Человек смотрящий - Казинс Марк. Страница 28

Завоевание и исследование Азии шло волнами, и каждая из волн открывала новые перспективы, притягивавшие любопытные, восхищенные или алчные взоры. Давайте взглянем на индийский город Агра конца XVI века, и Азия повернется к нам еще незнакомой стороной.

Крепость в Агре, Индия © Olena Serditova / Dreamstime.com

Мы стоим на стенах огромной крепости Агры, глядя на юго-восток. Вдали виднеется Тадж-Махал. Его построил внук человека, о котором сейчас пойдет речь. Это Акбар, третий император из династии Моголов. Он родился в 1542 году и в тринадцать лет взошел на трон. Главными его интересами были архитектура, охота (он держал больше тысячи дрессированных гепардов, с которыми выезжал на охоту), вероучительные диспуты и военное искусство.

Акбар был страстным созерцателем. Он провел эксперимент по воспитанию детей в полной изоляции от человеческой речи – не для того, чтобы их истязать, а чтобы лучше развить у них все органы чувств. Он страдал дислексией, и потому образный язык давался ему легче, чем письменный. Каталонский иезуит Антони де Монсератт писал: «Его глаза блестят и сверкают, точно море в лучах заката». Сохранилось множество изображений Акбара: вот он принимает посольство иезуитов, прибывших для участия в религиозных диспутах, вот охотится с гепардами, вот восседает в прекрасном дворце, вот получает известие о рождении сына и так далее и тому подобное. Ему явно нравилось лицезреть собственный образ. Но вид, открывающийся с крепостной стены, расскажет о нем гораздо больше. Моголы явились из-за гор, это были северяне, потомки Чингисхана, тюркомонголов. Акбар упрочил империю Моголов и расширил ее границы от Индо-Гангской равнины на севере Индии до обширного треугольника Деканского плоскогорья. Декан был вожделенной целью Акбара, неизвестной землей, новым миром, в котором он хотел установить военное, политическое, культурное и экономическое господство Моголов. Мы можем представить себе Акбара, нового властелина всего, что видит глаз, представить, как он стоял на крепостной стене, обратив свой взгляд на юго-восток и восток. История Акбара дает основание немного иначе посмотреть на завоевателей. Увидеть в них исследователей, одержимых дальними странами. Если завоеватель движим не одной лишь жаждой наживы, то новые территории для него не только источник обогащения, но и способ раздвинуть границы видимого мира. Пример Акбара выявляет еще одну особенность этого стремления. Владыка желает обозревать новый мир с высоты: с балконов, из покоев под купольным сводом, сквозь ажурные решетки стрельчатых окон. Этот покровитель искусств всеми доступными ему средствами формировал и продвигал свой образ империи. Захватчики несут с собой новое видение, и важный его компонент – продвижение нового образа в коллективном сознании.

Взгляд империй и отдельных народов в разное время устремлялся то на север (Юлий Цезарь), то на запад (Китай), то на юг (Моголы) и, конечно же, на восток. Христианизация Европы началась с I века н. э., в 380 году христианство стало государственной религией Римской империи, а в эпоху раннего Средневековья почти все европейские народы услышали и восприняли благую весть.

Это была весть о боговоплощении. И о мученической смерти Сына Божия. Все, к чему он прикасался, стало священным: крест, на котором он умер; гвозди, которые вошли в его плоть; плат, которым отерли пот с его лица, и материя, в которую завернули его мертвое тело; терновый венец, который возложили ему на голову. Реликвиями также почитались вещи, принадлежавшие его верным последователям, которых причислили к лику святых. История Христа неразрывно связана с культом этих вещей, и каждая из них в глазах уверовавших стоила всех сокровищ мира. Но тут возникала большая проблема. Святыни остались в тех местах, где разворачивались события священной истории, за сотни и тысячи километров от Европы, на юго-востоке, в городе под названием Иерусалим, в далекой Палестине. Путь в те края был далек и труден, а после кровавой осады Иерусалима в 637 году, когда город пал и перешел под власть мусульманского халифа Умара, святыни оказались и вовсе недоступными, хуже того – они попали в руки заклятого врага.

Ситуация не менялась более четырех столетий, но в течение следующих четырех веков, начиная с 1096 года, христиане по призыву римских пап и европейских монархов предпринимали военные походы в Палестину, чтобы отвоевать поруганные земли и святыни и обеспечить доступ к ним христианским паломникам.

Картина американского художника Тома Ловелла была написана через много столетий после тех событий, но она дает нам возможность увидеть Крестовые походы глазами европейцев. Босоногие монахи со склоненной головой возглавляют процессию, в золотых лучах закатного солнца сверкает гордо поднятый крест. За монахами смиренно тянутся крестоносцы, над головами реют знамена священного воинства. По левую руку виднеется окруженный стенами Иерусалим на сияющем холме. Картина выдержана в теплых тонах – никакого синего, – и, глядя на нее, мы представляем чистых помыслами воинов Христовых в самом сердце Святой земли. В левой части изображена одиноко стоящая наготове катапульта. Согласно этому живописному полотну, присущее крестоносцам особое видение включало в себя такие элементы, как благородство, смирение, осознание своей исторической миссии – ее эпического, вселенского масштаба – и золотое сияние веры.

Том Ловелл. Босоногая христианская армия под стенами осажденного Иерусалима © National Geographic Creative / Bridgeman Images

Но что же находится за стенами Святого Града? Представить себе это нам вновь помогают художники. Картина Тьеполо, созданная в 1740 году, посвящена обретению креста святой Еленой, матерью римского императора Константина, принявшего христианство.

Джованни Баттиста Тьеполо. Обретение креста святой Еленой. Ок. 1740 © Gallerie dell’Accademia, Venice, Italy / Cameraphoto Arte Venezia / Bridgeman Images

Крест, на котором был распят Спаситель, абсолютно цел. Мы стоим внизу, словно под скрывавшей его землей, и, воздев очи к небу, созерцаем хоровод облаков и ангелов в развевающихся синих и оранжевых одеждах. Это духоподъемный образ того, как христианам представлялось обретение святынь после освобождения Иерусалима крестоносцами. Тьеполо запечатлел драматическое, волнующее видение цели Крестовых походов. Смысл расширения христианских горизонтов, как и смысл археологии, заключается в поиске и извлечении на свет божий того, что долгое время было скрыто в земле.

Но как поступить с этими возвращенными святынями, с которыми связано столько чаяний и которые наконец явлены миру? Для них нужно создать достойное обрамление, которое притягивало бы взоры, как, например, эта церковь, построенная в том же городе, что и собор Парижской Богоматери, и даже превосходящая его воздушностью и ажурностью.

Сент-Шапель – сердце Парижа, бесценный бриллиант в его короне. Ее построил король-крестоносец Людовик IX для тернового венца, который возложили на голову Христа в насмешку над «царем иудейским». Венец вместе с пеленками, в которые заворачивали младенца Иисуса, и каплями молока Богородицы привезли в Париж в августе 1239 года. Святыни поместили в Сент-Шапель, и благочестивый визуальный круг замкнулся. Благая сила реликвий, подлинность которых не оставляла сомнений, вызывала к жизни поражающие взор творения человеческих рук – в данном случае громадную церковь. Визуальность рождала визуальность.