Акция прикрытия - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 55

– А вместо него поставили некоего Дронова. Ни рыба ни мясо, авторитета у подчиненных не имеет, решения принимать боится. С ним отобрать у Степашкина отдел не удастся!

– Так что же, тебе надо воскресить этого Верлинова? – прищурился Президент. – Извини, я не Иисус Христос...

– Они тасуют факты, как крапленую колоду. Верлинов жив! И он нужен нам на прежнем месте!

– А приговор? – Президент недовольно махнул рукой. – Мы же строим правовое государство. Надо быть последовательными.

Коржов промолчал. Последовательности у шефа с годами все убавлялось.

– А с другой стороны, я могу его помиловать! Это предусмотрено законом.

– Так-то оно так... Но...

– Какое может быть «но»? Помиловал – и точка!

– Гонтарь проводит операцию по ликвидации Верлинова. Ликвидатор и оружие уже на месте. Завтра-послезавтра все решится...

– Откуда знаешь? – усмехнулся Хозяин, откидываясь на спинку кресла. – Неужели Гонтарь рассказал?

– Почти.

Президент помолчал.

– Я могу помиловать только живого. Так что сам разберись с Гонтарем.

– Ясно.

Коржов встал и вышел. Через полчаса в Афины ушла телефонограмма для Графини. Она стала первым шагом по спасению генерала Верлинова.

Валерий Антонович Верлинов не располагал достоверной информацией об уготованной ему судьбе. То есть он доподлинно не знал, что ЦРУ США собирается его похитить, контрразведка Греции – арестовать, ГРУ Минобороны России – убить. Но он достаточно долго работал в специальной службе, чтобы знать: носитель секретов его уровня, оказавшийся в чужой стране без всякой защиты и поддержки, не может ожидать ничего хорошего. Точно так же, как молодая девушка, заплутавшая в незнакомом ночном городе, или инкассатор с банковским мешком на пустынной дороге.

О возможной помощи, тем более со стороны Главного управления охраны России, генерал не мог и подумать. Но в отличие от девушки и инкассатора бывший начальник одиннадцатого отдела КГБ СССР умел прогнозировать и нейтрализовывать неминуемую угрозу. И всегда рассчитывал только на свои силы.

Сидя в отведенной ему гостевой комнате, Верлинов держал на коленях тяжелый всеволновой «Грюндиг» и слушал новости «Би-би-си» на русском языке. Судя по выговору и отсутствию акцента, у микрофона сидел бывший земляк.

«...На перегоне Хасавюрт – Гудермес остановили скорый поезд „Тегеран-Москва“, ограбили пассажиров. В одном из купе бандитам было оказано сопротивление: двое неизвестных открыли огонь, убив трех налетчиков, после чего „национальные гвардейцы“ расстреляли состав из автоматов. Источник сообщает о многочисленных жертвах, точное число которых властями скрывается. МИД Чеченской республики в ноте протеста назвало случившееся „провокацией российских спецслужб“. Это не первое ограбление проходящего по территории Чечни поезда. Официальная Москва, как и раньше, сохраняет молчание».

– Проститутки! – не сдержался Верлинов. В приоткрытую дверь заглянул Христофор.

– Ты что-то сказал?

Взгляд хозяина скользнул по комнате и будто зацепился о небольшой предмет – изящный «маузер» в замшевой кобуре, небрежно брошенный на кровать, словно никчемная, совершенно ненужная вещь.

– Выругался. В России грабят поезда, а власти не принимают никаких мер.

Христофор понимающе кивнул.

– Это непорядок.

Он хотел еще что-то сказать, но передумал и прошел в свой кабинет.

Верлинов убавил звук и впился взглядом в панель приемника. Точнее, в вольтметр, вмонтированный в панель и недавно подвергнувшийся небольшой переделке. Здесь строго выдерживаются параметры напряжения, гостевая комната и кабинет хозяина находятся на одной электрической линии, в которой, что очень важно, отсутствуют самопроизвольно отключающиеся потребители энергии. Тонкая стрелка замерла на мелко градуированной шкале.

В конце коридора хлопнула дверь. Звука выдвигаемого засова слышно не было, но Верлинов знал, что Григориадис перед началом работы всегда запирается и зашторивает окна. Похвальная предосторожность.

Стрелка провалилась влево – Христофор включил компьютер. Верлинов напрягся, мобилизовав все внимание и память. Стрелка едва заметно дрогнула. Раз, другой, третий... На четверть деления, половину, три четверти... Еле различимые движения черного волоска с трудом фиксировались взглядом. Обычно при электронном контроле используются особо чувствительные датчики и компьютерные системы с особой программой. Это позволяет считывать текст, набираемый на контролируемой ЭВМ.

Сейчас роль датчиков играли глаза Верлинова, усиленные очками в плюс две диоптрии, а вместо аналитического компьютера использовался далекий от совершенства человеческий мозг. Поэтому и задача, которую он поставил перед собой, была гораздо скромнее: прочитать одно слово. Только одно. Пароль, открывающий доступ к защищенным файлам.

Верлинов уже неделю контролировал компьютер Григориадиса. После включения и перед началом работы стрелка вольтметра колыхалась шесть раз, причем в одних и тех же пределах. Значит, пароль не меняется и в нем шесть букв. Верлинову удалось зафиксировать четыре номинала отклонений. Сейчас обостренное восприятие установило пятое: чуть меньше полутора делений шкалы. Шестое оставалось расплывчатым – то ли ноль семь, то ли ноль девять, а иногда ему казалось, что единица. Конечно, и полученные значения были приблизительными, окончательно подбирать соответствующие им буквы предстояло непосредственно на аппарате. Верлинов надеялся, что время позволит отшлифовать собранные данные. Но он ошибался.

Роберт Смит вызвал Джентльмена на встречу сигналом экстренной связи. Григориадиса это насторожило. В последнее время американец не проводил даже плановых встреч, как будто уклонялся от контактов со своим агентом.

В условленный час к дрейфующей «Марии» подошел катер на подводных крыльях. Против обыкновения Смит не поднялся на палубу, а взмахом руки предложил агенту сойти к нему. Через несколько минут встревоженный Христофор сидел в небольшой уютной кабине, где два человека могли разместиться с трудом, если только они не были влюбленной парочкой. Американец расположился напротив, их колени соприкасались, и тому пришлось принять неудобную позу, чтобы нарушить располагающий к интиму контакт.

– Я выяснил, для кого вы просили паспорт, – без предисловий начал Смит. – Прояснил и неясный московский эпизод в вашей биографии.

Джентльмен вспотел. Не столько от страха, сколько от стыда – седовласого патриарха островной сети ЦРУ поймали как мальчишку, мастурбировавшего в школьном туалете.

– Вы задолжали КГБ и теперь отрабатываете долг. Но как мы должны отнестись к проблемам такого рода?

– Вы ошибаетесь, – привычно сказал Христофор, чтобы выиграть время. Он прекрасно понимал, какой должна быть реакция ЦРУ на разоблаченного «двойника». В лучшем случае его сдадут греческому правосудию, в худшем – уничтожат. Возможно, прямо сейчас.

– У вас только один выход. – Обычно доброжелательный и улыбчивый, американец смотрел жестко, с нескрываемой угрозой. – Отдать своего московского приятеля. И пусть вас не мучит совесть – ведь именно он склонил вас к предательству!

Христофор молчал. Он думал, что все неприятные моменты жизни остались позади. Перемена убеждений, ложь, предательство, обусловленная сиюминутной выгодой неблагодарность... Пока человек молод, беден и неизвестен, ему часто приходится идти на компромиссы с собственной совестью. Иногда это входит в привычку, иногда нет. В первом случае никаких проблем не возникает до самой смерти: каждая новая подлость дается легче предыдущей. Во втором – спасительная память окутывает прошлое дымкой забвения, спасая от душевных мук.

Сейчас Джентльмен вновь оказался перед жестоким выбором. Когда тебе стукнуло шестьдесят, ты обеспечен и хорошо известен в определенных кругах, позабыл о прошлом и уверен, что уж теперь-то всегда будешь поступать в соответствии со своими убеждениями, возвращаться к грехам молодости, а тем более повторять их, чертовски не хочется...