Девятая дочь великого Риши - Медведева Анастасия "Стейша". Страница 8

Расстелив покрывало, Чэн спокойно поднимается и уходит в лес.

– Кого пострашнее?!

– Ну, озлобленного духа какого-нибудь. Кто вас знает, на что вы способны, – отвечает страж, а я готова швырнуть в него его же мешком.

Но вместо этого притягиваю к себе колени и сижу неподвижно. А потом перебираюсь на покрывало. Не зря же его расстелили.

Он шутил.

Чэн просто шутил.

Никто ко мне не выйдет.

Но стоило какой-то большой тени промелькнуть между деревьями, как я сразу теряю свою уверенность. А мой громкий крик, кажется, отражается от ветвей и возвращается обратно ко мне оглушающим звоном.

– Ладно, напугали. Я пошел обратно.

Мой страж с охапкой хвороста в руках разворачивается на сто восемьдесят градусов.

Еле сдерживаюсь, чтобы не броситься к нему.

– Нет, Чэн! Не уходи! Вокруг так много незнакомых звуков! И тени везде… Я никогда не была в лесу… И костра никогда не видела…

– Сколько открытий вам предстоит! – фыркает страж и садится на корточки.

Внимательно слежу за процессом розжига.

Откровенно недоумеваю: откуда взялась искра? И почему от нее вспыхнули сухие ветки? Во дворце я много раз играла с камнями, и искры в стороны не летели.

Мне все интересно!

– Не садитесь так близко. – Чэн аккуратно отодвигает меня от огня. – Он сейчас разойдется.

– Это и есть костер?

– Его вы тоже видели только на картинках? – хмыкает мой страж, но как-то по-доброму.

Активно киваю, чувствуя долгожданное тепло.

– А что есть будем? – с воодушевлением спрашиваю я.

– Лепешки. И соленое мясо.

Он вынимает еду из мешка.

– И?..

– И воду.

Чэн достает бамбуковую бутыль.

– И?..

Он разводит руками:

– Кириса, вы всегда можете вернуться во дворец и питаться так, как привыкли.

Хочу его ударить. Но вместо этого принимаю лепешку и впиваюсь в нее зубами. Вчера я не ужинала. А сегодня весь день и думать о еде не могла: так была испугана.

– Создатель, как же это вкусно!

Я еще яростнее вгрызаюсь в лепешку, прикрывая глаза от удовольствия.

– А вы непривередливая.

Минут пять я усердно пытаюсь разжевать жесткое мясо, а потом негромко напоминаю:

– Ты говорил, что сестры заставляли меня пачкать лицо.

– Хотите сказать, что это не так? – глядя на костер, интересуется Чэн.

– Я сама это делала, – признаюсь еще тише. – По совету покойной нянечки и руками служанки… но сама. Меня никто не заставлял.

– Что-то не верится. Я наблюдал за вами несколько лет и каждый день видел, как вы готовитесь выйти из покоев.

Я опускаю голову:

– Вначале я делала это с удовольствием, но потом просто привыкла и не могла остановиться.

– «Не могла остановиться». Какой интересный подбор слов. Может, вам уже не давали остановиться?

Поежившись, обхватываю свои колени.

– Я продолжала, потому что знала, что сестрам это нравится.

– А теперь ответьте: нормально ли, что вашим сестрам нравилось уродовать вас?

Подбираю ноги еще плотнее к себе и утыкаюсь в колени лбом. Не могу этого вынести.

– Но это же не они мазали меня углем по утрам.

– Но они это поощряли, – чуть тверже, чем прежде, произносит страж, и я морщусь в своей скрюченной позе. – А теперь спросите себя: почему они поощряли этот странный ежедневный ритуал своей любимой младшей сестры?

– Это веселило их? – шепчу я, крепко зажмурившись.

– Это успокаивало их.

– Но почему?..

– Вот мы и подобрались к причине, по которой нам пришлось бежать из поселения в лес, – хмыкает Чэн. Затем резко обхватывает пальцами мой подбородок и заставляет меня поднять голову.

Удивленная, встречаю его взгляд, застывая почти вплотную к его лицу.

– Вы привлекаете внимание, кириса. Ваше лицо привлекает внимание.

Смотрю на него, широко распахнув глаза, и не знаю, что ответить.

Выдавливаю неловкое:

– Чье внимание?..

– Мужское, – не выпуская меня, поясняет Чэн.

Несколько секунд мы так и сидим – неподвижно, даже не шелохнувшись. Неожиданно он резко отпускает мой подбородок и меняет тон:

– Впрочем, вам еще рано об этом думать.

Чэн подкидывает хворост в костер.

Странный вышел разговор.

Засыпаю я у самых углей и сразу же – стоит только голове устроиться на покрывале. Должно быть, события этого дня измотали меня.

Сплю неожиданно крепко и даже высыпаюсь. Но, проснувшись, тут же начинаю клацать зубами от холода.

– Следуйте за мной, я покажу, где можно умыться, – предлагает Чэн, очевидно, уже давно вставший.

Он отводит меня к ручью. В качестве уборной мне предоставляется вся окружающая местность.

Если бы вопрос не был таким деликатным, я бы высказалась. Но раз Чэн может привыкнуть к таким условиям, то и я должна!

Возвращаясь, клацаю зубами еще сильнее: вода в ручейке просто ледяная.

– Нам повезло, что дело идет к лету. Зимой идти по лесу – то еще испытание, – замечает мой страж, а я мудро молчу.

Ему, должно быть, виднее.

Я устраиваюсь у вновь разведенного костра и кутаюсь в покрывало.

– А что у нас на завтрак?

– Я наловил в ручье рыбы. Она мелкая, но ее достаточно много. – Чэн кивает на небольшой котел, в котором и впрямь копошится рыба.

Едва подавив рвотный позыв, почти спокойно уточняю:

– Мы… мы будем есть ее живой?

Внимательный взгляд молодого человека озадачивает меня.

– В другой раз я бы, наверное, разыграл вас, сказав, что да. Но выглядите вы неважно, поэтому отвечу правду: мы ее пожарим.

Он начинает насаживать рыбешек на прутики. Почему-то я считаю нужным заверить его:

– Со мной все хорошо. Я способна выдержать все это.

– Не сомневаюсь, – хмыкнув, но так и не взглянув на меня, отвечает Чэн.

А затем готовит.

Про соль я не спрашиваю, подозревая, что тогда мой страж вконец во мне разочаруется, и за завтраком пытаюсь представлять на месте рыбешек все деликатесы со стола во дворце.

– Скоро вы привыкнете к натуральному вкусу, без добавок, и еда в трактирах покажется вам слишком приправленной и пересоленной, – делится он опытом.

– Даже не знаю, радоваться ли этому, – отзываюсь я из мира грез о сладостях или хотя бы о мясной похлебке.

Когда мы собираем вещи в мешок, уже вовсю греет солнце, и я перестаю дрожать от холода, подставляя лицо под его лучи.

– Не советую увлекаться – так и ожоги получить можно, – предупреждает меня страж, шагая вперед.

– Оно же такое безобидное! – удивляюсь я, но все же опускаю подбородок.

– Кстати, вы постоянно теребите вашу подвеску. Порой неосознанно, – замечает Чэн, а я изумленно смотрю ему в спину.

И как он это видит? У него глаза на затылке?

– Она появилась у вас совсем недавно, – продолжает делиться наблюдениями страж, – и, судя по всему, она вам очень дорога.

– Ее мне подарила Фуа. На день рождения. Когда я зашла к ней в покои перед тем, как…

Я замолкаю, вспомнив все, что было после. А Чэн, похоже, вспоминает, как я отказалась продавать украшение.

– Она что-то значит для вас?

– Это подарок отца, – негромко отвечаю я, держа капельку на ладони. – Фуа подарила подвеску мне, решив, что я стану следующей Святой.

– Странно, не правда ли?

– Что именно?

Чэн бросает на меня взгляд через плечо:

– Странно, что она так решила, но в итоге именно ее имя мы услышали вчера из уст глашатая.

– Я не знаю, как это объяснить…

Не могу понять мотив ее поступка. Если Фуа знала, что мне грозит опасность, почему не сказала? А если не знала, почему не велела слугам искать меня после побега из дворца? Она, конечно, не имеет такой власти, как старшая, Суа, но ее влияние тоже велико. Она могла попытаться склонить сестер на свою сторону, если только…

Если только они все не были заодно с самого начала.

Тогда у Фуа не было шансов.

И я не могу винить ее.