Осколки обсидиана (ЛП) - де Бодар Альетт. Страница 3

На этом мы с Масиуином распрощались. Он собирался допросить последнего оставшегося в живых члена культа, я же направился туда, где мог разузнать о самом культе и о том, почему умерли его приверженцы.

Увы, но могло случиться так, что сейчас я шел к тому самому человеку, который убил их. Потому что в Кольуакане Сеяшочитль знали не только как Хранительницу: много лет назад она уничтожила членов безобидного культа — хладнокровно выследила их и убила, вспоров им грудь обсидиановым лезвием.

Тогда она заявила, что культ мог навлечь беду на империю, и дело замяли.

Она сказала, что это было правосудие.

По-моему, это было убийство.

* * *

Сеяшочитль жила в районе Теопан — Месте богов. Ее дом стоял в нескольких шагах от главного храма. Каждый день она смотрела на устремляющуюся в небо величественную пирамиду, на вершине которой стояло посвященное Солнцу святилище, слышала крики жертв, чья кровь заливала алтарь. Но я не знал, поклоняется ли она сама хоть кому-нибудь. Хранители признавали существование богов, но не служили им.

Порядок поддерживают не боги. Это мы, люди, предотвращаем конец света. Наша жертвенная кровь заставляет солнце двигаться по небу, а Хранители постоянно наблюдают за происходящим в мире, чтобы не пропустить тот момент, когда сила богов начинает слабеть.

Рабы Сеяшочитль отнеслись ко мне с холодной вежливостью, давая понять, что мне здесь не рады. Я уселся под сосной во дворе и приготовился ждать.

Наконец раб пригласил меня в приемный покой. На покрывавших стены фресках Тонатиу, Пятое Солнце, поднималось со своего погребального костра в небо, и мир расцветал под его горячими лучами. Наблюдавший за Ним издалека Тескатлипока уже вытянул руки, словно готовясь положить конец новой эпохе еще до ее начала.

Сеяшочитль выглядела старше, чем при нашей последней встрече: время продернуло проседью ее черные волосы и проложило первые морщинки на лице. Но ее спина оставалась все такой же прямой, а глаза замечали все вокруг.

Рядом с ней на возвышении стоял низкий столик с принадлежностями для незнакомого мне ритуала: три обсидиановых ножа и мясистые листья агавы.

— Акатль. Не ожидала.

Удивленной она не выглядела. Я подождал, пока она предложит мне сесть, и лишь после этого заговорил:

— Ты знаешь, зачем я пришел.

Она вскинула брови:

— Откуда бы?

— Меня интересует один религиозный культ.

— Без причины я ничего никому не рассказываю, — сказала Сеяшочитль.

— Причина есть. Умерло три человека. Уитшик, Итлани, Похта. Эти имена тебе о чем-нибудь говорят?

— Успокойся, — осадила она меня. — Да, мне знакомы эти имена. Что это меняет?

— Они умерли из-за того, что кто-то пронзил их сердца осколками обсидиана.

Сеяшочитль вздохнула:

— Мне об этом ничего не известно.

Ее голос едва заметно дрогнул, или мне показалось?

— Известно.

— Ты обвиняешь меня? — ее пальцы сжались, сминая ткань юбки.

— Однажды ты уже убила целый культ безо всякой причины.

Она бросила на меня гневный взгляд, заставивший пожалеть о неосторожно вырвавшихся словах.

— С тех пор прошло много лет. И со временем они все равно стали бы опасны.

— Это ты так сказала. А город тебе поверил.

— А почему нет? — язвительно спросила она. — Я тут не единственная, у кого на совести трупы. Твой ученик…

— Паяшина я с тобой обсуждать не стану.

— Ты решил, что можешь управлять мной, Акатль? В моем собственном доме? Твой ученик не удосужился закрыть защитный круг. Учитель из тебя неважный.

— Ты…

Мне стоило больших усилий сдержаться и не наброситься на нее. Я вспомнил, как нашел тело Паяшина, отброшенное с такой силой, что у него сломалась шея. Он умер мгновенно, осколок обсидиана в сердце не оставлял в этом никаким сомнений. Тогда я опустился на колени, собрал разбросанные предметы, которые ему так и не понадобились, и вознес молитву за его душу. Слез не было. Плакать было бессмысленно. Но Обсидианового Вихря я так и не простил.

Сеяшочитль внимательно смотрела на меня, в ее глазах читалось что-то вроде веселого удивления.

— Тебе не удастся обратить его смерть против меня, — тихо произнес я.

— В самом деле?

Она выдержала паузу и продолжила:

— Хотя ты прав. Оставим пустые ссоры. Я действительно знала этих людей, но я не убивала их.

Лгунья. Ее руки по-прежнему дрожали.

— Кем они были? — спросил я.

— Братство Четырех Эпох? Они были глупцами, как и многие другие жители Кольуакана, да и прочих земель империи. Глупцами, которые возомнили, будто могут остановить солнце в небе или призвать тварей из подземного мира, чтобы вызвать землетрясение и стереть нас с лица земли. Они даже взывали к Тескатлипоке, как будто это так просто — призвать Дымящееся Зеркало. Глупцы, вообразившие, что Тескатлипока вознаградит их, когда в Шестую эпоху станет новым Солнцем.

— Значит, они были опасны, — медленно произнес я.

— Они? Они даже не понимали, с чем имеют дело. Их способностей к магии не хватило бы, чтобы наполнить медную миску. Они даже мелкую тварь не могли вызвать без того, чтобы не наделать ошибок в ритуале.

— Тогда почему они умерли?

— Понятия не имею, — ответила Сеяшочитль уже более спокойным голосом. — Я не вру тебе, Акатль. Они никого не могли вызвать.

Сейчас ее слова звучали правдиво, и все-таки я не до конца верил ей.

— Понятно, — соврал я. — У них были нефритовые амулеты?

Сеяшочитль пожала плечами:

— Символы прошедших эпох. Четыре подвески, по одной на каждую. Итлани был у них главным, он носил подвеску со знаками «четыре» и «ягуар», потому что в ту эпоху правил Тескатлипока.

— И он умер самым первым.

Ответа я не получил. Она явно не хотела больше со мной разговаривать. Я неторопливо поднялся, чувствуя, как затекли ноги и спина.

— Спасибо.

Сеяшочитль продолжала сидеть, и я смог рассмотреть разложенные на столике ножи. У них были острые лезвия, отливавшие необычным цветом. Не зеленым, как мой осколок, а родственным ему зеленовато-голубым.

Прежде чем она смогла остановить меня, я положил руку на лежащий слева нож и ощутил, как бьется заключенная в нем сила. Такая же, как и в осколке, убившем Уитшика.

Лгунья.

— Ты слишком много себе позволяешь, — холодно сказала Сеяшочитль.

Я убрал руку с лезвия.

— Что это за ножи?

— Они отмечены божественным прикосновением, — Сеяшочитль упорно отводила глаза. — Это все, что тебе нужно знать. А теперь убирайся из моего дома.

Я ушел. Продолжать разговор не имело смысла.

* * *

К тому времени, как я добрался до своего храма, я валился с ног. Я отправил посыльного к Масиуину и провел остаток вечера за подношениями жертвенной крови. Мои мысли то и дело возвращались к Сеяшочитль. Три мертвых воина — Итлани, Похта и Уитшик, в сердце которого нашли осколок обсидиана. Осколок, который не принадлежал Обсидиановому Вихрю и от которого исходила та же сила, что и от ножей Сеяшочитль. Трое верующих, поклоняющихся Тескатлипоке в надежде, что Он положит конец Пятой эпохе. И четвертый, пока еще живой, под присмотром Масиуина. Им не хватало знаний и способностей. Скорее всего, тут Сеяшочитль сказала мне правду. Но это ничего не меняло. Она была Хранительницей и вполне могла устранить их.

Этой ночью я спал без сновидений и проснулся от сердитого крика:

— Акатль!

Надо мной нависло лицо Масиуина. В мгновение ока я стряхнул с себя остатки сна и сел на тростниковой циновке.

— Что случилось?

Снаружи все еще было темно. До меня доносилось уханье сов, воздух пропитался запахами парных бань и вареной кукурузы.

— Он мертв, — ответил Масиуин.

* * *

Наятлан, последний приверженец культа, умер так же, как и его товарищи; его нашли лежащим на спине на тростниковой циновке у себя в спальне. На его теле обнаружилась уже знакомая мне метка. Тремя быстрыми надрезами я вскрыл ему грудную клетку и извлек застрявший в сердце обсидиановый осколок, такой же, как в сердце у Уитшика.