Кто закажет реквием - Моргунов Владимир. Страница 83

— Ну-ка, обыщи ее, — Ненашев кивком указал Алле на подружку. — Тебе это несколько сподручнее сделать.

Олюня попыталась оказать сопротивление при обыске, но, поскольку верхние конечности у нее действовали «не по полной программе», то Алле без труда удалось извлечь из заднего кармана ее брючек запасной магазин для пистолета, а из кармашка блузки миниатюрный магнитофон — Ненашев с первого взгляда определил назначение этого устройства.

— Теперь веревку бельевую, длинный пояс или еще что-нибудь в этом роде волоки, да поживее, — отдал он следующее распоряжение.

Алла принесла целый моток толстой капроновой веревки, способной противостоять мускульным усилиям связанного слона или носорога, и Ненашев буквально спеленал этой веревкой по рукам и ногам несостоявшуюся Шарлотту Корде или Фанни Каплан. Он оставил ей только возможность орать, коей она в полной мере и воспользовалась, изрыгнув на него поток ругательств, из которых выражение «педераст соленый» не явилось самым непристойным, но своей оригинальностью заставило Ненашева перебрать в памяти все известные ему аналоги этого словосочетания. Он сразу вспомнил ремарковскую «коровью голову, разъедаемую раком» и еще раз сделал заключение о том, что немцы слабы на выдумку в области непристойностей, посему и используют для этого в основном «фекальную область». Только ругательства в английском языке могут более или менее соперничать с русскими.

— Где ты подцепила эту красотку? — сразу же осведомился Ненашев, когда они, оставив Олюню привязанной для полной безопасности дополнительно к стулу и ножке кухонного стола, прошли в гостиную.

— Да так, в одной компании, — Чепцова недоуменно пожала плечами. — Я ведь и подумать не могла...

— Иными словами, ты утверждаешь, что в той компании никто не мог знать Кретова?

— Теоретически — однозначно нет, — не задумываясь, ответила Алла. — Вот потому и удивляюсь.

— Удивляться тут есть чему, полностью с тобой согласен. На меня она произвела впечатление тупой и похотливой сучонки, с некоторой, впрочем, склонностью к сексуальным фантазиям типа лесбийской любви.

— Слушай, Ненашев, ты, блин, вроде как психоаналитик или психопатолог получаешься, — Чепцова смущенно покачала головой.

— Но одно и другое не мешает третьему, — Ненашев поднял вверх указательный палец. — Дура и извращенка вполне может проявить отличные способности шпионки, как и оказалось в данном случае. Значит, сегодня у нас вторник, события, — он с ударением выделил это нейтральное слово, — произошли в субботу. А как давно ты познакомилась с ней?

— В воскресенье утром, — немного подумав, ответила Чепцова. — В субботу я у Томки заночевала, потому что мы там все нажрались до зеленых соплей.

— Томка тоже лесбиянка? — деловито поинтересовался Ненашев.

— Да нет, ну что ты... Собственно, и Олюня эта — так, эпизод, я достаточно редко сталкивалась с подобными вещами. А у Томки в компании той и мужики были. А утром в воскресенье появилась Олюня. Не знаю, какие отношения ее с Томкой связывают, но пришла она в гости именно к ней и некоторых гостей тоже знала. У нее с собой три бутылки «Кристалла» оказались, похмелка грандиозная получилась.

А потом она как-то ко мне перебралась. Прилипла, короче. Я тогда решила, что это... ну, по любви, что ли случилось. Во блин, Ненашев, — она растерянно улыбнулась, — неужели же я такая мужеподобная, что ко мне молоденькие лесбияночки липнут?

— Отнюдь, — вполне серьезно и вполне откровенно ответил Ненашев. — Тем более, что в последнем случае, как выясняется, вспыхнувшая страсть не была вполне искренней, а послужила всего-навсего дымовой завесой для маскировки истинных намерений — следить за тем, чтобы ты не сболтнула чего-то лишнего.

— Но ведь проще всего было бы шлепнуть меня, — Алла наморщила лоб. — Это можно было сделать и вчера, и позавчера.

— Выходит, что нельзя было — вернее, нежелательно. Они проверяли, не выйдет ли на тебя кто-либо из посторонних. Вот посторонний и появился, да еще какой посторонний — сразу начал расспрашивать о Кретове. Тут надлежало сначала шлепнуть постороннего, а потом вытаскивать из тебя все, что ты знаешь о нем. Ну, а после этого резоннее всего было ликвидировать и тебя. Лично я по такой схеме действовал бы, окажись я на их месте. Ладно, не будем терять времени, погутарим с Олюней, она нам может много интересного поведать.

Они вновь вернулись на кухню. Но едва Ненашев уселся на стуле напротив пленницы, как во входную дверь квартиры позвонили. Его реакция была моментальной и максимально подходящей к ситуации: полотенце, висевшее на спинке стула, в долю секунды оказалось обернутым вокруг головы Олюни на уровне ее нижней челюсти, а тугой узел, завязанный пониже затылка, лишал ее возможности каким-то образом сбросить предмет, мешающий издавать достаточно громкие и членораздельные звуки.

— К тебе еще кто-то должен был прийти? — как можно тише спросил он Чепцову.

— Да вроде бы некому приходить, — лицо ее выражало тревогу, и Ненашев понял, что тревога — естественное теперь состояние Аллы, что она с некоторых пор боится всего и всех.

— Ладно, тогда я пойду погляжу, — он мельком взглянул на флажок предохранителя — не переставил ли ненароком сам, а у Олюни «пушка» была готова к бою.

Крадучись вдоль стены, Ненашев подошел ко входной двери сбоку и, изгибаясь, выглянул в «глазок». Вероятность того, что с той стороны начнут палить сквозь дверь, была не очень большой — в сказки относительно того, что можно заметить с наружной стороны, как появляется тень в «глазке», верят, пожалуй, только читатели детективов, а если визитеры и ухлопают одного, то второй из находящихся в квартире вполне будет в состоянии поднять тревогу. Кем являлись визитеры, Ненашев определил однозначно, еще до того, как увидел их. Серьезные молодые люди. Интуиция безошибочно подсказывала ему, что это явно не инспекторы и не оперуполномоченные из уголовного розыска.

Так же на цыпочках, бесшумно, Ненашев вернулся на кухню, взял за руку Аллу и увел ее в гостиную, где тихо притворил за собой дверь. Подняв трубку телефона, он набрал номер, поочередно нанимая мягкие, податливые кнопочки. Диск его, пожалуй, нервировал бы сейчас.

Ответил ему Клюев. Услышал приглушенный голос Ненашева, он сразу спросил:

— Ну что — ужо? Вляпался, говорю, в дерьмо? Захлопнулась западня, да? Отвечай быстро и односложно.

— Не совсем, — тихо ответил Ненашев — Но желательно...

— Что желательно, я и без тебя знаю. Продержись еще хотя бы минут десять.

— Могу и больше.

Ненашев говорил правду. Четвертый этаж, всего один сомнительный вход снаружи через балкон, две обоймы к ПБ плюс две к собственному «макару». Время суток, конечно, позволяет осадившим квартиру не бояться лишнего шума — в одиннадцать утра вряд ли много народа находится дома. К тому же сейчас все напуганы — в основном, прессой и телевидением — и не рискнут даже ко входной двери приблизиться.

Еще один звонок в дверь, очень долгий на сей раз. Хорошо еще, что звуковоспроизводящее устройство модерновое, трель мелодичная получается, а будь на его месте допотопная «трещотка», впору было бы свихнуться.

Олюня, стерва, громко замычала, задергалась, ей стол даже удалось приподнять, к которому она была привязана, ножки стола по полу стукнули. Эх, недоучел, кретин — надо бы ее, сучку, в ванную отвести, там к какой-нибудь трубе привязать.

Да, эти, что за дверью, сразу поняли, что Олюня им открыть не сможет, с первых секунд поняли. Олюня им успела позвонить, когда Ненашев с Аллой на кухне беседовали. Олюня все должна была обтяпать к их приходу и быстренько в квартиру впустить. Без Олюни они все равно не уйдут.

— Да что же мы тут, дрожать, что ли будем, как премудрые пескари? — весело и уже громко сказал Ненашев. — Ты, девушка, с этой штукой обращаться умеешь?

Он, взяв за ствол свой «макар», протянул его Чепцовой.

— Обижаешь, — просто ответила она.

— Тогда стой вон там, — он указал ей на место в прихожей, — и постарайся не прострелить мне башку, если вдруг придется пускать его в дело.