Кто закажет реквием - Моргунов Владимир. Страница 42

— С вами готова встречаться хоть каждый день, — дама явно польстила министру, не отличающемуся неотразимой внешностью.

— Дело достаточно серьезное, Валентина Макаровна, — ровным, нудноватым голосом произнес Ерин, и его хорошая знакомая поняла, что дело и впрямь серьезное.

Через полчаса она уже была в кабинете министра внутренних дел. Опасающийся подслушивания Ерин отвел даму в комнату отдыха, предварительно сухо извинившись за невольное создание интимной обстановки.

— Валентина Макаровна, — сказал он. — Ваш склад, что находится под Новым Арбатом, надо срочно куда-то перебазировать.

— А куда же я его перебазирую? Там одних только коробок с питанием тысяч сто штук будет.

Коробки с питанием были из нескольких партий гуманитарной помощи. Валентина Макаровна очень правдоподобно изображала милую и трогательную нерасторопность, из-за которой она не смогла вовремя распределить накатывающуюся вал за валом гуманитарную помощь среди нуждающихся.

Теперь она с такой же трогательной непосредственностью ужаснулась, что коробки и контейнеры с грузом помощи куда-то исчезнут — ей докладывают об этом, ведь она сама не в состоянии попасть на этот подземный склад.

* * *

Не одни только Клюев и Бирюков испытывали всяческий дискомфорт и, как могли, отбивались от свалившихся на них с утра разных неприятностей — Кирилл Беклемишев, сосредоточенно бубнивший под нос тоже с самого утра, что, возможно, сегодня домой и не вернется, был полон мрачноватых предчувствий. А предчувствия основывались на достоверной информации. Его коллеги, которые изловчились перехватить радиотелефонный разговор, ведущийся между подразделениями одной весьма влиятельной и могущественней службы, принесли на днях тревожную весть: на их банк, офис которого расположился в одном из зданий на Новом Арбате, эта самая служба готовила налет.

Положение, что и говорить, было незавидным. Потому что служба называлась Главным управлением охраны и ей было позволено все или почти все — никто не знал на самом деле, существует ли еще «или». Противодействовать этой силе было равнозначно противодействию ветру, грозе, наводнению или еще какой-то стихии — от того, другого и третьего можно было только спрятаться, скрыться. Но по долгу службы, а точнее, по условиям контракта Беклемишев обязан был защищать все движимое и недвижимое имущество банка от посягательств на него кого бы то ни было.

Добро бы налет готовила организация, к которой подходит определение «преступная группировка» — в этом случае все болееили менее определено, можно поставить в известность правоохранительные органы (хотя особо рассчитывать на помощь с их стороны не приходилось) и применить оружие, право на ношение которого имеется.

В данном случае тоже вроде все было определено, но единственное, что можно было предпринять — это поставить в известность, например, муниципальную милицию, в надежде, что там у кого-то есть зуб на Главное управление охраны.

Беклемишев сообщил о перехваченном разговоре управляющему банком, который находился в явной немилости у всесильного Коржакова, тот поблагодарил и стал связываться со своими влиятельными знакомыми из ведомства Президента.

Все эти меры предосторожности, пожалуй, были равнозначны подушке, прихваченной с собой на случай прыжка на асфальт с четвертого этажа.

А когда вечером Беклемишев увидел и услышал по телевизору выступление Президента, он уразумел, что ситуация становится на порядок хуже — теперь того и жди, введут чрезвычайное положение, тогда уж качать права обычным ментам будет бессмысленно, не то что Главному управлению охраны.

Но до обеда второго сентября ничего не случилось, и Беклемишев, немного даже удивившись, стал успокаиваться...

* * *

Бирюков глубоко вздохнул и сделал третью попытку, крутанув диск семь раз подряд. Опять номер был занят. И только с четвертой попытки удалось пробиться. Ответил мужской голос:

— Вас слушают.

— Мне мужей Алексей Урванцев, — заявил Бирюков.

— Всем он нужен, нарасхват прямо-таки. А вы, собственно, откуда? Кто вы?

— Скажите, что я от его сестры, и он все поймет.

— Вон как? — чувствовалось, что на том конце провода находится удивительно спокойный и покладистый мужик. — Ладно, попытаемся добыть вам Урванцева.

Было слышно, как он прокричал несколько раз: «Урванцев! Урванцева найдите, к телефону его срочно. Родственник какой-то зовет.» Еще в трубке слышались голоса, какой-то стук, скрежет. Интересно, где это все-таки?

Не питавшему особой надежды на то, что Урванцева разыщут, Бирюкову пришлось удивиться уже в который за сегодня раз. Урванцева нашли, и он взял трубку.

— Послушайте, — начал было объяснять Бирюков, — я знакомый Наташи, вашей сестры, вы только что говорили с ней о нас. У нас сложилось такое положение, что...

— Ваше пожелание в общих чертах мне известно, — перебил Бирюкова какой то на удивление невоенный голос. — Вас уже отпустили?

— Можно сказать, что мы сами... отпустились.

— Даже гак?.. В любом случае вам нежелательно сейчас разгуливать по городу.

— Мы их, конечно, спросить не успели, — сказал Бирюков, — но, скорее всего, мы им не очень нужны были.

— Догадываюсь, что им нужен был я. Но сейчас ведь разбираться особенно не будут, поверьте мне. В общем, лучше всего будет, наверное, если вы приедете ко мне.

— А где вы находитесь?

— Там, где и должен находиться — в здании на Краснопресненской набережной.

— Это в Белом доме, что ли? — Бирюков понизил голос.

— Да в здании Верховного Совета, — Урванцев произнес название уже не существующего органа власти без аффектации.

— Однако... — Бирюков мимикой спросил у Клюева: как, мол, тебе такой поворот событий? Клюев тоже ответил: годится, где наша не пропадала.

И они договорились с Урванцевым, что тот встретит их, только гостям, когда они попадут в здание, надо будет позвонить по внутреннему телефону.

— Во чудеса, — удивился Бирюков, — когда они ехали в метро, — а я-то думал, что гам уже менты в три ряда стоят.

Менты в три ряда, конечно, не стояли, и баррикады перед зданием производили впечатление если не игрушечных, то бутафорских уж точно.

Урванцев оказался стройным, молодо выглядевшим, усатым, одетым в офицерскую полевую форму. Лицом он походил на сестру.

Гости в нескольких словах рассказали о себе, описав и события, произошедшие сегодня до их визита к Наталье Урванцевой.

— Что же, господа, — подытожил их изложение Урванцев, — не нравитесь вы государству, это я точно могу сказать. И вы, судя по внешнему виду, раньше служили в армии, так?

— Только я, — улыбнулся Клюев. — Да и то не совсем в армии.

— А как это «не совсем»? — прищурился Урванцев.

— Спецназ КГБ.

— У-у! Вот бы нам таких побольше!

— Вы имеете в виду — сюда, в здание парламента?

— Эх, в том-то и дело, что нет. Если мы будем здесь сидеть, как в мышеловке, они нас, соответственно, как мышат и передавят.

— Что же тогда — захват телеграфов и вокзалов?

— Телеграф сейчас, допустим, свое значение утерял, а вот телевидение не мешало бы взять. Ведь миллионы продолжают подвергаться мозгопромыванию. Им талдычат про то, что здесь засели люди чуть ли не позавчерашнего дня. А если дело дойдет до штурма Белого дома, то жертвы будут совсем уж бессмысленными — во-первых, противостоять артиллерии, танкам и авиации люди, вооруженные автоматами и гранатометами, просто не смогут. Во-вторых, павшие за Конституцию могут быть уже заранее объявлены врагами народа.

Бирюков думал несколько иначе, он думал о «в-третьих» — сейчас события вокруг Белого дома, вокруг схватки Президента с Верховным Советом девяносто процентов жителей столицы расценивают как шоу, как потеху. Панэм эт циркенес! Хлеба и зрелищ! Любо! Любо!

— Нет, — продолжил Урванцев, — грандиозное сражение здесь, на подступах к Белому дому, не имеет смысла ни с какой стороны. По мне — нет ничего лучше хитрой позиционной войны. Окопы, траншеи, всякие там ходы сообщений — вот где есть деятельности для разведки, — тут он хитро взглянул на Клюева.