Падение - Дуглас Пенелопа. Страница 17

И теперь я услышала слова Джареда отчетливо и громко:

– Не надо давать мне еще один повод для беспокойства!

Джекс не ответил. Он убрал телефон от уха, нажал отбой и швырнул его на одну из кушеток.

– Сукин сын, – проворчал он, опершись рукой на шкафчик и опустив на нее голову.

Его грудь быстро вздымалась и опускалась, он дышал тяжело, но я знала, что причиной тому не раны. Я застыла на месте, прикусив губу и понимая, что должна развернуться и уйти. С тех пор как я вернулась в город, он вел себя со мной просто отвратительно.

Но, вместо того чтобы убраться, захотелось… убедиться, что он в порядке.

По правде говоря, мне нравилось видеть его таким, потерявшим контроль, и я смотрела на него как завороженная.

Он постоял так еще несколько секунд, и наконец его дыхание выровнялось.

Я никогда еще не видела Джекса на взводе. Это Джаред с его бурным темпераментом обычно взрывался, как сигнальная ракета в небе. Он метал гром и молнии, и все вокруг тут же понимали, что он зол.

Действия Джекса, напротив, всегда – всегда – отличались точностью и малозаметностью, словно все его шаги и решения были продуманы и просчитаны заранее. Я частенько задавалась вопросом, спит ли он вообще или вместо этого планирует грядущий день, стараясь предугадать ход каждой беседы, в которой будет участвовать, каждый поворот событий.

Что же могло заставить его вот так потерять самообладание? Выйти из себя? И почему мне так хотелось снова увидеть его таким?

Это из-за отца, подумала я. Эта тема могла по-настоящему вывести его из себя.

Со мной это тоже случалось.

Облизнув губы, я произнесла:

– Ложись.

Джекс оторвался от шкафчика и, резко повернувшись, устремил на меня сердитый взгляд, словно сразу понял, что это я.

Взгляд его голубых глаз словно пригвоздил меня к месту на пару секунд, и я успела заметить, как натянулась на его лице безупречная карамельная кожа и как напряглась нижняя челюсть, отчего на щеках появились симметричные ямочки; успела рассмотреть сурово насупленные черные брови.

Когда-нибудь, наверное, мы сможем смотреть друг на друга без хмурой гримасы на лице. Но пока это невозможно.

Обычно это я бросала на него уничижительные взгляды. А сейчас он смотрел на меня так, словно я была четырехлетней девочкой, чье поведение невыносимо.

– Ложись, – повторила я, стараясь сохранять спокойствие. – Я найду антисептик и бинты.

Краем глаза я успела заметить, как он прищурился, подозрительно глядя на меня, а потом обошла его и устремилась к шкафчикам у стены, когда почувствовала, как Джекс схватил меня за предплечье, и, застыв, подняла взгляд.

На его лице была словно маска: оно не выражало ровным счетом ничего. Я проследила за каплей, прочертившей дорожку от его виска к щеке, и могу поклясться, почувствовала привкус соли в воздухе – и облизнула губы.

Его кадык дернулся вверх, прежде чем он заговорил.

– Я сам могу это сделать. – голос прозвучал хрипло.

Изогнув бровь, я посмотрела на его пальцы, сомкнувшиеся на моей руке.

– Я и не говорила, что не можешь. – Я отвела в сторону один палец, а следом и все остальные, затем отвернулась и стала искать бинты и что-нибудь, чем промыть раны. Старалась не прислушиваться к каждому его движению и все равно уловила, как скрипнули подошвы кроссовок и как прогнулась кушетка под весом его тела.

Прикусив нижнюю губу, я протянула руку за антисептиком и нечаянно опрокинула бутылку перекиси, стоявшей в шкафчике. Неуклюже наклонилась, чтобы поднять ее с пола. Слава богу, бутылка была пластмассовая.

Находясь рядом с Джексом, я никак не могла взять себя в руки, пока он полуобнаженный лежал на кушетке. В школе было темно, ни единой души, и, крепко зажмурившись и сделав медленный, плавный выдох, я взяла все необходимое в руки и подошла к кушетке.

Оказалось, что Джек прилег лишь наполовину. Только услышав, как что-то упало на пол, я поняла, что самообладание меня подвело, и я снова что-то выронила из рук, поэтому быстро бросила все припасы на кушетку рядом с ним.

Его ноги в черных кроссовках были на полу, а накачанный торс покоился на кушетке. Как раз это было не так уж и странно. Возможно, ляг он полностью, то почувствовал бы себя уязвимым.

Странность заключалась в том, что он опирался на локти, и от этого по моим рукам пробежала нервная дрожь.

Он собирался наблюдать за мной.

Я набрала воздуха в грудь и наклонилась, чтобы вскрыть упаковку с бинтами.

– Ляг нормально, – пробормотала я, ощущая на себе его взгляд.

– Нет.

Что?

Я посмотрела на него и тут же застыла. Джекс смотрел на меня не моргая. Его взгляд скользнул вниз, к моему топу, а потом вернулся обратно к моему лицу, и тогда я увидела, как уголок его рта изогнулся и выражение лица стало расслабленным и довольным. И мне все стало ясно.

Джексон Трент – сущий дьявол.

Я покачала головой.

– Я с тобой по-доброму. Ты бы тоже мог.

– По-доброму? – хохотнул он себе под нос. – Да не нужна мне твоя доброта.

Я стиснула зубы. В чем его проблема?

Схватив бутылку с перекисью, которую незадолго до этого уронила на пол, я открутила крышку и струйкой вылила жидкость прямо на порез на животе.

Зашипев, он схватил марлю и прижал ее к ране.

– Какого черта?

– Упс, – пропела я и закрутила крышку.

Бросив флакон на кушетку, я ногой раздвинула в стороны его стопы и опустилась на колени между его ног. Он наблюдал за мной, а я положила ладони ему на бедра и медленно наклонила голову к его животу. Убрав в сторону его руку с марлей, я легко подула прохладным воздухом на пузырящуюся перекись, чтобы унять жжение.

Краем глаза я заметила, как он вздрогнул, а потом замер и лежал неподвижно, словно вовсе не дышал. Я надувала щеки и раз за разом дула на порезы, водя головой из стороны в сторону.

Вокруг меня витал едва уловимый аромат его геля для душа, смешиваясь с запахом дождя и пота, и я закрыла глаза, забывшись.

– Кейси, – выдохнул он, и, посмотрев на него, я увидела, что он запрокинул голову назад и тоже закрыл глаза. Его грудь вздымалась и опускалась, а кадык перекатывался, и я не могла заставить себя отвести взгляд от него и его идеального торса.

Ему нравилось, и, черт возьми, я боролась с соблазном поцеловать его.

Переместив вес тела на пятки, я посмотрела на него с улыбкой.

– И все-таки тебе нравится моя доброта.

Ухмыльнувшись, я встала на колени, взяла физраствор и марлю, а Джекс поднял голову и стал смотреть на меня.

– Так что же произошло? – спросила я, прижав марлю к коже прямо под порезами, чтобы она впитала стекающий раствор.

Затем вылила немного раствора на раны, чтобы промыть их, и мышцы пресса у него напряглись, вероятно, от холодной жидкости, так как физраствор не вызывал жжения.

Он втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– У ребятишек, помешанных на естествознании, на крыше парники, – проворчал он, и я едва не рассмеялась. – Мастерс попросил меня подняться и проверить, закрыты ли крыши. Я поскользнулся, спускаясь по лестнице. Зацепился за какие-то болты.

Ой.

Оставшимся куском марли я вытерла раствор, а потом открыла упаковку с влажными салфетками и убрала кровь.

– Тебе следует надеть перчатки, – заметил он. – Ну, знаешь, кровь и все такое.

– А я думала, что с тобой девушке ничего не грозит, – парировала я, открывая упаковку с пластырями. – Ты разве не об этом мне говорил?

С минуту Джекс молчал, наблюдая за тем, как я приклеиваю на живот три прямоугольных пластыря.

– Не просто девушке, а моей девушке, – наконец уточнил он. – И все же тебе не стоит быть столь беспечной. В следующий раз надевай перчатки.

Я проигнорировала эти слова. Когда он вел себя подобным образом, у меня возникало странное чувство.

Он привык отчитывать меня, но порой будто бы оберегал, а в дополнение ко всему вышеперечисленному еще и вел себя как настоящий козел. Я решила, что снисходительность – это его способ обеспечить себе превосходство.