Тайна реки Злых Духов - Корчагин Владимир Владимирович. Страница 68

Петр Ильич едва успевал отвечать на вопросы. А Саша усердно выбрасывал на берег вещи и молчал. Ему было стыдно перед Алексеем Михайловичем за их бесславное возвращение, и он с досадой слушал, как Петр Ильич расписывает их. многочисленные приключения. Но летчик был доволен.

— Ну и чудеса! Чудеса, да и только! — то и дело повторял он, слушая удивительный рассказ геолога. — А у меня здесь ничего-то интересного. Сижу и отсчитываю дни. Шутка ли?.. Одиннадцать суток наедине с тайгой! Да, признаться, я вас и сегодня еще не ждал…

— Мы и не возвратились бы еще, — сказал Петр Ильич, — если бы не одно обстоятельство. Понимаете… Идем мы с Сашей под вечер по маленькой речке, и вдруг — выстрел! Ну, думаю, это уже не духи. Духов-то мы не боялись. А вот люди в тайге… Кто их знает, кто они такие?.. Может быть, шайка какая-нибудь…

— Выстрелы, говорите? — переспросил Алексей Михайлович почему-то нахмурившись.

— Да. Представьте себе! Узкое пустынное ущелье, и вдруг: бах!.. Ну я, конечно, принял решение немедленно возвращаться. А вот он, — Петр Ильич кивнул на Сашу, — на дыбы! Как вам это нравится?

Алексей Михайлович помолчал, а затем проговорил медленно, не глядя на геолога:

— Как мне это нравится?.. Мне это не совсем нравится. Выстрелы в тайге могут означать просьбу о помощи.

— Вы что же, считаете…

— Я ничего не считаю, но на вашем месте попытался бы выяснить, в чем дело.

На лице геолога появилось непритворное удивление.

— Так ведь… Так ведь нас было всего двое. А если бы это оказались какие-нибудь бандиты?..

Алексей Михайлович усмехнулся:

— Какие здесь бандиты! — И вдруг опросил: — Вы на войне не были?

— Нет. Мне же всего двадцать пять лет…

— Двадцать пять… — Летчик неторопливо закурил и, медленно пуская кольца дыма, проговорил: — В двадцать пять лет на моем счету было уже семь сбитых вражеских самолетов и четыре ранения.

— Так это было другое время… — несмело возразил ему Петр Ильич.

— Да… Это было другое время, — жестко ответил летчик и, отвернувшись от Петра Ильича, стал помогать Саше разгружать плот.

Прошло два дня. Не находя себе дела, Саша с утра до вечера слонялся по лагерю или спускался к реке и подолгу смотрел в ту сторону, откуда должен был показаться плот Андрея Ивановича. Но река была пустынной.

Саша прилег на траву и, положив голову на сложенные руки, стал смотреть на суетливых муравьев, быстро снующих в стеблях травы. На душе его было сумрачно. Ссора с Петром Ильичей, чувство стыда за их трусливое бегство, тревога за товарищей и мысль о том, что Наташа сейчас где-то вдвоем с Валерием, приводили его в такое состояние, что он готов был кричать. А кругом стояла тоскливая тишина…

Саша вскочил с места и опять принялся мерить шагами зеленый мысок. Но это не помогало. Все кругом снова и снова напоминало ему о Наташе, И красный, вылинявший на солнце флаг. И маленький мостик через Лагерную. И небольшой уступчик на берегу, где они сидели все вместе в последний вечер перед плаванием.

Наташа… Она неотступно стояла перед его глазами. Он видел ее улыбку. Слышал ее голос. Но все это тонуло в мутной горечи. Ради нее он готов был на все. А она…

Она будто и не замечала его совсем. Еще бы! В последнее время для нее никого и не существовало, кроме Валерки. И чем он так околдовал ее? Что в нем вообще так нравится девчонкам?

Саша опять спустился к берегу и с силой швырнул в воду тяжелую палку.

«Краса и гордость школы!..»

А ведь года два назад он сам готов был признать его необычайную одаренность.

Ему вспомнилось памятное заседание геологического кружка. До чего же смешным казался он сейчас себе на этом кружке! До чего наивными были его восторги, вызванные «научным» докладом Валерки! Да разве он один был в тот день очарован его красноречием? Именно с этого дня начался неудержимый рост Валеркиной славы. Именно с этого дня Наташа стала улыбаться ему как-то по-особенному.

Саша с ожесточением взъерошил непокорный чуб. Да. И, пожалуй, именно с этого дня он дал себе слово больше не думать о ней и относиться к ней так, как он относился к другим девочкам.

И ради кого!.. Он поморщился как от зубной боли. Ну что так поразило его на этом кружке? Красиво пересказанная гипотеза, которую Валерка добросовестно вычитал в подобранной для него братом книге. Но таких гипотез, как оказалось, в геологии бесчисленное множество. И гипотеза Вегенера, кстати говоря, была среди них, пожалуй, самой примитивной и устаревшей. От нее давно отказалось большинство советских ученых. Да и разве эти гипотезы составляют основу большой замечательной науки геологии! Валерка взял из нее лишь то, чем можно блеснуть, чем можно поразить незнакомых с нею слушателей. Впрочем, таким он был всегда.

С каким жаром выступал он на всех собраниях! Без его участия не проходил ни один тематический вечер или диспут. Он никогда не делал больших докладов. Доклад о плавающих материках был первым и последним сообщением Валерия. Но не было случая, чтобы он не «позволил себе сделать несколько маленьких замечаний» по поводу выступлений своих товарищей. И надо было слышать в это время Валерку, чтобы почувствовать всю язвительность этих «маленьких замечаний».

Эффект был всегда один и тот же: ребята не жалели своих ладоней, учителя снисходительно-ласково посматривали на своего любимца.

Да, Валерка был действительно талантлив. Только Саша с несколькими еще оставшимися с ним чесовцами не разделяли всеобщего восторга. Их ладони не горели от бешеных аплодисментов. А бывало и так, что кто-нибудь из них, не останавливаясь перед страшной возможностью получить тройку по поведению, вкладывал пальцы в рот и оглашал класс пронзительным свистом. С Валеркой они порвали окончательно. Их обществу больше всего доставалось от его острого беспощадного языка, и многие мальчишки, когда-то дававшие торжественную клятву Честности и Справедливости, малодушно покинули своего командора.

Но, может быть, Саша неправ? Может быть, он просто завидует Валерке? Ведь тот действительно выделяется в кругу своих товарищей. Даже Наташа называла его «удивительным мальчишкой». Так, может быть, это и заставляет Сашу относиться к нему недружелюбно?

Саша почему-то вдруг вспомнил Андрея Ивановича и будто наяву увидел его строгие внимательные глаза. Во взгляде их было что-то такое, что не позволяло покривить даже перед своей совестью.

Саша смутился. Нет! Тысячу раз нет! Сейчас он не завидовал Валерке абсолютно ни в чем. В этом он мог поклясться как угодно.

А Наташа? Настойчивый взгляд Андрея Ивановича проникал в самую душу. Мог ли он сейчас честно, наедине с собой, сказать, что Наташа не имеет никакого отношения к его мнению о Валерке?

Саша сорвал с головы кепку и нервно смял ее в кулаке. Но при чем здесь Наташа? Он же дал себе слово даже не думать о ней…

Не думать!.. Но с таким же успехом он мог дать слово не дышать воздухом или не замечать солнечного света.

Саша спустился к самой реке и, зачерпнув в пригоршню воды, освежил ею лоб и щеки. А взгляд Андрея Ивановича требовал ответа.

Но что мог сказать Саша?.. То, что Валерка дрянь, в этом он не сомневался. И Наташа здесь совершенно ни при чем. И все-таки, разве можно мириться с тем, что она всегда будет дружить с Валеркой? Разве можно заставить себя забыть ее? Никогда!..

Но ведь для нее это абсолютно все равно…

… Как-то прошлой весной, после уроков, Петька Грачев, староста их класса, предложил поехать за город на велосипедах. Многим ребятам эта затея понравилась. А Наташа сказала:

— Я вчера свой велосипед покарябала…

— Здорово покарябала? — спросил Саша, почувствовав на себе ее взгляд.

— Ехать нельзя.

— Ладно! — сказал Саша. — После уроков приду, посмотрю.

Велосипед оказался поломанным на совесть. Передний обод был погнут, несколько спиц вылетело, заднее колесо не вертелось совсем. Саша провозился с ним два дня. Зато как приятно было подкатить на нем к дому Наташи.