Основная операция - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 88
— Эй ты, я тебя засек, — гортанно крикнул он. — Выходи, поговорим.
В туннеле не раздалось ни одного звука, ни одного движения.
— Скажи, чего тебе надо?
И снова полная тишина.
— У меня заложник, он пойдет впереди, — предупредил Воин, зная, что этот прием действует безотказно.
Никакого ответа.
— Иди вперед и пой песню! — приказал он Сливину.
— Песню?
— Или говори что-то, или считай, но не замолкай ни на минуту. Иначе я тебя убью. Держи фонарь.
Фонарь был только один, но сейчас важно разобраться с затаившейся впереди опасностью. К тому же, если это ничтожество решит убежать, то не догадается выключить свет, и его можно будет застрелить.
Сливин медленно двинулся к выходу.
— В лесу родилась елочка, — дребезжащим голосом проскрипел он. — В лесу родилась елочка…
Видно, в голове у него что-то заклинило и он помнил только одну строчку из одной-единственной песни, оставшейся в памяти с безмятежного детства.
— В лесу родилась елочка…
Расчет Воина строился на том, что если заложника снимут, издаваемые им звуки хоть на какой-то миг прервутся. Потом ему могут нашептать в ухо, и он запоет снова, но все станет ясным.
— В лесу родилась елочка…
Но Карл не собирался усложнять схему своих действий.
«Ба-бах!» — гулко ударил выстрел, брызнула искрами вспышка огня. С коротким криком Сливин опрокинулся навзничь. Фонарик отлетел к стене и бессмысленно светил в неровную землю.
— Это же заложник! — заорал Воин. — Ты убил заложника!
В его практике такое произошло впервые. Вместо того, чтобы максимально пытаться спасти заложника: вести переговоры, торговаться, предлагать различные варианты разрядки ситуации, — неизвестный полицейский просто-напросто пристрелил его. И тем выбил козырную карту из рук террориста.
— Ты убил заложника! — теперь надо попытаться вызвать у него смятение, раскаяние, заставить потерять самообладание. — Тебя будут судить! Про тебя напишут в газетах!
— Мне плевать. Теперь я убью тебя.
Казалось, что прорезавшийся в ночи голос принадлежит роботу: механический звук, в котором не чувствовалось никаких эмоций. Неустрашимому Воину на миг стало страшно. Но он тут же стряхнул неприятное чувство. В конце концов, у него имелся еще один козырь…
— У меня атомная бомба, если мои требования не будут выполнены, я ее взорву! — привычно выкрикнул он. — Передайте властям: мне нужен самолет и беспрепятственный вылет в страну, которую я укажу!
— А ракета тебе не нужна? Чтоб на Луну отправить? Я могу… — ответил механический голос.
— Тогда я взрываю бомбу! — потеряв самообладание, взвизгнул Воин.
— Взрывай. Туннель для этого и построен. А наружу я тебя не выпущу, — Карл уже понял, что жить ему осталось считанные минуты. Он знал, что когда-нибудь такой момент придет, и, в принципе, был готов к нему. Этот кровавый урод мог наделать с атомной бомбой немало бед. Но он запер его здесь, где взрыв не причинит много вреда. Карл всегда чувствовал свою силу, но сейчас ощутил, что он сильней атомной бомбы, и испытал прилив энергии.
— Может, договоримся? — спросил Воин, и голос его подрагивал. Козыри, с помощью которых он выигрывал всю жизнь, сейчас не срабатывали. — Ты ведь не хочешь умирать?
— Мне один хер. Бросай все, поднимай лапы и выходи. Вот и весь договор.
— И ты не выстрелишь? — Воин был готов отстегнуть бомбу. Раз она все равно не даст нужного эффекта… Лучше сдаться и жить, чем умереть прямо здесь и сейчас. У живого есть надежда — адвокаты, друзья из «Джихада», большие деньги… У мертвого никаких надежд нет.
— Заткнись и поднимай лапы, — повторил Карл. Воин был сущим дьяволом с тысячей изощренных уловок, и, чтобы не попасться ни на одну из них, он принял твердое решение не выпускать его живым. И террорист это почувствовал.
— Ну тогда, — истерически закричал он, вскакивая, — во славу Аллаха!
Карл тоже вскочил.
— В рот тебе ноги, долбанная свинья!
Земля качнулась. Кипящий шар белого огня ослепительно высветил туннель и, оплавляя землю, корежа установленные под углом стальные щиты, рванулся в обе стороны. Содрогнулась тупиковая стена, над вершиной сопки поднялся огромный столб пыли. Противоволновая система гасила чудовищную энергию, но взрыв произошел вне уровня заглубления и слишком близко к выходу. Поток огня выбил бетонную пробку и, теряя силу, слизнул стоящих напротив Пьера, Рика и Пола. Франц и Гор отошли в сторону брошенного джипа, а потому остались живы. Толчок сбил их с ног, оглушительный грохот забил ватой уши. Когда они пришли в себя, катаклизм закончился, из отверстия преисподней шел густой черный дым.
Они шли по узким горным тропинкам, то петляющим среди каменистых склонов, то прижимающимся к обрывам, то круто забирающим вверх, то резко скачущим вниз. Вызывать камнепад, падать, срываться в пропасть не рекомендовалось. Но если такое произойдет, следовало не хвататься за товарищей и соблюдать молчание. Карпенко знал, что оба условия будут выполнены. Но пока все обходилось: помогали инфракрасные очки — благодаря им бойцы преодолевали опасные места с особой осторожностью. Но все же дорога могла быть получше: после такого марша тяжело вступать в бой.
— Зато здесь нет постов, — Макоев будто умел читать мысли. — С этого направления врагов не ждут.
— Сколько их там? — запоздало поинтересовался Карпенко. Ответ не имел практического значения — «Белый орел» будет выполнять задачу при любых условиях. Но любому, даже бывалому человеку хочется прикинуть шанс остаться живым.
— Человек двадцать… Да еще московская группа. Он ею очень гордится.
— Это еще что такое?
— Русские профессионалы высокого класса. Личная охрана. Если называть вещи своими именами — защита от своих. У нас ведь много кланов, у каждого свои интересы, все переплетено… В конечном счете здесь безопасность человека зависит от многочисленности и силы рода. А у него очень слабый тейп. Знаешь, что означает его фамилия? «Платящий дань». Если кто-то захочет его устранить, то обязательно найдет способ. А русские ни с кем не связаны и работают только на него.
— Наемники?
— Наверное.
— Много?
— Около десятка. Но каждый стоит пяти. Наши пробовали. Их же заедает: неверные ставятся выше горских мужчин. Ну и устраивали вроде соревнования. Как бы в шутку дрались, а на самом деле всерьез лезли. Ну и едва живыми остались.
Карпенко витиевато выругался.
— Я бы наемников вешал. Как власовцев в войну.
— То в войну… А сейчас вы многих повесили? Или расстреляли? Или посадили в тюрьму? Басаев спокойно разъезжает по Грозному, дает интервью. Дударик выступает по местному телевидению, фотографируется для прессы. Масхадова умным видом ведет переговоры. Радуева вы тоже отпустили и оставили безнаказанным, но он допустил ошибку, обидев аварцев, за это расплатился; его отец и он сам. А люди смотрят и делают выводы: кого можно обижать, а кого нет.
— Это не мои решения, — зло бросил Карпенко.
— А как быть нам, так называемой законной власти республики? — распалившись, не мог остановиться Макоев. — Если мы власть, а они бандиты, то почему вы ведете с ними переговоры? Почему позволяете убивать тех, кто вас поддерживает? Если вы пришли восстановить конституционный порядок, то почему, не восстановив его, начинаете выводить войска? Люди не верят вам и ведут двойную игру, помогая бандитам. Кто может их осудить? Завтра войска уйдут, и с них сдерут кожу!
— Почему же ты помогаешь нам?
— Я помогаю не «вам». Я помогаю тебе. И после операции уйду вместе с тобой, потому что про меня все равно узнают. Не знаю как, но узнают. А все мои близкие родственники живут в России, поэтому я смелей тех, кто боится за родителей, жен, детей… Но я тоже не верю вашим руководителям и не надеюсь на них. Кто мне поможет, кроме меня самого и моей родни? Премьер, Президент, министр обороны? У них свои заботы, им не до меня…
Завершающие километры преодолели в полном молчании. Группа растянулась на сотню метров, подмерзшая земля чуть похрустывала под толстыми ребристыми подошвами специальных ботинок, но следов на окаменевшем грунте не оставалось. Это была уже не российская земля — чужая и враждебная земля «духов», «басмачей», «моджахедов», «чехов», «Чичиков».