Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе - Долин Антон. Страница 104
Бергман говорил о Тарковском, что величие его гения – в умении незаметно преодолевать границу между реальностью и сновидением. В этом искусстве Триер – достойный ученик обоих мэтров, которых всегда, с киношколы, считал своими кумирами. Недаром он отправлял Тарковскому посмотреть явно вдохновленный его эстетикой «Элемент преступления» – тому категорически не понравилось, а Бергману, который отнесся к Триеру мягче, – приглашение присоединиться к движению «Догмы 95», оставшееся без ответа.
Раз «Исход» (как любой фильм, и особенно фильм Триера) – сон, почему бы не приснить себе обоих отцов-основателей? В финальном эпизоде третьего сезона «Королевства» режиссер пускается во все тяжкие, передавая им привет. Сначала Тарковскому – под знакомую всем именно по его картинам музыку Баха больница внезапно оказывается в невесомости, и все ее посетители и резиденты, хорошие и плохие, живые и мертвые, ровно на две минуты воспаряют над землей, как в «Зеркале». Потом Бергману, который оказывается одним из танцоров в пляске смерти на крыше Королевства: сцена в точности воспроизводит концовку «Седьмой печати», где, как известно, случайно выбранные статисты изображали в контровом свете главных героев средневековой притчи.
Однако главной пограничником и в то же время нарушителем невидимой границы назначается Карен – кто же еще! Она получает в наследство от призрака Мари бубенчик на шею, а от Большого брата – заветный ключ, ведь теперь она Хранитель врат. Ее сновидение – а весь «Исход» вырастает из него, как из сна Алисы кэрролловская Страна чудес, – составляет рамку сериала и оправдывает любую, самую бредовую, сцену или сюжетный поворот. Из сновидений Карен вытаскивает ответы на все, даже невозможные вопросы.
И вот зажгли свечи. Какой блеск, какое великолепие! Елка затрепетала всеми своими ветвями, так что одна из свечей пошла огнем по ее зеленой хвое; горячо было ужасно.
– Господи помилуй! – закричали девушки и бросились гасить огонь.
Теперь елка не смела даже и трепетать. О, как страшно ей было!
Заснула Карен у елки, под Рождество. Поэтому «Исход» по жанру – святочный рассказ. В котором должно найтись место (как было и у Диккенса, и у Андерсена, и у их наследника Бергмана в «Фанни и Александре») ужасному, забавному, чудесному и откровенно неправдоподобному.
После необъяснимого ночного путешествия из дома в Королевство Карен сталкивается с мифологическим Хольгером-Датчанином, эдаким Каменным гостем (вернее, хозяином). И теряет сознание. Когда же ее принимают пациенткой с диагнозом «сомнамбулизм» в отделение нейрохирургии, с подачи шведской хакерши Калле в графе «лечащий врач» обозначен Санта Клаус.
По мере приближения Сочельника – он грянет в последней, 13-й серии – все чаще врачи и пациенты встречаются нам в красных колпаках и одеяниях. Полу-Хелмер и Анна даже окажутся в какой-то момент на рождественских санях, запряженных бутафорским оленем. В коридоре будет установлен большой вертеп с глиняными фигурами Марии, Иосифа и Младенца Иисуса. Ее неуклюжий Бульдер случайно разобьет. И незаметно для всех заменит на «вавилонское отродье» – распечатанного на 3D-принтере сатанинского черного ребенка с щупальцами и заостренными зубами во рту, раскрытом в немом вопле. Его контуры Карен нащупала в стене Королевства, где замуровано множество таких же зловещих существ.
Подарки – одинаковые пакеты от рекламных партнеров с надписью «Бесплатное дерьмо». И еще шарик со снегом, падающим на модель Королевства, извлеченный из истерзанного сердца Большого брата. Не все чудеса фейковые, но некоторые не сулят ничего хорошего. Мечтаете о рождественской магии? Бойтесь своих желаний. Не забывайте, самые безнадежные из сказок Андерсена – «Девочка со спичками» и «Елка» – рождественские.
Когда ближе к развязке в кадре появится наряженная елка, с ее ветвей и игрушек будет капать кровь. Сложит свою вавилонскую елку и вещая посудомойка – из осколков битой посуды. На титрах последнего эпизода будут гореть не свечи, а рождественский венок. Мир летит в тартарары, самое время отметить праздник. А вместо поздравления прозвучит мучительно рожденная речь Понтоппидана (недаром его прототип – писатель), где все слова должны были бы начинаться на «л», но из-за насморка превратились в сплошное «n-word», вернее, в череду бессмысленных бормочущих заклинаний – будто бы для вызова Сатаны.
А он уже тут как тут.
Он бы с удовольствием выцарапал провидцу оба глаза, но это был бы уж слишком резкий прием: дьявол обыкновенно приступает к делу более тонко. Он оставил провидца отыскивать истину да разглядывать добро, но, пока тот разглядывал, вдунул ему сучок сперва в один глаз, а затем и в другой, ну а это не послужит в пользу никакому зрению, даже самому острому!
Так о чем «Королевство», в чем вообще его сюжет?
Вот фру Друссе отыскала останки убиенной Мари и похоронила их – а духи не успокоились, их число множилось. Вот нашла сатанистов, служивших в подвале черную мессу при участии сомнолога Камиллы (Сольбьорг Хёйфелдт), вызывавшей Великого герцога. Он же Вельзевул, Повелитель мух. Он же филин, вездесущая сова, летящая по коридору госпиталя на начальных титрах. Что дальше? И для чего на самом деле Большой брат призвал в Королевство сновидицу Карен?
Да именно для того, чтобы остановить пришествие Сатаны в земной Вавилон, опасно сомкнувшийся с небесами. Не случайно над крышей уже наворачивает круги черный вертолет с тонированными стеклами, и неясно, кто в нем (в первых двух сезонах так же таинственно выглядела призрачная «Скорая помощь»). «Исход» мог бы носить название «Изгнание» или «Экзорцизм».
Он является на конгрессе боли, что логично. Говорит то на латыни, то по-датски: язык врага рода человеческого лжив и изворотлив. Например, на протяжении всего «Исхода» Полу-Хелмер безуспешно пытается договориться о чем-либо с изворотливо-садистским роботом больничной парковки Бриском. За него, как выяснится ближе к концу, говорит Вельзевул.
Роль Великого герцога сыграл артист, намеренно не упомянутый в титрах («Тот-чье-имя-нельзя-называть»), как и Удо Кир – специалист по темной стороне, переигравший за свою карьеру самых разных монстров и злодеев, а впрочем, и Иисуса Христа тоже: Уиллем Дефо. У Триера он уже побывал Богом-Отцом – по другой версии, Демиургом-Сатаной – в «Мандерлее», а потом просто безутешным Отцом в «Антихристе». В «Исходе» его появления сопровождаются звуком зудящего мушиного роя. Он редко действует сам, перепоручая важные миссии своим – доппельгангерам, заменяющим (а при случае и уничтожающим) особенно настырных борцов с тьмой: Бульдера, Юдит и Карен. Эти аватары с застывшими улыбками – пугающие сущности, склоняющиеся в еретическом поклоне перед «вавилонским отродьем», уложенным в Иисусову колыбель.
Есть у Вельзевула и другие помощники, шпионы в Королевстве, отмеченные его печатью – обжигающим клеймом монеты с силуэтом рогатого черта. Такой знак прячет в руке, обычно сжимающей трость, Могге. Им метят и Полу-Хельмера, но – странное дело – казалось бы, обреченный на служение тьме швед оказывается неэффективным: вместо Карен ранит ее зловещую двойницу и ретируется. То ли он унаследовал от отца-датчанина ген «идиотизма», то ли, при всей вредности, предпочитает остаться на стороне добра, сколь бы условным и умозрительным ни было это понятие.
Впрочем, это не остановит Князя тьмы, который вот-вот придет в Королевство. Сперва проявится на необъяснимом паззле в кабинете директора Боба. А потом выйдет к склонившемуся в полупоклоне Вельзевулу из того самого, наконец приземлившегося прямо на Рождество, черного вертолета. Без большого удивления зрители распознают в нем самого Ларса фон Триера.
Когда-то в юности он, шокируя родителей-атеистов, играл в правоверного иудея. Потом увлекся католицизмом, но вскоре вспомнил о более традиционном для датчан протестантизме. Прошло время, и Триер заявил о себе как об окончательном и бесповоротном атеисте. Однако на старости лет, кажется, его все больше влечет сатанизм. От души или всем назло, какая разница.