У смерти твой голос - Лин Ка Ти. Страница 43

Как ни странно, то, что всю жизнь я готовилась умереть, мне немного помогло. Мысли о смерти меня сопровождали так долго, что теперь, несмотря на ужас, было во всем этом чувство какого-то красивого финала. Ну вроде как если чего-то боялся и оно произошло, то не так обидно, что ты, как лох, боялся зря.

– Давай. – Я нависла над Чон Мином и схватила его за щеки. Было так странно видеть лицо, по которому я ехала крышей столько дней, и чувствовать только отвращение и ярость. – Мы же в баре переспали бы, если б его не закрыли? Представь, что ты в баре, и приступай уже наконец. Не верю, что уговариваю тебя, скотина, ну не мучай меня, давай сюда свой супервзгляд!

Но как я ни трясла его за лицо, он смотрел на меня совершенно как обычно – хмуро, исподлобья. Убийца и пособник убийц. Я вдруг подумала еще об одной его жертве, и мне стало совсем тошно.

– Настоящий Чан Чон Мин… Ты и его убил.

– Нет. Ты не совсем понимаешь, что мы делаем. По договору мы не можем вредить людям.

– Не можете… вредить? Да вы их убиваете!

– Хо Тэ Мин составил договор, выгодный обеим сторонам.

Я зашипела от злобы, приподнялась и ударила этого паразита кулаком в солнечное сплетение. Он охнул от боли, хотя какую боль может чувствовать дерево?

– Еще и Хо Тэ Мина сюда приплел! Хватит дуру из меня делать! Он в пятнадцатом веке жил! – Чон Мин как ни в чем не бывало кивнул. Не может быть. Даже мудрец Хо Тэ Мин меня подставил. Я упала обратно на матрас. – Ты это на ходу выдумал.

– Нет. Мы заключили с ним договор.

Чон Мин осторожно повернулся на бок и посмотрел мне в глаза. Я вздрогнула, но никакого особого желания не почувствовала, – самый обычный взгляд, усталый и виноватый.

– В те времена полуостров страдал от тайфунов и неурожаев, – негромко сказал Чон Мин. Я смотрела на его губы и думала, как же они нравились мне раньше. – Здесь бедная почва, опасное место. Ветра, море, переменчивая погода. Хо Тэ Мин был советником Седжона, которого вы называете величайшим правителем. Они хотели сделать Корею великой, придумали собственный алфавит и все такое.

Все это я отлично знала со школы, но он так об этом говорил, что меня дрожь пробрала. Чон Мин заметил, сел и взял с матраса сложенное одеяло. Я отпрянула, но он просто расправил его и накрыл меня. Это меня взбесило – какая забота о том, кого собираешься убить! Все равно что откармливать курицу, прежде чем ее зарезать. Чон Мин лег обратно, подальше от меня, и продолжил:

– В древности люди приносили нам жертвы, чтобы мы были милостивы, и особенно часто взывали к Воде. Засухи, наводнения, тайфуны – чтобы остановить это все, они приходили с дарами, опускали в море цветы, бросали рис, а когда засуха была особенно суровой, даже убивали юношей и девушек в своих святилищах. Но к эпохе Чосон все это уже сошло на нет. У людей появились другие религии, и теперь они взывали к другим богам.

Чон Мин бледно улыбнулся. Он рассказывал все это, как на приеме у психотерапевта – с затаенной болью и злостью, при этом пытаясь делать вид, что все в порядке.

– Хо Тэ Мин занимался всякими государственными делами, – продолжил он, глядя куда-то сквозь меня. – А еще изучал законы Вселенной. Стихи писал.

– Угу, и первым перевел принципы бацзы с китайского на новый алфавит. Небесные стволы, земные ветви: пять стихий, двенадцать животных. Я знаю! Какую еще лапшу мне хочешь на уши повесить?

– Он верил, что стихии – это реально существующие силы, – грустно сказал Чон Мин. – Корею тогда трепал ужасный тайфун, а он был не в столице, объезжал провинции. И он решил воззвать к нам.

Я вздохнула, устало поерзав под одеялом. У Хо Тэ Мина действительно была куча стихов о стихиях: про красоту воды, жар огня, ледяной блеск металла, щедрость земли и мудрость дерева. Но одно дело – поэмы, а другое – весь этот бред про живые стихии. Мозгом я понимала, что это единственный способ объяснить смерти девушек, но в глубине души просто не могла поверить, что духу, который занимает тело лежащего рядом со мной Чон Мина, не двадцать восемь, а двадцать восемь миллионов лет.

– Он ушел подальше от людей, которые принимали его в городе, где застал его тайфун, и стал умолять стихии поговорить с ним, дать ему знак, как защитить Корейский полуостров от разрушений. Он мечтал приручить сами стихии, чтобы они защищали их с Седжоном государство. Это было величайшее деяние, которое он хотел сделать для Кореи, потому что понимал, что главная беда полуострова – не набеги соседней империи, а природа, скудная и жестокая. Безумная мечта, но такие упрямые безумцы среди людей и добиваются успеха. Давно никто не взывал к нам так страстно! Он понятия не имел, получится ли что-то или он заболеет под холодным дождем и погибнет. Но такой он был: верил, даже когда это было глупо. Нам это понравилось – любой дух любит, когда его замечают и верят в него.

Чон Мин закрыл глаза и несколько секунд лежал, будто пережидал боль. Я смотрела на его ресницы, на пряди темных волос на лбу, и бесилась на себя за то, что желание поцеловать его прорвалось сквозь мой гнев. Когда узнаешь что-то ужасное про того, кого любишь, сразу ли пропадает любовь? Наверное, ей нужно время, чтобы уйти. В истории было множество жен, которые узнавали, что их муж – убийца. Сколько минут уходило у них на то, чтобы перестать любить его?

– Когда-то, во времена могущества, мы являлись людям в своих земных воплощениях: я в виде древесного дракона, Вода – в виде водяного змея. Мы пытались войти в мир в этих формах, которые понятны людям, но оказалось, что от наших былых воплощений остались лишь тени. Чем сильнее становились люди, тем слабее становились мы, – негромко продолжил Чон Мин. – Но Тэ Мин не сдался. Он был упрямый человек, поэтому всегда добивался своего. Как он просил! Три дня и три ночи он молил нас показаться, а мы не знали, как прийти к нему. Был уже пятнадцатый век, и мы давным-давно не являлись людям. – Чон Мин посмотрел на меня, и призрачное желание обнять его опять прокатилось по краю моего сознания. Я злобно велела этому желанию заткнуться. – Мы были вокруг него, но он не мог нас видеть. Измученный непогодой, жаждой и голодом, он чуть не умер от своего упрямства, и, когда он упал, я… – Лицо Чон Мина стало почти беззащитным. – Я самый молодой из братьев и всегда больше всех был расположен к людям. Наверное, поэтому у меня и получилось. Дух Тэ Мина ослабел от близости смерти, и я впервые занял тело человека. Я смотрел его глазами и мог коснуться земли перед собой его руками. Это было… Интересно. – Он со свистом втянул воздух. – Я никогда еще не ощущал мир, как человек. Мне пришлось сразу покинуть его тело – как мы могли с ним говорить, когда я вытеснил его сознание и заместил собой? И потом я испугался, что убью мудрого предсказателя, который так упорно призывал нас, и мы не успеем поговорить. Придя в себя, Тэ Мин понял, что произошло, что он получил знак, которого так ждал. И тогда он вернулся к людям и велел принести к нему пятерых умирающих – раненых или смертельно больных.

– И вы смогли занять их тела, – поняла я, невольно увлеченная его историей.

– Да. Я убедил остальных, что это не страшно. Видимо, когда человек близок к смерти, его человеческая природа слабеет, и тело становится легче занять. В обличье пяти умирающих мы смогли поговорить с Тэ Мином и заключили договор. Мы можем раз в сто лет брать себе жертву из мира людей, каждый – по человеку своей стихии, так, чтобы не нарушать баланс, – и за это храним Корейский полуостров еще сто лет, приглушая свой гнев.

– Вам это зачем? – грубо спросила я, спрятав заледеневшие руки себе под мышки, даже одеяло не помогало согреться.

– Ты не представляешь, как приятно, когда люди что-то тебе жертвуют. Тэ Мин пообещал нам жертвы на много следующих поколений вперед, выступил судьей этого договора от лица всего народа страны. Так он сказал: судья договора. Он попросил судьбу скрепить нашу сделку, и такой он был человек: даже судьба снисходила до него. Наверное, поэтому ты мне понравилась. Ты похожа на него. Когда чего-то хочешь, добиваешься этого.