Привести в исполнение - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 47
– Да, похоже, они верх берут, – скорбно покивал Ромов. – А им еще подыгрывают этой гуманностью. Горбатого могила исправит! А им вместо пули – срок. И куда? На другую планету?
– Там уже стонут, на тех планетах, – буркнул Викентьев. – В колониях-то что творится? Побеги, убийства, захваты заложников! В зоне деньги, водка, наркотики, на администрацию кладут с прибором, паханы шишку держат! И все на глазах – за пять-десять лет!
Викентьев пристукнул кулаком по столу.
– Одно время мы уже и думать забыли про такое, а оно опять возродилось!
Иван Алексеевич вскочил со стула и семенящим шагом подбежал к столу руководителя группы.
– А знаешь, как порядок навели?
Он наклонился к Викентьеву, быстро глянул на развалившегося в углу Сергеева, напряженного, как обычно, Попова.
– Очень просто! Перед войной спустили в лагеря директиву: паханов, авторитетов, воров в законе, нарушителей режима, особо злостных… – Ромов резко провел ладонью над столом. – И все! Голову отрубили – гадюка не опасна… Пусть незаконно, но, скажу я вам, про захват заложников и слыхом не слыхивали!
Попов поморщился.
– Тогда эти директивы не только на паханов спускали… И вообще, разве это метод? Вроде правовое государство строим…
Иван Алексеевич покрылся красными пятнами.
– Вот увидишь, что построите! – Голос у него осип. – Я уже на излете, Михайлыч тоже, а вам расхлебывать! И не позавидуешь вам, ребята. Если со зверями гуманность разводить – схавают они вас, и дело с концом! Схавают, свои законы установят, и по их законам поганым вы жить будете…
Иван Алексеевич закашлялся, поймал чуть не вылетевшую челюсть и, согнувшись, добрел до своего стула.
– Вечно одно и то же, – с досадой произнес Викентьев. – Политика, философия, мораль… Прямо депутатское собрание! Неужели спокойно нельзя, без крика?
Операция шла по графику. Вовремя прибыли в Степнянск, вовремя забрали из особого блока Кисляева, вовремя выехали обратно.
Объект не хотел выходить из камеры, пытался ползать на коленях и целовать ноги Викентьеву, в котором безошибочно распознал старшего, на маршруте безостановочно плакал, икал, портил воздух и обещал исправиться, потом, лихорадочно давясь словами, начал убеждать, что взял чужую вину и поможет не только найти настоящих преступников, но и раскрыть все самые страшные убийства, совершенные в Тиходонске с незапамятных времен.
– Отвезите обратно в тюрьму, я самому главному прокурору все расскажу, а хотите, про других все буду передавать, слово в слово пересказывать… Отвезите обратно в родненькую тюрьму! Ну, миленькие, что вам стоит?!
Попов не испытывал ни жалости, ни сочувствия, он был глубоко убежден, что Кисляев не должен жить на свете, но сейчас в душном и вонючем кузове спецавтозака, под полубезумный монолог бывшего человека, обволакиваемого волнами животного ужаса, он в очередной раз ощутил наряду с отвращением стыд и неловкость от того, что участвует в каком-то нечеловеческом деле.
Если бы исполнение осуществлялось автоматически… Но все равно кто-то должен нажать кнопку, повернуть тумблер, опустить рубильник. Потому что если даже и изобретут самоорганизующиеся мыслящие машины, в их программы никогда не введут такой вид деятельности, наоборот: установят специальные, многократно продублированные запреты, чтобы не ставить под угрозу весь человеческий род… Валера вспомнил, что читал об этом в фантастическом рассказе еще до зачисления в «Финал», и тогда, естественно, не задумывался над проблемой так, как сейчас.
– Замолчи, наконец! – приказал Сергеев бессвязно выкрикивающему объекту. – А то кляп надену, и дело с концом.
Профессия исполнителя всегда будет принадлежать человеку, даже в самом развитом и механизированном, автоматизированном, роботизированном обществе, если оно, конечно, посчитает необходимым сохранить высшую меру. Профессия неотделима от этого наказания. И имеет древнее как мир название, которое не затушевать никакими словесными ухищрениями: исполнитель, первый номер, да что там – любой номер спецгруппы «Финал»…
– Слушай меня, – понизив голос, проговорил Сергеев. – Сегодня внимательно следи за всем вокруг. Кто где стоит, кто куда смотрит, что можно увидеть, что нужно предусмотреть. Внимательно! Мне будет не до того, а это последняя репетиция…
Сергеев показался абсолютно спокойным, хотя сегодня именно ему предстояло ставить последнюю точку в операции.
– Ну что? Повезете обратно, да? – заискивающе спросил объект, по-своему истолковав их переговоры.
– Заткнись, я сказал. – Сергеев наклонился к лицу Попова. От него пахло мятой – леденец сосет, что ли? – Особенно за Викентьевым и доктором. Ну и, конечно, старый мухомор… Да и прокурор, хотя он обычно из-за стола не вылазит…
– А это больно? Скажите, больно? – забился в тесной камере объект. – Дайте хоть колес какихнибудь, хоть водки стакан дайте… Дайте водки, суки! Нет, извините, это вырвалось…
Спецавтозак въехал в точку исполнения. Здесь их поджидал первый сюрприз. Викентьев, заглянув в кузов, шепотом сказал:
– Смотрите, чтоб все аккуратно, точно по инструкции: прокурор сегодня новый. А новая метла…
– Чего же раньше не предупредил? – раздраженно спросил третий номер.
– Да только сейчас вспомнил. Тебе-то какая разница?
Сергеев пожал плечами.
– Да никакой.
– И еще, – скороговоркой продолжал Викентьев. – Ты сегодня за первого, значит, Валера – третий, а четвертым попробуем Шитова. Все ясно? Ну, давайте, я вниз…
Руководитель спецгруппы прикрыл стальную дверь, по бетонному полу гаража тяжело простучали удаляющиеся шаги.
– Вот блин, – процедил Сергеев и выругался, что делал нечасто. – Черт их дернул именно сейчас затеять перестановки!
Он на миг задумался, потом досадливо крякнул и положил огромную ладонь на плечо товарища.
– А про сдвижку номеров мы и не подумали, вот тебе еще один гвоздь…
– Отменили, да? – раздалось из углового «кармана». – Правда ведь? Теперь обратно на тюремку поедем? Да? Скажите…
– Давай! – бросил Сергеев, быстро отпер камеру, легко, как куклу, выдернул Кисляева, подождал, пока Попов зажал, удерживая, стриженую голову, и вмиг перекрестил мелово-бледное лицо черными повязками.
– Такси подано! – весело и бодро проговорил кто-то, и дверь спецавтозака распахнулась. – Здорово, ребята! Давайте высаживать пассажира, уважаемые люди ждут!
Петя Шитов улыбался немного напряженно, но было заметно, что он польщен пробным перемещением в четвертые и намеревается проявить себя с лучшей стороны.
– Во, правильно, завязали хайло – меньше воя!
Он осторожно, но настойчиво отстранил Сергеева, вцепился в правую руку объекта и зачем-то дважды тряхнул.
– Повели?
Попов и Шитов поволокли слабо сопротивляющееся тело по лестнице, Сергеев шел сзади. В подвале за столом на месте Григорьева находился молодой мордатый парень в костюме, при галстуке, с новой кожаной папкой, на боку которой отблескивала памятная пластина. По обе стороны от него сидели Викентьев и Буренко, а чуть подальше, у стены, сутулился на табуретке Иван Алексеевич с большим треугольным газетным свертком. Когда Кисляева подвели к столу, Ромов поднялся, бочком скользнул за спину Попова и что-то зашептал.
– Отстань, аксакал, – громко сказал Сергеев.
Викентьев удивленно поднял голову. Новый прокурор выпятил нижнюю челюсть.
– Снимите повязки! – властно скомандовал он.
Попов отметил, что держится тот уверенно, явно ощущает себя хозяином положения и хочет, чтобы другие это чувствовали. Он хорошо знал такую категорию прокурорских чинов, которые любят себя в системе надзора за законностью больше, чем сами законы. Они менее опасны, чем въедливые формалисты-буквоеды вроде желчного Григорьева, с ними легче найти общий язык. Достаточно не подвергать сомнению их власть и авторитет, и все будет в порядке: несмотря на извергаемые по поводу и без него громы и молнии, они, как правило, не мешают работать. Впрочем, поглядим…