Зима 1238 - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 21

Хотя потери дружинников в этом бою не столь и велики. Да, русичи накинулись на половцев с неистовой яростью, словно разъяренные, бронированные медведи, не думая о себе! Но ведь отправленные на охоту за мирными жителями поганые очень сильно уступают гридям и в выучке, и защищенностью, а про боевой дух и говорить нечего! Ибо что могут противопоставить половцы, вдоволь нагулявшиеся с беззащитными бабами да не ждавшие нападения, свирепой ненависти тех, кто пришел за праведной местью?! Потому даже отряд бродника, потерявший едва ли не треть воев, устоял под натиском толпы степняков, обезумевших от страха и слепо прорывающихся сквозь полосу шипов…

Впрочем, уцелели ратники прежде всего благодаря Ждану, его смекалке. Поняв, что ворога обуял дикий, животный страх, что половцы перестали быть воинским отрядом и все они пытаются спастись поодиночке, бродник отвел своих людей к берегу, откуда русичи принялись выбивать степняков стрелами. А те уже не пытались даже отвечать, просто погнав падающих на рогульках жеребцов вперед… И хотя десятку-полтора кипчаков в конечном итоге удалось прорваться, их спасение ни на что не повлияло. Ибо сама схватка закончилась, и русичи уже отбили полон и перехватили обоз!

Первым вырвавшийся из западни половец по имени Турал добрался до осадного лагеря Бату-хана одновременно с заходом солнца – в те самые мгновения, когда короткий зимний день стремительно уступает ночи и небо начинает сереть буквально на глазах. Раненого и потерявшего слишком много крови нукера встретил дозорный разъезд. Выслушав бессвязные, невразумительные объяснения уже явно бредящего половца, встревоженный десятник-арбанай отправил гонца к своему сотнику-джагуну. Раненому попытались помочь, перевязать его, но было слишком поздно. Добравшись до своих, Турал лишился последнего якоря, что еще заставлял его цепляться за сознание: почуяв себя в безопасности, он вскорости испустил дух.

А к моменту, когда прибыл джагун и арбанай кратко доложил ему о случившемся, к разъезду вышли те немногие счастливчики, кому повезло сохранить лошадей при прорыве через полосу железных рогулек и не поймать при этом русский срезень. Среди выживших не было монголов, и, чтобы спасти себя от расправы за бегство, они выдумали историю про целую тысячу атаковавших их орусутов! Впрочем, в тот миг, когда половцы сбивчиво рассказывали о побоище на льду реки, все они успели поверить в собственную ложь.

С другой стороны, ведь никто из тех, кому повезло спастись, действительно не знал и не мог знать, что атаковавшая их дружина была втрое малочисленнее охраны обоза! Им всем действительно казалось, что нападавших было как минимум втрое больше кипчаков…

Но эти черные для поганых вести имели неожиданные последствия. Джагун уже не мог сам решать, что делать с бежавшими из схватки покоренными, в то же время вовремя сообщившими о неожиданной опасности, а против целой тысячи орусутов ему явно не хватало людей! Потому он отправился к тысяцкому, но и кюган, узнав о нападении, не мог принять самостоятельное решение! И тот, в свою очередь, направился к самому темнику, чингизиду Берке, брату Бату-хана. Последний же внимательно выслушал своего подчиненного и всерьез обеспокоился. Какое-то время он молча обдумывал полученные известия, но так и не решился действовать самостоятельно, ибо хорошо знал тревоги ларкашкаки… И в душе разделял их.

Бату-хан внимательно, чуть щурясь, наблюдал, как продолжается обстрел внешней городской стены – пронзающие ночную тьму зажигательные снаряды оставляли за собой короткие пламенные росчерки при взлете в воздух, а затем огромными светлячками устремлялись к городням, вскоре после чего на внешней стороне срубов вспыхивал очередной огненный цветок! И ведь в полет каждый раз отправлялся не один светлячок, а целый десяток. Завораживающее зрелище!

Заполненные промерзшей землей и камнем тарасы внешнего оборонительного рубежа Арпана пока еще держались. Но уже за один только первый день работы манжаников тяжелые глыбы и размоченные в воде чурбаны снесли верхнюю часть стены на участке шириной в сто шагов! А кое-где добрались уже и до ее середины… Впрочем, работы расчетам китайских пороков хватит еще на два дня, ведь для хорошего штурма брешь должна быть не уже двухсот шагов, а саму стену необходимо разбить до самой подошвы!

И вот каменные валуны сменили горшки с зажигательными смесями… Бревенчатые стены крепости орусутов, конечно, промерзли, а защитники ее специально поливали их водой, чтобы покрыть льдом для прочности. Но ледовый панцирь давно разбит, а зажигательные смеси быстро согревают дерево и с обильным дымом выпаривают из него лишнюю влагу… И вскоре огонь перекинется на городни, что весело затрещат, охваченные пламенем!

Впрочем, сегодня обстрел зажигательными снарядами будет не столь продолжителен, иначе ведь не напасешься на все города орусутов горшков со смесями на основе нефти! А зрелище пламенного обстрела прежде всего было нужно самому ларкашкаки, дабы поднять ему боевой дух – впрочем, как и его верным нукерам… Но и огонь на полуразбитых городнях совсем не лишний – все завтра меньше кидать камней! Их ведь тоже приходится находить и выворачивать из ледового плена…

К слову, не отставали сегодня от «больших собратьев» и вихревые катапульты. Но если расчеты манжаников крушили восточную стену крепости, то обслуга небольших камнеметов последовательно разбивала обламы северной, с особым тщанием разрушив шатер и боевую галерею надвратной башни. Когда штурм начнется, ударные тысячи нукеров пойдут в атаку через брешь, в то время как целый тумен возьмется за бесчисленные лестницы и нападет на город с севера, отвлекая на себя часть защитников Ариана! У осажденных просто нет никаких шансов выстоять!

И все же Бату-хан не находил себе покоя. После столь успешного завоевания Булгара война в землях орусутов вышла неожиданно долгой и тяжелой. В какой-то момент сложности обеспечения продовольствием поставили под угрозу весь поход! Слава Тенгри, Субэдэй наконец-то прислал первый богатый обоз со съестными припасами и хашаром, так что проблема голода отступила. Да и ложе Бату впервые согрела белокожая рабыня с крупной грудью и пронзительными голубыми глазами, сладость горячего тела которой ненадолго отогнала тяжкие думы хана…

Однако сейчас ларкашкаки был обеспокоен не меньше, чем когда в котлы его нукеров отправились последние бараны: гонцы-туаджи от Бурундая и Кадана не появлялись с известиями вот уже много дней! Гораздо дольше, чем следовало ожидать, даже если кто-то из темников завяз бы во время осады и потерпел несколько неудач во время штурмов… Все темники честолюбивы, и нойоны не отстают от чингизидов – все они хотят принести лишь счастливые вести о своих славных победах… Но ведь всему есть предел! Один-два неудачных штурма, но после и Бурундай, и Кадан сообщили бы о своем положении и достигнутых успехах! Или неудачах…

Прежде всего отсутствие туаджи Бату-хан связывал с тем, что на реке по-прежнему могут действовать малочисленные отряды орусутов, перехватившие всех отправленных к нему гонцов. Потому сегодня ларкашкаки уже сам направил посланников к Бурундаю и Кадану вместе с тысячей кипчаков, и хотя у кюгана последних есть и свои задачи, он также обязан защитить туаджи…

А вот как-то иначе объяснять молчание темников даже самому себе хан пока что отказывался, да и просто опасался… Но ведь и не могло же случиться ничего более худшего! Ибо достаточной силы, чтобы разбить три монгольских тумена, у нойона орусутов Арпана не было изначально! Да и где бы он смог их спрятать? В крошечных городках? Заснеженных лесах?! Нет, нойон Арпана вернулся в свою столицу, уведя с собой большую часть своей рати…

Последним, пятым залпом манжаников обслуга камнеметов прекратила обстрел крепости, и одновременно с тем за спиной ларкашкаки раздался до боли знакомый голос:

– Здравствуй, брат.

Вату неспешно, с достоинством обернулся, после чего с ног до головы смерил оценивающим взглядом обратившегося к нему и лишь затем разлепил толстые губы, скупо бросив: