Непредвиденные изменения. Книга первая. Часть вторая (СИ) - Москаленко Юрий "Мюн". Страница 12
Беру у него лист бумаги и рисую «современные» с обозначением цветов и формой косточек.
— М… но вот так будет лучше — исправляет купец. Он их делает двойными как у него.
— Да, но и стоить будут дороже. А вы, начните делать те и другие. Но я к вам, не за этим — наливаю себе чай. — Мне нужно вот такие щётки для зубов.
Дальше я начинаю чертить современную щётку и примерно, как это сделать.
— А сверху наклеите такую же деревяшку, и она прижмет щетину. Потом вот такой футляр, чтобы её хранить — подробно объясняю свой чертёж.
— Слишком много мелкого и ручного труда. Дорого выйдет — озадаченно Володимиров.
— А вы наймите совсем молодых девушек. Вон их, сколько без работы ходит — даю подсказку.
— Но, а зубной порошок как? Английский очень дорогой.
— А вот так — и рисую ему шаровую мельницу. — Сделаете медный или другой барабан, туда металлические шарики и хороший мел. Добавляйте разных сушёных растений типа ромашки, мяты и других. Но это лучше у травниц поспрашивать. Сами подберёте. Потом очень мелкое сито. Как вам, сможете наладить выпуск? — вот это действительно важно. Мало придумать, нужно ещё воплотить в жизнь.
В инструкции этого времени по применению зубного порошка пишется, что из порции порошка готовят пастообразную кашицу, тщательно её, размешивая в капельке воды. Только после этого можно приступать к чистке зубов. Конечно, не Блендамед, но тоже пойдёт. А там и технологию отработают и состав. Тем более, что в Тульской области есть месторождения отличного мела.
— А что вы, за это хотите, Дмитрий Иванович? — понял мой намёк Володимиров.
— Как обычно, пятьсот ассигнациями и партию того и другого — это как-то само собой сложилось. Если купцы или мастера меня приглашают, и я предлагаю что-то новое в производстве, то это стоит пятьсот рублей и партия мне для ознакомления. С одной стороны это и не дешево. С другой, они же на себя оформляют привилегии. За выпуск подделок стали на удивление многих очень строго наказывать. Почувствовав хорошие заработки, купцы постоянно «наседают» на Добрынина и Дарагана в принятии охранных мер. А кто-то и ещё и в столицу «стучит», так что ревизоров получить никто не хочет. Царь Николай сейчас очень нервный.
— А что вы, ещё можете предложить? — хочет ухватить всё сразу.
— На тех же условиях? — прищуриваю один глаз.
Купец кивает.
Рассказываю про зубной эликсир.
— Но это дорого? — хмуриться купец.
— А это и не для всех. И делайте большие объёмы, а для разлива сделайте разные красивые ёмкости, стеклянные и медные и другие. Закончилось, пришли, пополнили — пусть уж он занимается товарами для гигиены. Подумаю, может, что ещё смогу предложить. Те же стерильные бинты.
Но этой идеей купец остался недоволен, не видя особой выгоды. Но, рассчитался со мной полностью. Тем более я оставил три проекта, а не два. На полках магазинов всё так же, очень узкий перечень промышленных товаров. А отечественных, можно по пальцам пересчитать.
Зато довольный я, поехал к Ломову.
Не доехал. Завернул к Смирнову Ивану, мастеру по ремонту оружия. Он жил в начале улице Воздвиженской, в небольшом на половину вкопанном в землю доме. Сорокалетний мастер мне очень нравился, и я надеялся переманить его к себе. Вот построюсь и сразу приглашу. С ним я договорился, что буду выкупать любые старые и не очень образцы нарезного оружия. Но и другое «интересное» оружие, что он сможет достать. А так же меня интересовало и подробное описание образцов. Меня не интересуют витринные изделия дорогого сегмента, а только простые боевые экземпляры. Сейчас я держу в руках интересный раритет 1701 года. Их выпустили чуть более трехсот единиц, которые были изготовлены на Тульском оружейном заводе.
— Ими была вооружена часть унтер-офицеров пехоты — объясняет мне мастер. Я же определил калибр мм в двадцать пять (калибр — 22,8 мм настоящая) имел длину ствола чуть более метра (115,6 сантиметра), а общая длина мушкета составляла метра полтора (157 сантиметров). Я думаю, что зарядить его низкорослому солдату было очень трудно. Для мушкета полагался мушкетный нож-багинет, который для штыкового боя вставлялся в дуло ствола. Сейчас он отсутствовал. Весил мушкет тоже прелично килограмм 6–7. (5,6 килограмма).
— Эффективная дальность стрельбы, по одиночным целям до трехсот шагов. По групповым целям стреляли до четырехсот шагов — рассказывал дальше Иван. — Срок службы огнестрельного оружия определили в десять лет, но позже, с повышением качества оружия, был увеличен вдвое. Фактически же ружья у нас служат гораздо дольше. Кучность стрельбы была в три раза выше, чем у гладкоствольных ружей, а скорострельность штуцера в три-четыре раза уступала скорострельности гладкоствольных ружей. Кроме того, их высокая стоимость.
— Сколько вы хотите, за сломанный образец — прерываю мастера и смотрю в ствол. А кроме того крайне неудобный для штыкового боя короткий ствол, тоже сдерживали широкое распространение нарезного оружия. Ну не знаю, особой ценности он для меня не представляет. Так подремонтировать и пусть висит. Может, что из него и для какой идеи и сгодиться.
— Сто рублей — Смирнов.
— С ремонтом и обещанием предоставить мне другие образцы. Поговори с мастерами, пусть предоставят чертежи оружия, которые делали для царей, князей и графов. Украшения мне не требуются.
Немного поторговались, но сошлись на этой сумме. Зато я пообещал заплатить за чертежи. Заплатил аванс и поехал к Ивану Ломову. Он жил чуть дальше по этой же улице, там была и его фабрика.
Его брат Василий, умер в прошлом году, перед Новым Годом. Очень жаль. Из двух братьев, он мне больше нравился. Брался и за разную работу, чем меня и привлекал. Постоянно экспериментируя, и не огорчаясь от неудач. Кроме самоваров, выпускал медную посуду, рукомойники и многое другое. Делал изделия и под заказ. Ещё в отличие от своего брата был намного более порядочным. Я бы лучше имел дело с ним.
Вспоминаю, что мне рассказывал полицейский Пётр Окунев. Он выяснял, по-моему, поручению информацию о родственниках Кологривова. Вот там и «всплыли» интересные факты, о братьях Ломовых. В 1840 г. Департамент мануфактур и внутренней торговли Министерства финансов России предоставил право фабрике Василия Ломова ставить на вывесках и клеймах изображение Государственного герба «…за отличную выделку изделий, особенно самоваров…». Среди тульских самоварных фабрикантов Василий Ломов первым удостоился этого почетного свидетельства качества своих изделий. (Например, Иван Григорьевич Баташев право ставить герб и звание «придворного фабриканта» получил только через 15 лет, в 1855 г.) С этого времени Василий Ломов — признанный лидер среди тульских самоварщиков.
Но за последние десять лет его фабрика стала сдавать позиции, существенно сократив выпуск товаров. Конкуренты явно «наступали на пятки» и братья лихорадочно искали выход. Мнение у меня сложилось о Василии Ломове — как об умном обстоятельном человеке, не без житейской хитрости и ловкости. Успехи в торговле и производстве говорят за себя. Живущий тихо и избегающем всякого шума вокруг своего имени. А мнение об Иване, напротив — как о вспыльчивом, нетерпимом и не боящемся ни общественного мнения, ни неудовольствия властей.
Сейчас, со смертью Василия Ломова, в его доме идёт подковёрная борьба за его наследство, но не выходящая «наружу». Так, одни неопределённые слухи.
Размеры кузниц стали иметь важное финансовое значение после указа Тульского губернского правления 1831 г., где говорилось, что каждое каретное или самоварное заведение или иное, имеющее кузни, должны платить по три рубля за квадратную сажень за то, что производят смрад и пожароопасны. Сделано это было для того, чтобы принудить владельцев кузен переносить их на окраину города. Тогда акциз был бы меньше, Василий Ломов должен был платить за свои площади по сто тридцать восемь рублей в год. Ему, как рачительному хозяину, это не понравилось, и в 1835 г. он подал жалобу в губернское правление на «несправедливо взимаемые деньги за чернодельные кузни». Ломов жаловался на то, что дума через депутата Маликова взыскала с него двести семьдесят пять рублей за 1833 и 1834 гг., воспретила выдачу паспорта на отъезд из города и пригрозила взыскать столько же за остальное время. Купец указывал, что его кузня является «пожигательным горном» для пайки самоваров и деталей, поэтому не может быть приравнена к тем кузням, где куют и варят металл, и просил вернуть «неправедно взятые деньги». Действительно, после проверки правление приказало думе деньги вернуть, а фабрику Ломова внести в список тех заведений, которые платят акциз по пять копеек с сажени, кузни которых вынесены за город. Дума предоставила справку, что Ломов заплатил только за 1833 г. сто тридцать восемь рублей и более ничего, но фабрику его в такой реестр внесла.