Подставная фигура - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 45

– Тебе трудно позвонить? Сколько раз просил! Ты вырываешь меня из одной жизни в другую, это очень вредно! Сбиваются биоритмы и вообще... Я иногда не могу понять, где я: в реальности или «там»...

– Что даст звонок? Все равно тебе выныривать обратно, – оправдываясь, сказал Веретнев. Он определил, что пульс у товарища молотит под сто двадцать.

– Ничего подобного: у меня новая программа и звонок приходит «туда». Я могу быть в Амстердаме, в Гвинее, где угодно – звонит сотовый телефон, я разговариваю и спокойно возвращаюсь... Без напряга и ломки!

– Ну извини! А где ты сегодня был? Володя потер лицо, растирая след от маски.

– В Борсхане, в восемьдесят третьем.

– Опять?!

– Да. Но там действительно ничего нельзя было сделать! Ничего! Даже если бы я запрыгнул в окно, даже если бы сразу начал стрелять, все равно не успевал. Все равно!

– Ну сколько можно? – увещевающе произнес Веретнев. – Об этом уже сто раз говорено, да ты и сам сто раз проверял! Твоей вины нет! Что может командир группы? Он же не Господь Бог! Значит, им так на роду написано...

– Ладно! Я пойду умоюсь...

Спец всегда уходил от подобных разговоров.

Алексей Иванович прошел в комнату. Она напоминала какой-то тренажерный зал: посередине, в высокой сварной раме, висели на пружинных растяжках широкий прочный пояс, кольца для рук и для ног, обычная маска для подводного плавания, только вместо стекла – рылообразная панель с радиотехническими разъемами, от которых шли толстые и тонкие шнуры к стоящему на маленьком столике у окна мощному компьютеру. Он создавал смоделированную Спецом виртуальную реальность, в которую тот погружался каждый день, чтобы в конкретных боевых ситуациях попытаться исправить старые ошибки или не совершить новые, решить непосильную разведзадачу или исполнить особо сложный теракт, – в общем, сделать то, что ему приходилось делать всю жизнь и чему он много лет учил других.

Веретнев как-то наблюдал, как это выглядит со стороны. Его друг, распластавшийся в подвесной сбруе с маской на лице, напоминал подводного пловца в схватке с акулой: дергались руки и ноги, судорожно изгибалось туловище, из-под резины доносилось сдавленное рычание... Зрелище было малоприятным, и Алексей Иванович не хотел бы увидеть его еще раз.

В комнату вошел Спец – с мокрыми волосами и заметно успокоившийся. Очередная порция нервозности и возбужденности была смыта холодной водой и ушла в канализацию, догонять предыдущие. Правда, напряжение сердца и изношенность нервов не смоешь, рано или поздно он не вернется из «того» мира – так и останется висеть на своем тренажере... Но убеждать его бесполезно. Особенно в лобовую.

– Тебе не надоело? Сходил бы погулял, пива выпил. Со мной походил, вместе Евсеева искать веселее...

Спец отмахнулся. Он дал согласие участвовать в предстоящей акции, но особого значения ей не придавал.

– Если достану деньги, сделаю скафандр, – сказал он. – С маской толку мало: только зрительный ряд, ни запахов, ни ощущений...

– Кстати, о деньгах, – сказал Слон. – Жена нашего друга утверждает, что он погиб во время авиакатастрофы, двадцатого августа 1991 года. Где-то над морем, по пути в Осло. Это можно проверить?

– Конечно, – кивнул Спец, усаживаясь за компьютер. – В Сети есть сайт международного Авиакомитета, там собраны все катастрофы. Или почти все. Если это не планер, конечно, и не дельтаплан... В Осло, говоришь, летел? – На экране перед ним уже мелькали цветные диалоговые «окна», какие-то картинки. – Значит, Балтийское море... Сейчас глянем.

Веретнев пошел на кухню, залез в холодильник. В дверце на полочке стояла бутылка «Столичной». Последние три дня приходилось много ездить, подполковник почти забыл вкус водки. И сейчас ему пришлось довольствоваться куском хлеба с маслом и кофе.

Дожевывая бутерброд, он вернулся в комнату.

– Ничего нет, – без особых эмоций сообщил Спец. – Двадцатого августа 1991 года был очень благополучный день: всего одно летное происшествие, без жертв. Аэропорт города Феникс, штат Аризона – у транспортника при посадке не выпустилось шасси, сел он только с третьего захода.

– Может, еще где-то поискать? – сказал Веретнев. – Если это был спецрейс, то о нем знали немногие...

– Ты английский еще не забыл? Вот, смотри. – Спец открыл «окошко» с текстом. – Здесь зарегистрированы все мало-мальски значимые происшествия на натовской авиабазе в Мальмё с середины шестидесятых годов. Информация куда более секретная, чем перелет через Балтику какого-то Евсеева... К тому же – диспетчеры. Он же не на стратегическом бомбардировщике летел, в стратосфере, без «коридоров»... Пилот обязательно связывался с диспетчерами в той же Москве, а потом в Таллине и в Стокгольме.

– Значит, не было никакой катастрофы, – сказал Веретнев.

– И рейса такого тоже скорее всего не было, – согласился Спец. – Это обычная легенда. Но раз ее озвучил Кудлов, значит точно – он вместе с шефом.

– Конечно, – кивнул Веретнев. Его версия оправдывалась, но удовлетворения это не приносило.

– Вот тебе и Леонид Васильевич... Подсунул Максу бомбу, украл партийные деньги, сбежал к капиталистам, раскатывает на яхте... Кто мог ожидать такого от ответственного партийного работника? А жену бросил на произвол судьбы – как хочешь, так и выкручивайся.

Он почесал затылок.

– Хотя если есть дача в Жуковке и квартира на Кутузовском, то голодная смерть ей не грозит, выкрутится...

Вечером Веретнев, приняв сто пятьдесят «для души», сидел дома и смотрел новости.

– Вопрос о выделении России кредитов будет решаться с учетом экспертизы, которую должен провести крупнейший международный специалист по экономическим проблемам Джонсон, – бодро вещал обозреватель. – По предварительным оценкам осведомленных источников, эксперт не считает предоставление займа оправданным...

Контраст между оптимистичным тоном журналиста и смыслом произносимых им фраз задел подполковника за живое.

– Чему ж ты радуешься, чучело? Что ты знаешь? Какие у тебя «осведомленные источники»? Высасываете все из пальца и пугаете народ!

Прозвонил телефон.

– Здорово, Женя, – удивленно отозвался Веретнев. – Какую фотографию? Да нет, не брал... На фиг она мне нужна?

– Эх, елки, куда ж я ее засунул... – расстроился невидимый собеседник. – Тут ко мне человек заходил, тоже из бывших наших, про Кудлова расспрашивал. Я хотел фотку эту показать, он обрадовался, даже приплатить за нее обещал. А как раз ее-то и нет! Придется рыться теперь в негативах, их там у меня пленок сто...

– Погоди, – Веретнев направил на телевизор пульт ДУ и отключил громкость. – А зачем ему Кудлов-то понадобился?

– Не знаю, – ответили на том конце провода. – Ищет его вроде кто-то.

Слон нахмурился – сообщение ему не понравилось.

* * *

Витя Мячин с детства хотел стать директором. Неважно чего. Притягательным было само это слово – синоним достатка и благополучия. Его отец был директором райпищеторга, и в доме постоянно бывали другие директора: баз, магазинов, ресторанов. Все – веселые мужики, которые ездили на машинах, делали маленькому Витьку шикарные подарки и могли разрешить любую проблему. Маленький Мячин окончил престижную языковую спецшколу, ухитрившись так и не выучить ни английского, ни французского, благополучно избежал службы в армии и поступил в торговый институт... Но на границе девяностых начались глобальные перемены, отец как-то незаметно утратил свои возможности, а потом и вообще оказался на пенсии, последнее, что он успел сделать для сына, – передал ему «Миранду» и «Попугай».

Молодой Мячин использовал их совсем не так, как предполагал пахан: бизнес стал совсем другим, на три четверти криминализированным, и он очень хорошо освоился в новых реалиях. И стал Директором.

Если определять иерархическое положение Директора в системе координат, которыми пользуется Управление по борьбе с организованной преступностью, то он являлся руководителем одной из восьми группировок, входящих в преступное сообщество Юго-Запада столицы. В переводе на язык официальной табели о рангах его должность соответствовала начальнику какой-нибудь муниципальной службы: санэпидстанции, коммунхоза, отделения милиции и тому подобным, хотя интересы и компетенция Директора были универсальнее, а возможности – гораздо шире, чем у соответствующих должностных лиц, потому что не ограничивались рамками закона.