Четвертый с Фринагара. Ад во мне. Дело вкуса. Пропавший Ромни. Охота за сокровищем. - Пратер Ричард Скотт. Страница 37

Акцент его был настолько специфичным, что Джо невольно улыбнулся и подумал: «Оксфорд».

— А что в этом несессере? — Таможенник указал пальцем на круглую черную коробку, которую господин в очках заботливо держал под мышкой.

— В нем череп, — спокойно ответил тот.

— Боже мой, — пробормотал стоящий за спиной Алекса мистер Нокс. — И только-то? А говорит так, будто везет новую шляпку жене!

— Значит, череп? — Таможенник кивнул, как будто ему каждый день приходилось отыскивать черепа в багаже пассажиров. — Я хотел бы на него взглянуть. Будьте добры, откройте коробку.

— Прошу вас. — Господин в очках осторожно поставил несессер на стол и щелкнул замком. Взглядам присутствующих открылась белоснежная вата. Хозяин несессера раздвинул ее, и стоящий рядом Джо увидел грязно-серую массу, напоминающую кусок окаменевшей глины.

Таможенник протянул руку, видимо, желая убрать вату, закрывавшую таинственный предмет, но господин в очках быстро прикрыл коробку ладонью.

— Прошу вас не трогать! — воскликнул он предостерегающе.

Таможенник отдернул руку и недовольно нахмурился. К нему подошел один из его коллег.

— Это самый ценный череп в мире, — спокойно произнес господин в очках, продолжая прикрывать ладонью коробку. — Малейшее неосторожное движение — и может произойти непоправимое.

— Самый ценный? — Второй таможенник тоже нагнулся, и оба принялись рассматривать содержимое несессера, неуверенно поглядывая на его владельца. — А кто это? Наполеон? — В голосе таможенника слышалась насмешка. — К тому же, независимо от того, что это за череп, вывоз человеческих останков без разрешения санитарных властей запрещен.

— Это не Наполеон. — Владелец черепа не терял спокойствия. Голос его был по-прежнему тихим, любезным, полным добродушной иронии, будто он разговаривал с ребенком. — Череп Наполеона не может интересовать никого, кроме эксцентричных коллекционеров. К тому же, как вам известно, он находится вместе со всеми останками Наполеона в Соборе Инвалидов в Париже. Верхняя часть черепа и часть челюсти, которые вы видите здесь, несравненно более важны для истории. Мое утверждение может показаться неправдоподобным, но этот череп некоторым образом значительно ценнее, чем самые крупные алмазы с ваших копей.

Оба таможенника выпрямились, неуверенно глядя на коробку. Но в голосе того, кто задал вопрос, уже не было насмешки.

— Так что же… кто же это, сэр?

— АУСТРАЛОПИТЕКУС АФРИКАНУС. Его откопали близ города в Трансваале, в вашей стране, которая уже несколько десятков лет дарит миру останки самого древнего нашего предка.

— У вас есть разрешение на его вывоз?

— Конечно. Не думаете же вы, что я занимаюсь нелегальным вывозом антропологических сокровищ из вашей страны? Я прилетел сюда специально за этим черепом и не имею других дел в Южноафриканской Республике.

Из внутреннего кармана пиджака он вынул черный бумажник, перетянутый толстой резинкой, снял ее, положил на стол. Некоторое время его смуглые пальцы рылись в бумажнике. Наконец, он вынул маленький конверт, а из него сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, он подал лист таможеннику. Тот быстро прочитал и, возвращая бумагу, сказал:

— Прошу извинения, господин профессор. Наша настойчивость могла показаться вам излишней, но среди нас нет экспертов по археологии. А желание не допустить вывоза различных археологических находок за рубеж вполне естественно. Ведь мы прежде всего сохраняем их для науки, не так ли?

— Ничуть не сомневаюсь в этом! — Господин в очках слегка улыбнулся. — Если бы вы знали, как много бесценных находок попадает в руки так называемых коллекционеров-любителей, чтобы на долгие годы исчезнуть из поля зрения ученых, вы были бы еще внимательнее при своих досмотрах. Я могу считать формальности законченными?

— Разумеется, господин профессор. У нас нет к вам никаких претензий. Счастливого пути.

Профессор не торопясь положил документ в бумажник, вновь затянул его резинкой и принялся с величайшей осторожностью запаковывать свой драгоценный груз.

— Вы видели когда-нибудь большую мерзость, чем это его сокровище? — шепотом спросил мистер Нокс, наклоняясь к уху Алекса. Но профессор, который уже закрыл несессер и собирался идти, видимо, услышал его шепот. Он повернулся к нему и, глядя огромными, увеличенными стеклами очков глазами, сказал:

— «Мерзость» — довольно рискованное название, если учесть, что этот череп мог принадлежать непосредственно вашему предку. Что вам известно об этом, если любой европеец в девяноста случаях из ста не знает имени и происхождения своих предков, живших всего полтора столетия назад? А этот человек, если, конечно, он уже был человеком, что еще не совсем доказано, жил около полумиллиона лет назад. Поэтому ваш нелестный эпитет может быть обращен к вашему непосредственному предку или, иными словами, к вам самому. — Он вежливо улыбнулся и пошел, бережно прижимая к себе свой несессер.

Мистер Нокс вспыхнул и шагнул было вперед, но тут же вспомнил о своем багаже, стоящем на столе, и остановился, воскликнув:

— Какая наглость! — Он смотрел вслед профессору, пока за тем не захлопнулись двери. На лице его боролись гнев, презрение и невольное уважение. — Мой непосредственный предок! Скорее его собственный! Даже похож на него! И это профессор? Подумать только, такие люди разъезжают по свету на деньги налогоплательщиков и притворяются, что любой выкопанный из земли мосол ценнее тонны алмазов! Кабы они вместо этого каждое воскресенье читали Библию, то знали бы, откуда взялся человек на земле и как Господь Бог его сотворил. Тогда не нужно было бы искать, кто с кем и почему жил полмиллиона лет назад! Завтра очередной шарлатан выступит в газете с сообщением, что нашел ребро Адама или палку Каина и тогда…

Стоящий напротив него таможенник улыбнулся.

— Добрый вечер, мистер Нокс! Вероятно, многие думают так же, как и вы, но этот англичанин имеет разрешение на вывоз черепа, а остальное — его личное дело, не правда ли? С вами же мы виделись совсем недавно. Не успели приехать и снова уезжаете?

— Да. — Нокс кивнул. Он уже успокоился. — Как всегда. Что делать? Одни живут тем, что неустанно укладывают свои чемоданы, а другие тем, что заглядывают в них и перетряхивают содержимое.

— Вот именно, — вздохнул таможенник. — Вероятно, те, первые, больше наслаждаются жизнью, ибо что может быть приятнее дальнего путешествия? Но дело прежде всего. Будьте добры открыть свой чемодан.

— Ох, разумеется. — Мистер Нокс пожал плечами и, открыв замки, откинул крышку чемодана. — Нельзя ли хоть раз обойтись без этого? Вы, как и я, знаете, что ничего не найдете здесь. Видимо, многим честным гражданам нашей страны еще долго придется ждать того времени, когда их перестанут считать потенциальными преступниками!

— Ни один гражданин нашей страны никогда не считался нами преступником, — спокойно ответил таможенник, осматривая внутренность чемодана. — А если вы имеете в виду дополнительные формальности, которые обязаны выполнять, выезжая за границу, то я хотел бы напомнить, что они введены нами после того, как вы несколько месяцев тому…

— Ах, знаю, знаю! — махнул рукой Нокс. — Тогда у меня нашли несколько мелких, почти ничего не стоящих камешков, служивших уже довольно продолжительное время моим талисманом. Вы расценили это как попытку контрабанды. Да и что еще могло прийти вам в голову! Ведь вы же сами признались, что небольшая стоимость камней исключала возможность преступления!

Таможенник поднял голову и посмотрел на мистера Нокса, но рука его продолжала перебирать содержимое чемодана.

— Я отлично помню это, сэр. И, если не ошибаюсь, мы даже не конфисковали их у вас, а лишь задержали на время и вернули, как только вы приехали из-за границы. Этот факт мы вовсе не посчитали попыткой контрабанды. Ведь такой человек, как вы, специалист по драгоценным камням, не мог пытаться провезти камни стоимостью всего сто или двести долларов с целью погреть руки. Однако, вы нарушили букву закона и потому… — он развел руками, — ваша любовь к талисманам такого рода вызывает необходимость подвергать вас дополнительному контролю. Скажите, что вы везете в этих пакетиках и в этом портфеле?