рук Климента V, а затем сменивший его под именем Иоанна XXII, — будучи родом из богатой купеческой семьи и получив университетское образование, панически боялся погибнуть от колдовской порчи и приказал инквизиторам тщательно выявлять всех, кто «заключил союз с нечистым». Он был абсолютно убежден, что многие просто маскируются под христиан, а сами давно подписали «тайный договор с дьяволом».

Из сказанного невольно возникает вопрос: а не мог ли сатана овладеть душой самого папы? И ответ на него далеко не столь очевиден, как кажется, тем более для таких опытных крючкотворов, как Гильом Ногаре и его коллега Гильом де Плезан, ревностно исполнявших задание своего «начальника», Филиппа Красивого. Пожалуй, только этим и можно объяснить столь упорное противодействие Климента V «христианнейшему из монархов». Разве у того же епископа Памьерского Бернара Сессе, посмевшего назвать Филиппа IV «глупой и косноязычной совой», не было такого советника из преисподней? В этом несчастный сам признался под пытками. Но самое важное — откровенным еретиком был смертельный враг короля Филиппа папа Бонифаций VIII, содомит и слуга сатаны.