Оперативный псевдоним - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 40
– Очень странно, – сказала она, возвращая паспорт. – Записи о вашем рождении нет вообще. Ни первого июня, ни первого июля, ни первого мая, ни первого августа. Ни в какой другой месяц и число. Я просмотрела книгу за весь год и вас не нашла.
– И что это значит? – тихо спросил Лапин.
– Не знаю. Я никогда раньше не сталкивалась с такими случаями. Если верить книгам учета, то вы не появлялись на свет.
– Но я же – вот он! – словно оправдываясь, сказал он и для убедительности ткнул себя в грудь. – Вы же меня видите?
– Вижу. Но официально вы не существуете. Это очень странная история.
Очень странная! – многозначительно повторила женщина.
– Слушай, иди домой, раз такой странный, – старшая цыганка навалилась грудью и оттерла Лапина от окошка. – Дорогая, я ее без роддома родила, никаких документов нет, потому паспорт не дают, что надо делать?
Словно во сне Лапин спустился по наклонным скользким ступеням. Голова казалась пустой, в ушах звенел невидимый камертон. Сейчас он не видел ни улицы, ни прохожих, ни автомобилей. В таком состоянии идти было нельзя, и он, стряхнув снег со скамейки в Лермонтовском сквере, долго сидел на холодных досках, что, по утверждению врачей-урологов, крайне вредно для здоровья. Но, продрогнув, он понемногу пришел в себя. Внимание восстановилось и звон исчез, голова наполнилась роем тревожных обрывочных мыслей, разобраться в которых он не мог, да и не хотел.
Медленным прогулочным шагом Лапин двинулся по Бульварному проспекту.
Снова пошел снег, закружилась поземка. Пораженный внезапной мыслью, он остановился и посмотрел назад. Нет, за ним тянулась отчетливая полоска следов.
Тошнота сменилась чувством голода. Лапин свернул по Богатому, дошел до Маркса и подошел к «Маленькому Парижу». Кафе открывалось в одиннадцать, часы показывали полдвенадцатого, но внутри никого не было, только откуда-то из глубины слышалась нерусская речь. Пройдя на голоса. Лапин обнаружил, что Ашот с Самвелом разгружают "Москвич – пирожок, затаскивая через черный ход коробки, свертки, мешки и распределяя – что в холодильник, что в кладовку, что в подсобку за баром.
– Вам помочь? – предложил он и, не дожидаясь ответа, схватил ящик с коньяком, занес в помещение и по указанию Ашота поставил под стойку бара. Потом перетащил две коробки с пивом. Работа отвлекала, и напряжение отпустило.
– Вон ту гадость возьми, – попросил Самвел, указывая на большую плетеную корзину, в которой что-то шевелилось и шелестело. – Я к ним и прикасаться не хочу.
Сергей откинул мешковину. Корзину наполняли крупные вялые раки.
– Смотри ты! – удивился он. – Я думал, они сейчас не ловятся.
– У нашего шефа все ловится! – засмеялся Ашот. – Про Великана слышал?
Он и тебя поймает, если понадобится...
На вытянутых руках Лапин занес корзину. Самвел попятился.
– Как же ты их готовить будешь?
– Ашот сварит...
– А подавать?
– Тогда же они не живые...
Потом Лапин перенес все остальное, потому что неожиданная подмога полностью нейтрализовала активность персонала, оба парня просто смотрели, как он выполняет их работу. На миг Лапину стало обидно, но он тут же взял себя в руки – в конце концов, они не друзья и не братья, а ему носить тяжести не составляло никакого труда.
Когда он закончил, Ашот благодарно хлопнул его по плечу.
– Молодец, брат, помог... Завтракать будешь? Могу яиц сварить...
Бесплатно!
Лапин кивнул. Помыв руки, он сел в один из кабинетов, выбрав самый маленький, со столом человек на шесть. Полированное дерево, обитые гобеленом стены, бархатные сиденья создавали впечатление дорогого уюта. Задернутая тяжелая портьера наглухо отгораживала от основного зала, производя эффект полной уединенности. Наверное, здесь хорошо обедать с любимой женщиной. Такой, как Маша из ночного сна. Или даже с самой Машей.
– Кайфуешь, брат? – отдернул штору Самвел. – Кайфуй, все равно никого нет...
Он поставил на стол поднос с яйцами, маслом, хлебом, чашечкой кофе, крохотной рюмочкой коньяка и ушел, привычным жестом задвинув портьеру.
Сергей с аппетитом принялся за еду.
Тахиров выехал из дома около десяти. Бирюзовый «Мерседес-600» тяжело выкатился из распахнутых слугой ворот на расчищенную специально для него улицу. Вел машину Гуссейн Гуссейнов – к обслуживанию своей персоны Эльхан допускал исключительно близких людей, что неоднократно спасало ему жизнь. Рядом с водителем сидел Мехман Садыков – помощник, референт и второй, после Кондратьева, главный телохранитель. Сам Тахир удобно развалился на широком заднем сиденье.
Сзади двигался черный джип «Чероки», который Кондратьев обычно под завязку набивал охраной. Сам Тахир этого не любил: если захотят грохнуть – все равно грохнут. Лучшая защита – авторитет. А авторитет у него был... Сегодня в джипе сидели трое – вполне достаточно, а еще троих он отослал с Кондратьевым, там дело по-всякому может повернуться. Но, как бы ни повернулось, все равно он выйдет победителем. Человек судит обо всем по меркам собственного опыта, а до сих пор Тахир всегда выходил победителем. Он думал, что так будет вечно.
Собственно говоря, думал он о другом. Жена стала слишком часто уходить из дома – то в магазин, то к маме, то к портнихе, то в парикмахерскую... Может, ничего за этим нет, а может, что-то и есть. Хотя он приставил к Анжеле (настоящее имя Аня, но так красивее) женщину-телохранителя, да и шофер всегда с ними, но люди есть люди, они всегда могут договориться. Надо ее перепроверить, послать ребят, пусть посмотрят со стороны... А с другой стороны – слухи пойдут: Тахир жене не доверяет, что-то, значит, нечисто... Черт его знает, как лучше сделать...
На Магистральной улице к ним пристроился «хвост» – неприметный обледенелый «жигуль» с помятыми проржавевшими крыльями, но форсированным движком, позволяющим в условиях зимнего города не отстать от «Мерседеса». Тимохин умело вел наблюдение и не приближался близко, оставляя между собой и преследуемыми две-три машины. К тому же обшарпанный автомобиль обычно не привлекает внимания, потому что привыкшая к крутым тачкам братва и опасности ожидает от крутых тачек.
– Слышь, Эльхан, – Гуссейн вывел хозяина из размышлений. – Великан в «Маленький Париж» двух армян взял... Работают, сволочи, деньги загребают...
– А чего они тебе сделали?
– Как «чего»? Брата в Карабахе убили!
– Именно эти?
– Какая разница, какие! Выгнать их надо к шайтану! Пусть у армян работают!
– А азербайджанцы у тебя на их место есть?
– Найдем, да!
– Значит, их выгнать и точку закрыть, пока ты своих искать будешь? А потом Кондрата погоним, да? А потом меня? Найдешь чистокровного мусульманина!
– Зачем так говорить? – обиделся Гуссейн. – Разве можно тебя с какими-то армяшками сравнивать? Да и против Кондрата я ничего не имею. Хотя...
Он переглянулся с Мехманом, тот кивнул.
– Я, конечно, ничего не хочу сказать, но он больше русаков поддерживает. Ребята жаловались: если смешанной группой пошли на дело, те больше получают. Несправедливо.
– Я тоже слышал, да! – подтвердил Садыков.
Тахиров прикрыл глаза. Старая песня. Свои считают, что он дал первому помощнику и компаньону слишком большие полномочия. Потому Кондрата не любят. Но это хорошо. Значит, не сговорятся за его спиной!
– Как работают, так и получают, – ответил он. – Национальность тут значения не имеет.
Гуссейн и Мехман недовольно замолчали. Уловив их настроение, Тахиров хлопнул Гуссейна по спине.
– Подожди немного. Скоро русаки сами начнут армян мочить. А мы будем в стороне стоять.
– Пусть услышит тебя Аллах, – набожно закатил глаза Гуссейн.
Юмашев дал Тимохину японскую рацию размером с сотовый телефон. Она имела связь только с одним таким же аппаратом и работала на частоте, не используемой ни государством, ни организациями, ни отдельными гражданами из-за технических препятствий. Вторая рация имелась у старшего группы спецов. Тимохин не знал, сколько их, как они выглядят и где находятся.