Привести в исполнение - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 57

– Пожалуйста.

Прокурор мотнул головой, как одернутая за узду лошадь.

– Имя, фамилия, год рождения…

Покончив с необходимыми формальностями, прокурор хотел что-то сказать, но, покосившись на Викентьева, передумал и махнул рукой.

Будто подчиняясь жесту, Попов и Шитов развернули осужденного, втащили в комнату с опилками, Сергеев вошел следом. Викентьев шагнул вперед, внимательно наблюдая за происходящим, Буренко встал, следя за рукой Сергеева, поднимающей пистолет к голове смертника.

Ба-бах! – надтреснуто грохнул выстрел. Стриженая голова дернулась, на затылке вспыхнула пузырящаяся рана. Тело повалилось вперед.

«Чего же они мне мозги полоскали? – подумал врач. – Неужели розыгрыш? Мол, предложили такую фигню, а он согласился…»

Викентьев сел на место. Лицо у него было мрачным.

Сразу после выстрела Сергеев разжал левую руку, и на опилки упал перевязанный красной ниткой красный детский шарик, в который было налито двести граммов имитационной краски. Правой ногой он наступил на него и раздавил.

– Не везет тебе, Петя, опять перемазался…

Тот крутанулся вокруг позвоночника: брючина почти до колена забрызгана кровью, кровь разлилась по опилкам, и огромный башмак Сергеева был в потеках.

– Вот гадство! – Неожиданно он согнулся пополам, его стошнило.

– Иди мойся! – скомандовал Сергеев. – И быстро назад вместе со Сивцевым – уберете все здесь… Валера, давай брезент!

У Буренко полегчало на душе. Значит, никаких коварных планов никто не строил и козлом отпущения выставлять его не собирался. А шутить он тоже умеет. Сейчас подойдет, возьмет труп за запястье и скажет: «Пульс бьется, не дострелили!» То-то смеху будет… и сразу все расставится по местам: дал понять, что понял шутку и сам юмор проявил!

Сергеев и Попов уже заворачивали брезент.

– Подождите, я еще не констатировал…

Буренко вразвалку приблизился к расстрелянному и взял его за руку. И челюсть у него отвисла и мороз пошел по коже, потому что пульс действительно бился размеренно и спокойно, как у спящего человека.

– Убедились?

Врач поднял голову, наткнулся на страшный взгляд Сергеева и почувствовал, что у него опускаются внутренности.

– Э-э-э, кх-э, м-да, – откашливаясь в скомканный платок, он вернулся к прокурорскому столу.

Сзади шуршал брезент. Викентьев начал заполнять акт. Что-то в сергеевском выстреле показалось ему странным, и эта странность занозой засела в подсознании, отвлекая от важного документа, он сосредоточился на тексте. Прокурор безразлично прятал в папку бумаги.

«Заодно, все заодно, – бились в голове врача панические мысли. – У них руки развязаны, что захотят, то и сделают. Ладно! Что мне, в конце концов, больше всех надо?»

– Выпивать будем? – нахально спросил Сергеев.

Прокурор вскинулся, как ужаленный.

– Никаких пьянок! Это не ресторан, а рабочее место!

– Ладно, тогда я расписываюсь и поехал. – Сергеев подошел к столу, небрежно черкнул свою фамилию, следом расписался Викентьев, потом прокурор и подвинул бланк врачу. Тот на секунду замешкался.

«А чего там, их три подписи, а моя одна…»

Буренко поставил малоразборчивый автограф.

Викентьев спрятал акт. Сергеев и Попов поднимали по лестнице брезентовый сверток. Впервые в истории «Финала» Южной зоны этот подвал покидал человек, который вопреки самым грозным бумагам, наперекор самым авторитетным подписям и самым официальным печатям остался в живых.

Лунин оказался неожиданно тяжелым, Попов перехватил сверток поудобней, обернулся к Сергееву. Тот подмигнул.

В подвале Буренко неподвижно сидел над бланком справки о смерти гражданина Лунина.

Штанины Шитова были насквозь мокрыми, волосы тоже. Он немного успокоился и теперь оправдывался перед пятым номером:

– Это от неожиданности… И вообще одно к одному: плотно поужинал, тут штаны новые жалко, да еще наклонился… Неприятно, конечно, но я повторю: мог бы и за первого сработать! Особенно если чуть привыкну…

Из подвала поднялись первый и третий номера, с двух сторон держа длинный сверток.

– Давайте вниз, – строго сказал Сергеев. – Нечего болтать, когда дело не сделано! Уберите все и свободны. Мы сами отвезем!

Лебедев пытался подсадить Беса, но в нем было под центнер веса, к тому же пес вырывался и когтем расцарапал ему щеку.

– Скотина, скотина! – Забывшись, Лебедев несколько раз ударил волкодава ногой, тот отскочил и ощерился.

«Сейчас прыгнет!» Страх толкнул Лебедева к забору, вскочив на ящик, он неожиданно легко подтянулся и оказался наверху, так же легко перекинул тело на ту сторону, повис на руках и пружинисто спрыгнул. «Наган» удобно лег в ладонь, и, еще охваченный инерцией удачливой легкости Лебедев бесшумно перебежал через двор и приоткрыл дверь в гараж. Дверь обязан был запереть шестой номер, но, переключившись на исполнение функций третьего, этого не сделал.

В гараже гигант со зверским лицом и блевавший слабак несли к санитарному фургону брезентовый сверток. Распахнув дверь, Лебедев шагнул через порог.

– Руки вверх! – Окрик получился визгливым, но громким. Гигант повернул голову, рука скользнула в карман.

И вдруг кураж прошел, и Гоша Лебедев ощутил себя слабым, беспомощным мальчиком, который по глупости встал с жалкой столетней пукалкой на пути опасной и наверняка хорошо вооруженной банды.

«Судьба барабанщика», – мелькнуло в голове название гайдаровской повести: смелый пионер, пересилив страх, выпрямился с «браунингом» в руках и уложил матерого врага, отделавшись неопасным ранением в шею.

«Наган» дернулся в руке и негромко пукнул, больше играть в барабанщика Гоша не мог: захлопнув дверь, он опрометью кинулся обратно к забору, каким-то чудом перелетел на заводской двор, даже не выпустив револьвера.

Разъяренный Бес был хорошо обучен сторожевой службе и мгновенно отреагировал на вооруженного нарушителя охраняемого периметра. Увидев оскаленную пасть и горящие красноватым огнем глаза распластанного в прыжке волкодава, которого он своими руками спустил с цепи двадцать минут назад, Гоша Лебедев успел подумать, что не правильный мир в очередной раз выкинул с ним скверную шутку, но за секунду до того, как мощные челюсти сомкнулись на тощем горле, еще понадеялся, что обойдется и на этот раз.

– Что вы тянете время? – сухо спросил прокурор. – Выписывайте справку, и разъезжаемся!

Вот она, ловушка! Справку подписывает один человек – врач Буренко – и тем самым отдает себя в руки тех, кто в любой момент сможет упрятать его за решетку. За бюллетени сажают, а тут…

– А кто будет отвечать? – противным сварливым голосом спросил врач. – Ваши штучки, ваши спектакли, а я крайний?

– О чем вы говорите, Николай Васильевич? – Викентьев брезгливо поморщился. – Что это за истерики?

– А то! Ваш Лунин живой и здоровый, пульс около шестидесяти! Нечего делать из меня дурака и прикрывать мной свои делишки!

– Что?! – Прокурор поднялся и бросился вслед за Викентьевым, который в три прыжка преодолел пятнадцать стертых каменных ступеней.

Буренко откинулся на спинку стула.

«И что теперь? – механически думал он. – „Расстреливать два раза уставы не велят?“ Так то в песне… тут уставов нету…»

В подвал медленно спустился Викентьев.

– Ничего, Николай Васильевич, – мягко сказал начальник спецгруппы. – Вы переутомились. Надо отдохнуть, попить бром, валерианку, да вы лучше меня знаете…

Каменная ладонь похлопала врача по жирной спине.

– Но дело надо довести до конца. Бумаги требуют полного порядка, а других врачей сейчас здесь нет. Поэтому померьте пульс еще раз и убедитесь, что вам померещилось. А после этого выпишите справку.

Теперь Буренко рванул вверх по лестнице. Брезентовый сверток, наполовину развернутый, лежал на кафельном полу у стены. Куртка на голове осужденного набухла от крови. Врач все же взял безжизненную руку. Пульса не было.

«Дострелили! – подумал Буренко. – Не прошла их химия, и дострелили. Как же я выстрела не услышал? Хоть дверь, подвал… Ну и дела…»