У смерти твой голос - Лин Ка Ти. Страница 51

На парковке было как раз пять машин. Знакомая серая развалюха сегодня имела особенно жалкий вид – облеплена грязью, листьями, на капоте валяется ветка. Трудно было представить, что машины заведутся после таких испытаний и куда-то смогут доехать по глубочайшим лужам. Особенно с водителями, которые едва что-то соображают.

– Попробуй, – велела я Чон Мину.

Он послушался. Сел за руль. Нашел в кармане ключи. Машина завелась. Каждый повторил это со своей машиной, и все заработали. Что это – стечение обстоятельств или прощальная услуга Металла и Огня ради исполнения договора? Проследили, чтобы человеческий транспорт работал, защитили участников.

– Папа, езжай осторожно, – сказала я отцу, который сонно моргал.

Мне хотелось посадить его в нашу с Чон Мином машину, но нельзя было, кто-нибудь мог увидеть его машину, если мы оставим ее на парковке. Единственная машина в перекрытой зоне – это слишком подозрительно.

Я привычно уселась в серую машину. Чон Мин удивленно глянул на меня, но не возразил.

Камеры наблюдения были сломаны, но я знала: больше они не будут ломаться так часто. Все закончено. Всех полицейских, патрулировавших район, дождь загнал по домам. Ни одна живая душа не узнает, кто сел в машины на этой парковке. Люди думают, что техника решает все вопросы, но без камер и свидетелей какие-то вещи остаются никому не известными.

Безопаснее было бы самой развезти всю пятерку по домам, но водить я не умела, а о такси не могло быть и речи. Таксист мог запомнить такую компанию. Нельзя ими рисковать.

Это было так странно: сама защищаю тех, от кого пару часов назад готова была сбежать на край света.

– Можно поехать с тобой? – спросила я у Чон Мина. – Я просто помогу тебе. Прослежу, что все в порядке.

«Уложу тебя в постель и сниму с тебя обувь, накрою одеялом, посмотрю, как ты спишь. Я знаю, где что включается в твоем доме, я сварю тебе рис в твоей понтовой мультиварке. Пожалуйста, я просто хочу побыть рядом». Чон Мин туманно смотрел на меня, как будто что-то мучительно пытался вспомнить.

– Мы же… Мы с вами знакомы. – Он будто ждал, что его то ли разубедят, то ли подтвердят его слова. – Я…

Он потер лоб. У него изменилась мимика, движения – это был в буквальном смысле другой человек. Я злилась на стихии за то, что воспользовались этими людьми, а теперь сама пытаюсь воспользоваться человеком, который ничего не соображает и еле вспомнил, как заводится машина. Сколько месяцев он не чувствовал себя собой? Надо дать ему прийти в себя. Позже поговорим.

– Прости. Отвези меня, я продиктую адрес. А потом медленно езжай домой и ложись спать.

Не знаю, зачем я заставила его подвозить себя, вместо того чтобы спокойно поехать с отцом. Может, хотела убедиться, что он осторожно водит, а если во что-нибудь врежется – врезаться вместе с ним. А может, после всего, что мы пережили, не могла заставить себя отпустить его.

Дороги по всему городу были мокрые и скользкие, но чем дальше мы отъезжали от Йемтео, тем меньше было разрушений и поломанных деревьев. Бо́льшую часть своего гнева Вода обрушил на Йемтео, и я подумала: «Интересно, он хотел припугнуть меня, единственного смертного, который знал, из-за чего так льет, или просто у него было не так много сил, как он хотел показать? Может, на то, чтобы залить всю Корею, у него бы могущества не хватило, вот он и злился. Я улыбнулась. Неважно. Все закончилось хорошо. Я получила свой хеппи-энд, и никто, никто, кроме меня, не знает, как все было.

Из-под колес проезжавших мимо машин веером летели брызги. Люди встревоженно проверяли свои припаркованные около домов автомобили: не упало ли на них дерево? В пяти минутах езды от Йемтео освещение было в порядке. Как же приятно снова видеть людей! Вернуться в их мир работы, семьи, кредитов, соцсетей и парковочных мест. Никаких жертв стихиям, никакой безжалостной судьбы, никаких договоров, заключенных на сотни лет. Хватит с меня проблем такого уровня, пора вернуться к обычным человеческим заботам.

Окна моего дома мягко сияли. Чон Мин притормозил у входа в сад – сколько раз такое уже происходило с нами?

– Увидимся, – бодро сказала я. – Езжай осторожно.

Я посмотрела вслед его машине, как уже делала не раз, предчувствуя что-то новое – новое начало.

Папа уже доехал. Он сидел в машине у обочины перед нашим домом, но не выходил. Я подошла к нему, стараясь не думать о главном, – хоть бы мой отец никогда в жизни не вспомнил, что занимался сексом со студенткой, которую потом нашли мертвой у подножия конфуцианского храма.

– А куда мы только что ездили? – пролепетал папа, глядя на меня. – Я что-то… Все так спуталось. Я выпил?

– Все хорошо, пап. Пойдем домой. Тебе надо поспать.

Мама выбежала нам навстречу и обняла. Я неподвижно приняла ее объятия. У меня не было сил им сопротивляться. Она говорила что-то про стихийное бедствие, а я думала: «Из-за тебя я чуть не умерла».

Мне хотелось порыдать в тишине, но сначала я помогла маме уложить замерзшего папу, положить ему в постель грелку, дать горячего чаю. Пока мы это делали, не смотреть на маму было легко.

Потом я зашла к себе в комнату, собиралась лечь – и увидела, что на моей кровати стоит маленькая коробочка. Кто ее оставил? Земля в облике моего отца, прежде чем уйти? Как я могла не заметить ее, когда одевалась вчера, чтобы ехать на поиски Чон Мина?

Я подошла к коробочке и открыла ее. Внутри были деревянные сережки – те самые, которые мастер Йемтео сделал для О Су Джи, несчастной невесты. Я осмотрела коробочку со всех сторон, отчаянно пытаясь найти подпись, объяснение, прощальную записку, но там ничего не было.

И вот тогда я упала на кровать и разрыдалась.

Когда я проснулась, мир казался новым. Я подошла к окну и долго смотрела на розы в саду. Потом спустилась на кухню, приготовила на завтрак рис, суп из водорослей и кофе. Пригласила родителей поесть со мной. Мама одевалась в своей гардеробной, папа лежал в кровати.

Мы сели за стол. Я внимательно вглядывалась в папу. Со вчерашнего вечера он заметно посвежел. Я только сейчас вспомнила, каким он был до больницы. За эти месяцы я так привыкла к его копанию в саду, улыбкам, неожиданно мудрым комментариям и шуточкам, что забыла, каким был настоящий папа, – рассеянным, не замечающим ничего вокруг, не особо-то внимательным к людям. Мне стало больно, когда я поняла, что остро скучаю по тому, кто оказался вовсе не моим отцом. Эта мысль была постыдной и оскорбительной, и я затолкала ее на самое дно своей души.

– Так мило, Юн Хи, – сказала мама, чтобы прервать наше тягостное молчание. – Твой отец вчера оставил на моем столе букет роз. Я пришла с работы, а он там. А теперь говорит, что не оставлял! Как думаешь, скромничает или от вчерашней прогулки под дождем все забыл?

«Просто это был не он», – подумала я, а вслух спросила:

– Зачем ты это сделала?

– Что? Допрашивала про розы?

– Нет. Предсказала мне, что я умру, если кого-нибудь полюблю.

До этой секунды я еще думала: «Вдруг Земля мне соврал?» Но мамин рот так дернулся, что все стало ясно. Не знаю уж, какое у меня было выражение лица, но мама не стала говорить ничего вроде: «Ну что ты, все это неправда» – и вместо этого спросила:

– Кто тебе сказал?

– Неважно. Зачем?

– Я же… – Она тихо выдохнула: – Я не думала, что ты примешь это так близко к сердцу. Но ты такая впечатлительная!

– Зачем ты это сделала?

Мама посмотрела на отца, который смущенно болтал ложкой в миске супа, встала и повела меня на улицу. Ага, не хочет, чтобы он слышал! Я уныло побрела вслед за ней. Мы остановились на дорожке среди роз – точно там, где мы вчера стояли с Гилем, одетым в ханбок и маску. Еще одна маленькая история, которой никто не узнает. Я же не скучаю по нему? Это было бы странно.

– Мы с твоим отцом познакомились в девяностом году, – сказала мама, засунув руки в карманы домашних штанов. – Я – девчонка из простой семьи, он – младший сын богачей. Они хотели, чтобы он поскорее нашел себе жену.