Пешка в большой игре - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 84
– Давай выпьем? – сказал проницательный Вовчик. – У меня осталось.
– Неси, – с облегчением сказал Каймаков.
После первой порции страх если и не отпустил, то ушел куда-то вглубь.
– Знаешь, какое у меня самое сильное воспоминание детства? – прищурился Вовчик. – Убежали с товарищем из детдома – и на север. В товарняках, на крышах, как придется... Он говорил – родня там есть... Вовчик разлил по стаканам остатки водки.
– На одном перегоне уцепились за поручни пассажирского вагона, стоим на ступеньках, а внутрь войти не можем. Ладно, думаем, на полустанке сойдем. А поезд курьерский, не останавливается, прет и прет, да скорость такая – не спрыгнешь. Мороз, ветер свистит, руки-ноги окоченели, на беду ссать охота, мочи нет... И вдруг чувствую... Вовчик расплылся в улыбке.
– Запах яблок! Сильный, свежий такой... Откуда? Ну, думать особо некогда, не до того, вот-вот упаду – и всмятку, мочевой пузырь разрывается... Короче, заревел, мне лет девять, Вовка – тезка постарше – тринадцать, что ли. Успокаивает: «Терпи, терпи, сейчас остановится, уже ход сбавляет». А какой там сбавляет... Не знаю, сколько длилось, но и вправду – стали на красный свет. Я перво-наперво отлил, а потом сунулись с Вовкой в собачий ящик, в нем вдвоем хорошо: ветра нет, лежишь валетом – греешь друг друга...
А поезд трогается! Открыли крышку – занято – мешок, огромный чувал с яблоками, вот откуда запах. Что делать? Выбросить к чертям и ехать или с яблоками остаться?
Поезд идет, пока медленно, мы чувал тянем, тяжелый, Вовка споткнулся о шпалу, упал... «Тяни, – кричит. – Не бросай!» А тут дверь настежь и проводник – он эти яблоки с юга везет, а шпана под носом увести хочет... Матерится, ногой машет, но не достает, а спрыгнуть боится.
Вцепился я в угол руками, зубами, дергаю, а сам чувствую, ноги не успевают, ход все больше, а проводник кочергой машет, по плечу достал... Упал я, волокусь по шпалам, а мешок не отпускаю... И вытянул все же! Эх ма!
Вовчик махнул рукой.
– Голодные... Наелись этих яблок – неделю понос мучил. Решили к теплу возвращаться. Вовка говорит: «Может, и нет никакой там родни, померзнем зазря – и все!»
И знаешь, до сих пор отчетливо так помню: мороз, руки-ноги отмерзают, ветер ледяной насквозь прохватывает, уссыкаюсь – и запах свежих яблок на морозе! Эх, жизнь-жестянка! Давай допивай!
Вовчик смахнул слезу. Такое случалось с ним крайне редко.
– Ты вроде тоже как беспризорник. Родители рано ушли, намыкался. А тут эти сволочи! Не бойсь, Вовчик всегда прикроет! А если припрет – не жди: стреляй, жми на гашетку, пока патронов хватит, а потом рви когти! Машинку лучше в воду бросить, чтоб отпечатки смыло, или в канализацию – люки везде есть... Каймаков взглянул на часы и стал собираться.
На другом конце Москвы готовились к операции Семен Григорьев и капитан Резцов. Кассету с пленкой и отчет Джека упаковали в плотный конверт и крест-накрест перетянули скотчем.
– Сойдет! – Резцов сунул пакет в потрепанный портфель.
– Давай я тебя подброшу, – предложил Семен.
Красная «девятка» без номеров довезла капитана до Крымского вала.
– Время есть, садись на троллейбус или пешочком. Счастливо!
Семен хлопнул коллегу по плечу.
– Морду не опали, – озабоченно сказал тот.
В условленном месте Семена ждал Асмодей.
– Где вы встречаетесь? – спросил прапорщик.
– У Парка культуры.
– Я высажу тебя на Зубовском. А сейчас слушай...
За прошедшее время они подружились, несколько раз совместно отдыхали с Ирочкой и Наташей, между ними даже возникло чувство взаимной симпатии.
Когда машина остановилась, Семен протянул руку.
– Давай свою игрушку, снимай кобуру.
Асмодей отодвинулся.
– Почему вдруг?
– Приказ руководства. На операции должны быть исключены любые сложности. А вдруг у метро к тебе привяжется милиция?
– Есть же разрешение... Семен пожал плечами.
– Мало ли... Попадутся скоты – захотят себе забрать или просто из вредности отвезут в отделение. И все насмарку. Снимай!
Асмодей медлил.
– Время идет! – Семен обхватил его за плечи, прижал к себе и сунул руку под пальто. – Повернись, неудобно... Асмодей дернулся, но безуспешно.
Прапорщик вытащил пистолет.
– Сунь его сюда! – Агент открыл вещевой ящик. – И не трогай. Вернусь
– сразу заберу.
Григорьев так и сделал. Выпутавшись из плечевой кобуры, Асмодей сунул ее туда же, захлопнул крышку. Если бы он мог, то явно запер бы ящик и ключ унес с собой.
– Не жадничай, никуда не денется! – Семен засмеялся и тем же жестом, что недавно Резцова, хлопнул по плечу Асмодея. – Давай вечером позовем девчонок и оттянемся как следует!
– Давай. – Асмодей немного напряженно улыбнулся в ответ.
– Ни пуха!
Семен рванул с места.
Встреча состоялась ровно в семь. Стемнело. Кислый и Асмодей стояли на набережной под вторым фонарем и, опираясь на парапет, смотрели на черную воду. В руках они держали тлеющие сигареты. Резцов подошел от Крымского моста, они немного поговорили и двинулись вдоль реки. Слева шелестели голые деревья парка Горького. Прошли одинокий прохожий и парень с девушкой. Набережная была пустынной.
Семен наблюдал за троицей в бинокль. Скоро его выход. Он извлек из кармана холостые патроны, потянулся под мышку. Душа противилась тому, что он должен был сделать. Гарантией выживаемости являлось умение мгновенно выстрелить в нападающего. Зарядив в пистолет три холостых, он утрачивал эту способность.
Семен присвистнул. В голову пришла блестящая мысль.
Он ссыпал холостые обратно в карман и открыл вещевой ящик. Игрушка Асмодея отлично подойдет для имитации. Недавно она выполнила прекрасно подобную функцию.
Кислый, Асмодей и Резцов приближались. Капитан выразительно жестикулировал.
Семен достал «вальтер». Недавно он собственноручно заряжал его, первыми шли шумовые патроны, один дослан в ствол. Вряд ли Асмодей нарушил порядок... Прапорщик слегка оттянул затвор и увидел, как зацеп выбрасывателя вытаскивает из патронника блестящий латунный цилиндр. Все в порядке. Пружина мягко вернула затвор на место.
Резцов полез в портфель. Пора! Григорьев повернул ключ зажигания. Передача состоялась. Пакет взял Кислый. Асмодей знает, что должен им завладеть. Когда начнется сумятица, он ею воспользуется. Если не обалдеет от неожиданности... Прапорщик опустил стекло.
Резцов пожал спутникам руки и быстро пошел навстречу машине. Кислый и Асмодей повернули обратно. Григорьев дал газ. Он нарочно разогнался, ревя двигателем, и со скрипом затормозил. Кислый и Асмодей повернулись.
До Резцова было два с половиной метра, как он и просил. Семен высунул в окно руку с пистолетом. Капитан подмигнул. Григорьев дважды нажал на спуск.
И мир перевернулся.
Уловить разницу между газовым калибром восемь миллиметров и боевым семь шестьдесят пять или ощутить лишние сорок граммов, приходящиеся на пули, практически невозможно. Но стрельба расставляет все по местам.
Рывки отдачи и ощутимые удары в грудь Резцова, отбросившие его к ограде, до абсурда естественная поза убитого человека чудовищно изменили все вокруг Семена Григорьева.
«Подставили», – мелькнула первая мысль. Он сам проводил много оперативных комбинаций и знал, как ничего не подозревающий гражданин вдруг совершает то, о чем и не помышлял и что мгновенно и навсегда ломает привычную жизнь.
Какой-то чудовищный план мог теперь использовать его самого в качестве пешки. Убитый товарищ изломанной куклой лежал на мокром грязном асфальте. Набережная вставала дыбом, левой рукой он вцепился в руль, правую поднес к глазам. В ней был зажат безобидный газовый пистолет, ставший по чьей-то злой воле смертоносным оружием.
Желтые пятна фонарей увеличивались в размерах, вращаясь вокруг. Дзинь, дзинь... В лобовом стекле появились круглые пробоины, окруженные густой сеткой круговых и радиальных трещин. В пяти метрах Кислый двумя руками, как в кино, наводил на него пистолет.