Секретные поручения - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 72

Дрын закрутил своей маленькой головкой.

— Нет, — сказал он, — я водку не люблю.

— Это не водка. Виски.

— Все равно. Вот пожрать я бы пожрал.

Лоб залез рукой в пакет. Тут фургон стал поворачивать, и он едва не слетел со скамейки. Что-то звякнуло. А Метла продолжал настойчиво тыкать бутылку в лицо Дрыну.

— Пей, говорю, — внушал он, как маленькому. — Это лекарство.

— Да перестань…

— Пей, Паша.

Голос у Метлы стал какой-то особенный: глухой, плоский. Злой. И Дрын вдруг напрягся, побледнел. Он смотрел на Метлу во все глаза, будто впервые увидел, а нижняя челюсть его медленно опускалась на грудь.

— Ты что?.. — пробормотал он неуверенно. — Я… не хочу.

— Без истерики, Паша. Так всем будет лучше. Пей.

Дрын взял бутылку дрожащей рукой.

Пригубил.

— Пей еще. До дна.

Дрын послушно выпил все до последней капли — не сводя с Метлы завороженных глаз.

Потом резко развернулся, швырнул в перегородку пустую четвертушку, закричал:

— ГОГА!! СТОЙ!!

Машина дернулась, прибавила газу. Сергей слышал, как из кабины доносятся ругательства. «Что происходит?» — хотел спросить он. Но тут Лоб достал руку из пакета, в ней оказался обрезок водопроводной трубы со следами облупившейся оранжевой краски.

Лоб быстро приподнялся, ударил Пашу по голове. ТУХ-Х.

Суконная спортивная шапочка вдавилась в затылок, влипла в продолговатое углубление. Дрын неожиданно пукнул, навалился на перегородку, стал медленно оседать на колени, обдирая ногти о доски. Шапочка потемнела, из-под нее за шиворот лилась кровь.

— С днем рождения, Паша, — сказал Метла. В руке у него блеснул «тэтэшник».

Сергей успел вскочить на ноги — но тут машину отчаянно затрясло (такое впечатление, что Гога на всей скорости влетел на проселок), и он, не удержав равновесия, упал.

Лоб и Метла навалились сверху. Труба уперлась в горло, кадык прыгнул вверх, куда-то под самый подбородок — там и застрял. Дыхание перехватило.

— У тебя есть десять секунд, Серый, — выдохнул Метла в самое лицо. — Чтобы выпить обезбаливающее. Хой сказал, вас обоих надо кончать. Обоих. Вы неудачно нарисовались в «Пилоте», Серый, поднялся большой шухер, а с вас уже портреты пишут. В полный рост.

Дуло «тэтэшника» заплясало перед глазами. Гога, видно, обеими ногами упирался в педаль газа; фургон трясся, деревянный каркас жалобно поскрипывал. Дрын, растянувшись навзничь на полу, выл на одной низкой ноте. Голова его механически дергалась из стороны в сторону.

— Я… ни при чем… — прохрипел Сергей Курлов.

— Никто не виноват, Серый. Самая обычная невезуха.

Лоб запыхтел и сильнее навалился на трубу.

— …ни при че-е-е…

— А вот Родик не хочет, чтобы тебя били трубой по голове. Он сказал Хою: Серый схоронится где-нибудь, оставим его. Я тоже за это. Только…

Только что?!

В горле яростно заклокотало. Перед глазами запрыгали черные мошки. Где-то за грудной клеткой набухал, набирал силу взрыв.

— Только ты должен кончить Дрына.

Хрящи запели под ледяным железом. «Труба. Тру-ба. Уберите трубу», — хотел сказать Сергей. Но вместо этого из горла вырвалось:

— Да. Да!!

Труба отодвинулась, и кадык вернулся на место. Тяжело дыша, Сергей сел.

«Тэтэшник» в руках Метлы вопросительно пялился на него: ну, что скажешь?

Патологоанатом будет копаться в его кишках, напевая дурацкую песенку. А еще этот идиотский обычай. Обмывание покойников. Мама, конечно, сама не рискнет — и правильно сделает; заплатит лишние полтора миллиона, и его обмоют в морге.

Какие-нибудь старые прошмандовки разденут его догола (можно себе представить, в каком виде будет белье), выплеснут на раскоряченное тело ведро марганцовки. Или разведенного стирального порошка. Потом примутся драить марлечками. Под мышками, в паху, везде. Марлечки наверняка грязные, они ими двадцать покойников успели отдраить.

Лоб осторожно протянул ему трубу. «Уазик» немного сбавил скорость, но трясло еще здорово. Сергей не хотел браться за тот конец, которым били Дрына, перехватил ниже. Дрын продолжал выть с открытыми глазами. Дрын уже ничего не соображал, точно. Кости черепа хрустели под ним, когда он перекатывал голову.

Главное, что если Сергей не прикончит его — это за него сделают Метла и Лоб.

Только вместо одного трупа будет два. Два трупа рядом. В какой-нибудь канаве под холодным дождем. Неделю, не меньше, а то и две — лежать рядом с разлагающимся Дрыном. И разлагаться самому. Вздуваться.

Нет, главное вот что: он не напишет тогда книгу. Книгуразоблачение. Некому будет сказать всю правду об этом. Нет, это все херня, отговорки… Он не хочет умирать! Жить! Жить любой ценой!

— Не тяни, — покачал головой Метла.

Где они сейчас едут, интересно? Гравийка на окраине, проселок. Мокрые «скворечники» дачных домиков вдали, кучки пожухлых, так и не сожженных листьев.

Чистый свежий воздух, восхитительный дух мокрой земли и прелых листьев. Запахи жизни.

Сергей сделал шаг, склонился над Дрыном. Дрын, открыв рот, низко гудел:

Ммммммммм… У Дрына сегодня день рождения. Как удачно. Был бы это обычный день, ему, наверное, не дали бы выпить «обезбаливающего» перед смертью.

— Дай пистолет, — сказал Сергей, не оборачиваясь.

— Обойдешься, — равнодушно ответил Метла. Курлов понял, что сморозил глупость: если у него окажется пистолет, то неизвестно, как повернется дело. А сейчас все известно. Только…

Сергей не знал, куда бьют в таких случаях. Он неуклюже примеривался, но Лоб помог — сказал:

— Бей в лоб, дурило. Чего думать?

Если бы все это происходило в другом климатическом поясе — тогда другое дело.

Сергей послал бы их подальше. В песках, например, тело может лежать годами и все равно не завоняется. Он бы просто усох, и все. Мумифицировался. И родственникам тогда не пришлось бы блевать на похоронах. А это очень важно — чтобы родственники не блевали на похоронах…

Сергей зажмурился и ударил.

Попал в лицо, в самую середину. Курносый нос Дрына пропал в глубокой красной траншее, потерялся. Гудение прекратилось.

Метла недовольно сказал:

— Ты ж смотри, дурак, куда бьешь.

— Ладно, — сказал Сергей. Сознание не работало. Только рефлексы. И главным сейчас являлся врожденный рефлекс выживания.

— Я из «Визиря» звоню, — прохрипела трубка голосом Паршнова. — Есипенко до сих пор нет на работе.

Денис прижал трубку плечом и вкрутил сигарету в мундштук. Редкое дело проходит гладко и без неприятных сюрпризов. Несмотря на небольшой опыт, он уже уяснил эту закономерность.

— Так что делать? — допытывался Паршнов.

— Узнай, когда у них начинается рабочий день, — сказал Денис.

— Грузчики приходят в семь, сейчас у них уже обед начинается.

Денис посмотрел на часы: без четверти двенадцать.

— Домой звонил?

— Звонил, — хрипнула трубка. — Никого.

За неполные полгода, проведенные в горпрокуратуре, Денис выучился нескольким мастерским ругательствам. Учителями были Кравченко и Снетко, в чьих устах обычный мат звучал, как скрипка Гварнери. Сейчас Денис вспомнил один анатомический этюд и громко произнес его вслух.

— Не понял, — сказал Паршнов.

— Будь там, мы приедем — разберемся, — сказал Денис. — И проследи, чтобы главный начальник — как он там у них называется… был на месте.

Денис убрал бумаги в сейф, накинул плащ, сосчитал сигареты в пачке. Мало. Надо будет купить по дороге.

Вот незадача… После проведенной Курбатовым проверки дела прокурор дал санкцию на арест Есипенко. Но кого теперь арестовывать? Куда же делся этот Дрын? Причем пропал он не вчера и не позавчера, а именно сегодня! Тоже совпадение? А если окажется, что он убит?!

У Дениса похолодела спина. Да нет, ерунда… Только в примитивных детективах главным мафиози оказывается прокурор… Да Степанцов и не похож на мафиози! К тому же его сомнения вполне обоснованны: когда в деле замешана родственница губернатора, любой постарается перестраховаться. Обычный чиновник, дрожащий за свою задницу и свое кресло.