Подставная фигура - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 7
Среди этой братии иногда попадаются смазливые девчонки, приехавшие из провинции покорять Москву. Савик называет их «сенокосилками». По первому разу многие дуры думают, что можно натурально сэкономить тридцатник, если закрыть картонкой окно и сыграть с даньщиком в «туда-сюда». Савик не особо их разуверяет: дают – бери... Но когда приходит время сбора, поблажек никому не бывает. Деньги на стол, и все. Жаловаться некому, а если дело пойдет на принцип – что ж, ночью стекла окажутся выбиты, а товар рассыпан по улице. И теперь незадачливой «сенокосилке» придется не только долг возвращать, но и хозяину возмещать убытки. Вот так. Плати налоги – и живи спокойно.
А ненавидел Савик свою работу по одной простой причине: это была грязная и плохо оплачиваемая работа. Как овец пасти на пастбище. Юрик Маз – бригадир, его непосредственный шеф, в конце месяца требовал с Савика деньги точно так же, как Савик требовал с ларечников. Чтобы все сходилось по ведомости. А с Юрика Маза требуют его старшие – Директор или Смольский. Круговая порука. Если не получил с кого вовремя долг, задержал платеж – получай втык и плати из своего кармана. Без поблажек.
Савику в ноябре стукнуло двадцать два, и некоторые из его дружков-сверстников уже ходили в «торпедах», одевались в кожу, носили пейджеры, ездили на стареньких иномарках. При встрече они снисходительно похлопывали Савика по плечу, спрашивали: «Ну как ты, все пасешь своих ларечников?»
Да, Савик пас этих мерзких торгашей. Чтоб их разорвало...
Ларьки почетным караулом выстроились в два ряда вдоль асфальтовой дорожки. Полки за стеклянными витринами прогибаются под тяжестью товара. В окошках мелькают напряженные лица.
– Привет, Савик.
– Привет... Все в порядке? Никто не наезжает?
– Все нормально.
Савик неторопливым шагом идет дальше. Конечно, нормально. Территории давно поделены, здесь на всех может наехать только он сам, больше никто не сунется. Но он наезжает только на должников. На сегодняшний день таких двое – Нинка и Глеб.
Нинка – сисястая крашеная корова в спортивном трико – сама выскочила ему навстречу, ткнула в руку несколько затертых десяток и пачку «Мальборо» в придачу – мол, извини за задержку.
– Ладно, – проворчал Савик и усмехнулся. – Лишь бы у тебя задержки не было...
Нинка скривила губы и вернулась обратно в свое стойло.
С Глебом дело обстоит сложнее. Он торгует польской косметикой и всякой канцелярской ерундой; товар не первой необходимости, а цены кусаются. Когда доллар скакнул вверх, дела у него пошли хуже некуда, собирается даже ларек продавать. «Это твои проблемы, – объяснил ему Савик. – Плати деньги и сваливай хоть в оффшорную зону Ингушетию. Иначе от твоей палатки одни угли останутся». Глеб знал, что Савик слов на ветер не бросает, – сегодня обещал расплатиться.
Комок Глеба стоял последним в ряду. К его окошку прилип какой-то алкаш в грязной измятой куртке.
– Не, так ты смотри внимательно: я ж тебе не говно хочу всучить, это ж фирма – за километр видно!
В своей грязной ладони алкаш сжимал массивную шариковую ручку.
– Ты только глянь на ободок! – восклицал он. – Ты глянь, и тебе сразу станет все ясно!.. Ну ладно, давай двадцать пять, так и быть!
Савик подошел к окошку, небрежно оттолкнув люмпена в сторону.
– Какие новости? Еще не съехал? – вяло поинтересовался он.
Лицо ларечника враз окаменело. Затем губы растянулись в кислой улыбке, глаза забегали. Опытным взглядом профессионала Савик сразу определил: деньги у него есть.
– Привет, Савик, – слегка запинаясь, сказал Глеб. – Какие могут быть новости? Торговля из рук вон, и покупателя на эту клетуху тоже никак не найду... Ты, может, зайдешь – сделаем по маленькой?
– Деньги, – произнес Савик и со скучающим видом посмотрел в сторону.
Алкаш стоял, раскачиваясь, и что-то бубнил себе под нос.
– Понимаешь, я надеялся перехватить у тещи полсотни, но она сегодня, как назло, уехала в деревню... – пробормотал Глеб.
– Деньги, – повторил Савик.
По своему богатому опыту Савик знал: главное, не вступать с ними ни в какие разговоры, пусть даже о погоде или футболе, потому что все постепенно сведется к больным детям, проискам налоговиков и в конечном счете тебе дадут понять, что ты отбираешь последние крохи и обрекаешь все семейство на голодную смерть.
Савик пожил, Савик знает.
Из окошка донесся покорный шелест бумажек, следом показалась рука Глеба с двумя зелеными банкнотами: десятка и двадцатка. Савик аккуратно спрятал деньги в карман и, усмехнувшись, сказал:
– А вот теперь можно и по маленькой.
Как говорится, слово не воробей...
Глебу ничего не оставалось, как отпереть дверь и впустить даньщика внутрь, а затем достать из угла початую бутылку «Столичной» и аппетитно нарезанный кусок свиной грудинки. Весело забулькала прозрачная жидкость.
– Не, мужики, купите, а? Серьезно говорю.
Снаружи в окошко просунулась синяя ряха. Испещренный красными прожилками нос, уловив желанный запах, беспокойно дергался.
– Ты еще не ушел? – проговорил Глеб, подавая Савику наполовину наполненный стакан.
– Ну ладно, мужики, – алкаш потерянно шмыгнул носом. – Уступлю за двадцать рябчиков.
Аккуратно отставив мизинец, Савик выпил водку. Поставил стакан, зарядил рот куском душистой сочной свинины и, неторопливо прожевав, сказал:
– Что там у тебя, покажь.
Савик взял ручку, повертел, осмотрел со всех сторон, мазнул по пальцу, оставив отчетливый синий след. Дома у него скопился изрядный запас разных «шариков» с надписями «Made in China» и «Made in Thailand» – этим дешевым барахлом его всегда исправно снабжали ларечники, равно как сигаретами, презервативами и баночным пивом – что, однако, еще никого не спасло от необходимости вовремя платить дань.
Но ручка, которую держал сейчас Савик, явно не из этого пестрого ширпотребного ряда. Это была дорогая вещь – Савик сразу понял, едва взял ее в руки. Удивительно только, что Глеб не просек, он как-никак специалист... ну да ему не до того было, бедняге.
Здесь не было никакой мишуры, никаких надписей, все строго, просто и со вкусом. Корпус из твердой полированной древесины, темные прожилки. Желтый конический наконечник, посередине корпуса желтый блестящий ободок из желтого металла, такой же ободок, только потоньше – на колпачке. От верхнего ободка к нижнему протянулся массивный стреловидный зажим – цеплять за карман. Вот и все. Качественные и ценные вещи всегда отличает отсутствие излишеств.
– Где спер? – деловито поинтересовался Савик.
– А чего сразу – спер? – обиделся алкаш. – Нашел я ее! В сугробе, вчера, когда здесь автобус взорвали. Я сразу понял – клевая штучка!
Савик еще раз осмотрел ручку, покрутил небрежно, демонстрируя полное равнодушие, затем веско произнес:
– Говно.
Синяя ряха в окошке болезненно дернулась.
– Ну хоть червонец...
Савик взял из картонной коробки использованный чек, пристроил на колене и попробовал накорябать там свою роспись. Ручка оставляла лишь бесцветное углубление на бумаге.
– Ах ты гад, да она не пишет! – проревел Савик. Крепкий кулак прочертил в воздухе короткую линию и врезался в сизый нос алкаша. – Пошел вон! Еще сунешься – башку отверну!
Глеб снова наполнил стаканы. Из сумки появился пучок зеленого лука и бутерброд с холодной яичницей – наверное, жена накрутила утром. Гулять так гулять!
Савик хорошо знал этот тип людей, которые привыкли подчиняться обстоятельствам, а потом все свои неудачи списывать на те же обстоятельства. Пять минут назад Глеб ненавидел его, Савика, лютой ненавистью, готов был, наверное, в глотку вцепиться. Но – боялся. И деньги отдал. Потому что привык быть жертвой, перхотью, так для него удобнее. Сейчас он расслабился и скоро начнет жаловаться на жизнь, бить себя кулаком в грудь и рассказывать, рассказывать... Словно на исповеди перед батюшкой.
Чудной народ.
Савику до лампы все эти излияния. Он выполнил план на сегодня, получил долги, а сейчас пьет и закусывает на халяву. Вот и все. Если Глеб думает, что после двух стаканов они станут друзьями, что завтра там или послезавтра Савик как-то по-особому поздоровается с ним или спросит: ну как теща, не поправилась? – то он глубоко ошибается. Это точно как с этими «сенокосилками». Ты даешь – я беру. А налоги платить все равно надо.