Под маской (ЛП) - де Бодар Альетт. Страница 1

Альетт де Бодар

Под маской

— Он там, — сказала Учимитль.

Я стоял во дворе ее роскошного дома, в тени сосен и пальм, и вдыхал запах пыли и опавших сосновых иголок. В нескольких шагах от меня шумел Койоакан — один из самых оживленных пригородов Теночтитлана; но гул толпы, заполнившей улицы и каналы, едва доносился во внутренний дворик за толстыми стенами. Из дома сюда выходило несколько дверных проемов, задернутых разноцветными занавесями; мы с Учимитль стояли рядом с одним из них.

Я снова подумал, как было бы хорошо, если бы Учимитль сняла керамическую маску и я смог бы увидеть выражение ее лица. Или хотя бы сказала, почему носит ее. До сих пор подобные маски я видел только на обезображенных воинах. Но по дороге сюда я уже дважды задал ей этот вопрос и в ответ получил лишь молчание.

— Не уверен, что смогу помочь, — начал было я.

Учимитль перебила меня:

— Акатль, прошу тебя. Просто посмотри на него. И скажи мне, есть ли на нем проклятие.

Я мало что знал о проклятиях, за исключением тех, которые исходили из мира мертвых. Мне надо было бы отослать Учимитль прочь и остаться в своем храме. Но на ней была эта маска, скрывавшая от меня ее лицо. Могло ли случиться так…

Могло ли случиться так, что девочку, которую я помнил с детства, вслед которой смотрели все юноши нашей общины-кальпулли (включая и меня самого), изуродовали полученные где-то раны? Я не хотел в это верить. У маски должно быть другое объяснение. И я должен его найти.

Учимитль все так же стояла у входа, ожидая моего ответа.

— Акатль, — она покачала головой, выражая одновременно веселое удивление и нетерпение.

От этого пугающе знакомого движения у меня сжалось сердце. Я никогда не мог отказать ей, и хотя с нашей последней встречи прошло немало лет, между нами все оставалось по-прежнему.

— Многого не обещаю, — наконец сказал я.

Учимитль кивнула, и на маске заиграл солнечный свет, образуя на гладкой поверхности отражения, смутные и пугающие, как дуновение из преисподней. Я подавил желание подойти к ней и сорвать маску.

— Акатль, пожалуйста.

Я осторожно отодвинул занавес, стараясь не потревожить пришитые на него колокольчики. Уже шагнув внутрь, я остановился и оглянулся на Учимитль. Она неподвижно стояла на том же месте, подставив маску солнцу.

— Я подожду тебя в приемной, — сказал она.

Я вздохнул и вошел в комнату.

Фрески на стенах изображали бога врачевания Патекатля с чашей и курильницей и Кетцалькоатля, бога-творца и покровителя знаний, который держал в вытянутых руках кости мертвецов. Из глубины комнаты на меня пахнуло травами. Там, на тростниковой циновке, лежал больной. Его ноги были неестественно согнуты и поджаты.

Когда я вошел, он не пошевелился, лишь открыл глаза и посмотрел прямо на меня. То был взгляд сильного, целеустремленного человека.

Китли, так его назвала Учимитль. Воин, захваченный ее сыном на поле боя, сильный, здоровый мужчина, которого возложат на жертвенный алтарь во славу богов — и его пленителя.

Так должно было быть. Но у кого-то, похоже, на этот счет было другое мнение.

— Жрец. Значит, она и тебя втянула?

Голос у Китли был тонким и пронзительным, словно бы срывающимся на каждом слове. Но в нем слышались шутливые нотки — признак того, что напасть, поразившая тело, еще не коснулась разума.

— Я Акатль, жрец мертвых, — сказал я ему.

Китли издал высокий, дребезжащий звук, в котором я узнал смех.

— Я еще не умер, жрец. Прибереги свои ритуалы для тех, кто в них нуждается.

Он на мгновение умолк, потом добавил:

— Я Китли, воин Микстеки.

Я кивнул в ответ. Прошедшего времени мне хватило, чтобы как следует рассмотреть его — и не обнаружить того, что я почти готов был увидеть: зеленоватое свечение иного мира. Но все же было здесь что-то необычное — слабое мерцание в воздухе, отзвук сдерживаемой, чуждой мощи. Учимитль не ошиблась: его прокляли.

Китли пристально смотрел на меня:

— Ты не похож на других жрецов.

— Скольких жрецов ты уже видел в Койоакане? — спросил я, переворачивая плетеные короба и глиняные горшки, выстроившиеся в стороне от его циновки.

Он снова рассмеялся:

— Жрецы повсюду одинаковы. Но ты… у тебя нет шипов в мочках ушей, и волосы не смочены в крови.

Я пожал плечами:

— Когда-то все это было. Но теперь я лишь приношу жертвы в честь мертвых.

Обыск небольшой комнаты ничего не дал. Мне оставалось только поговорить с Китли в надежде, что ему что-нибудь известно:

— Когда ты заболел?

Его глаза утратили веселое выражение.

— Тринадцать дней назад. Уже неделя прошла [1]. Зачем бы об этом знать жрецу, который приносит жертвы мертвецам? Мне пообещали, что к началу церемонии я выздоровею.

Теперь в его голосе слышался страх. Я знал, в чем тут дело: если он не умрет смертью воина на жертвенном алтаре, он не сможет отправиться к богу Солнца вместе со своими товарищами, но будет обречен на бесславное пребывание в преисподней.

— Я пришел сюда не ради последних обрядов, — сказал я. — Учимитль решила, что я могу разобраться в том, что с тобой произошло. Ты сам знаешь, чем вызвана твоя болезнь?

Он мрачно ответил:

— Нет. Знаю только, что мне надо выздороветь до церемонии. Не хочу лишиться славы.

— И ты не знаешь, в чем тут дело? Учимитль сказала, что многие воины недолюбливают ее сына…

На самом деле она лишь намекнула, что у Мацауатля могут быть могущественные враги. А я был слишком занят мыслями о маске и потому не стал задавать наводящих вопросов.

Моя ошибка. Как я смогу помочь ей, если не в состоянии управлять собственными чувствами?

Китли слегка шевельнулся в попытке пожать плечами:

— Ее сын Мацауатль молод и высокомерен, к тому же его считают выскочкой. Но он стал мне отцом по оружию, он взял меня в плен и позволит взойти на небеса к Солнцу. Все остальное меня не заботит.

— Вот как? Если у Мацауатля есть враги, они могут навредить и тебе тоже, — сказал я. — Может быть, они прокляли тебя только для того, чтобы выставить его глупцом.

— Чтобы его возлюбленный сын по оружию не смог взойти на жертвенный алтарь? — в голосе Китли звучала горечь. — Они трусы, вот и все.

— Я знаю. Но пока мы не выясним, кто они, мы не сможем наказать их.

Я замолк, потом спросил его:

— Когда ты впервые заметил признаки болезни?

— Сначала она поразила ноги. Теперь я вообще не чувствую тела, если не считать шеи.

Я не владел лекарским искусством, и его недуг, если только он не был вызван колдовством, был выше моего понимания.

— Ты даже не догадываешься, с чем это связано? — снова спросил я.

Он яростно затряс головой:

— Нет. Смотри сам. Месяц назад меня здесь не было. Что бы тут ни происходило, я тут ни при чем.

Я видел, что он не врет и ничего не знает. Но ни мне, ни Учимитль это ничего не давало.

Значит, проклятие.

— Есть кто-нибудь, кто позаботился бы о тебе? — спросил я.

Китли посмотрел на меня с едва сдерживаемым возмущением:

— Конечно. Мацауатль знает, как надо обращаться с пленником.

Воины. Вечно они спешат оскорбиться. Это было бы забавно, не будь положение столь серьезным.

— И никто ничего не заметил?

Китли покачал головой:

— Спроси их сам. За мной присматривает старуха по имени Шоко. Она приносит еду, слухи, словом, все, до чего я сам не могу добраться, пока лежу здесь.

Он снова разозлился. Наверное, для молодого, полного сил мужчины не было худшей участи, чем заболеть и оказаться прикованным к постели.

Я еще раз осмотрел его, но ничего нового не узнал. Он и в самом деле был парализован; проклятие, судя по всему, постепенно охватывало его тело. Но выявить его причину я так и не смог. Точно так же я не смог убедить себя в том, что недуг, поразивший Китли, не затронет еще кого-нибудь из обитателей дома.